Авербах, валерия львовна. Лера Ауэрбах – незамеченное сокровище России

Авербах Лера

Композитор, исполнитель, прозаик, поэт, художник

Лера (Валерия Львовна Авербах) известна в Челябинске с детских лет. Она родилась в Челябинске. Ее дед был поэтом. Отец - инженер, профессор ЮРГУ. Мама - преподаватель музыки.

В четыре года Лера начала учиться музыке, в восемь лет уже выступала с оркестром, в 12 написала детскую оперу - сказку «Подарок от Снегурочки», которая была поставлена в Челябинске. Ко времени окончания музыкального училища и средней школы у Леры было много своих музыкальных сочинений.

В 1991 году Леру пригласили для участия в концертах в США. Там ей предложили учебу в Нью-Йоркской консерватории. Это было трудное для Леры решение - в 17 лет остаться в Америке без родных, без знания языка... Из вещей - один рюкзачок. Она решила в пользу учебы в Америке. Помогли добрые люди и характер. За два месяца освоила язык. Научилась зарабатывать себе на жизнь.

С тех пор Лера живет в Америке. Позади знаменитая Джульярдская консерватория, аспирантура в Германии. У Леры больше 60 - ти музыкальных произведений для оркестра, вокальные и камерные опусы, балет и опера. Ее музыку исполняют известные музыканты. Лера Авербах дает концерты во многих странах мира, в лучших концертных залах (Карнеги- холл, Линкольн - центр в Нью-Йорке, Большой зал Консерватории в Москве...) Лера - лауреат многих международных музыкальных конкурсов и фестивалей. В конце 90 - х годов дважды получала премию Сороса. Была в списке Нобелевских номинантов. В 2005 году она получила одну из самых престижных для композиторов наград - Премию П. Хиндемита.

В 2001 году Лера Авербах была принята в Союз композиторов России.

Но Лера талантлива и как поэт и писатель. Писать стихи и прозу Лера начала в 12 лет. Музыка и поэзия для Леры неразделимы: «...Я музыку души пытаюсь облечь в слова и предложенья...»

Первый сборник ее стихов «Опрокинутый мир» вышел в Челябинске в 1991 году. Через год выходит второй сборник «Рождение звука». Лера посвятила его своей няне Марианне - польской католичке, которая волей судьбы оказалась в Челябинске. Няня оказала большое влияние на духовный мир Леры. В сборнике «Рождение звука» кроме стихов есть рассказ -притча «Долин». Он иногда звучит по нашему радио. Поразительно, как девочка в 13 лет смогла понять душу пожилого человека!

Третья книга Леры – «Диалог со временем». Стихи написаны в основном уже в Америке.

В 1995 году в Челябинске вышел самый полный сборник Л.Авербах «Сороколуние» (составитель А. Казаков). Это своеобразное собрание сочинений Леры Авербах, куда вошли прежние ее книги и неопубликованные ранее произведения. Сборник отразил 10 лет работы Леры над словом (1984 - 1994). Эта книга удивляет богатством содержания, разножанровостью. В ней повести, рассказы, эссе, сценарии, стихи. Здесь и серьезные, философские стихи, и веселые детские песни (стихотворения из либретто к опере - сказке «Вниз по волшебной реке»). Книга сделана с любовью, в ней много фотографий Леры, рисунков.

В 1996 году международное Пушкинское общество в Америке присвоило Лере Авербах звание «Поэт года русского зарубежья».

В 1998 году в Нью -Йорке вышла книга Леры «Ступеньки в вечность» с диском и кассетой, на которых С. Юрский читает стихи Леры Авербах на фоне ее же музыки. В 2003 там же вышла ее книга стихов «Ганноверские тетради» с предисловием С. Юрского. Ее сочинения печатаются в журналах России и русскоязычных зарубежных изданиях.

Время Валерии Авербах расписано по минутам: работа, концерты. По просьбе Королевы Дании к 200 - летию со дня рождения Андерсена (2005) Авербах написала музыку к балету по сказке Андерсена «Русалочка». Самым большим событием для Валерии в последние годы считают премьеру «Русского реквиема» в Бремене. Свой реквием она посвятила жертвам репрессий, начиная с времен Ивана Грозного и до сталинских времен.

На сайте Леры Авербах слова о ней Давида Дюбаля - биографа Владимира Горовица: «Я нахожусь в постоянном состоянии изумления от ее гениальности. Эта девушка - неотъемлемая часть великих культурных традиций. Мисс Авербах является, выражаясь кратко, полиартистом, достигшим совершенства во многих жанрах. Она одна из тех, которые нужны, как никогда, нашему скептическому обществу».

Не раз с концертами Валерия Львовна приезжала в Россию, несколько раз бывала в Челябинске, проводила музыкальные и литературные благотворительные вечера. В музее челябинской школы N 121, где Лера училась, есть экспозиция, ей посвященная.

Н.А. Капитонова

Произведения Л. Авербах:

Опрокинутый мир. - Челябинск: Газета, 1991. - 80 с.

Рождение звука. - Челябинск: Рубикон, 1992. - 60 с.

Диалог со временем: Сборник стихов. - Челябинск: Форум -издат., Лад. 1993. 78с.

Сороколуние: Стихи и проза. - Челябинск: Общество любителей русской словесности, Челябинский фонд культуры, артель «Алексей Казаков со товарищи», Челябинское полиграфическое объединение «Книга», 1995. - 440 с.

Казаков А. «...Дар, как драгоценность»: Штрихи к портрету художника // Лера Авербах. Сороколуние. - Челябинск, 1995. - С.7-28.

«В колоколах судьба слышна, как в песнях Мусоргского – стужа»: Белла Дижур о Лере Авербах // Челяб. рабочий. - 1995. - 12 июля.

Симакова С. Ее духовные ценности неизменны: За многогранность таланта Лера Авербах получила грант американского правительства // Деловой Урал. - 1998. - С. 23 окт.-С.7

Старикова Л. Валерия Авербах - нобелевский номинант // Вечерний Челябинск. - 1998. - С. 30 окт.-С.1

Рождественская Н. Дом, где раскрываются сердца // Деловой Урал. - 1999. - С. №17.-С.6

Валеев А. Лера 10 лет спустя // Челяб. рабочий. - 2001.- N 103.

Валеев А. «Во мне живут ребенок и старик»: Почему Лере Авербах можно, а нам нельзя// Челяб. рабочий. - 2001. - №109.

Казаков А. Авербах Валерия Львовна // Челябинск: энциклопедия. - Челябинск, 2001. - С.12.

Капитонова Н. Авербах Лера // Литература России. Южный Урал. Хрестоматия. 5 - 9 класс. - Челябинск: «Взгляд», 2002.- С. 458 – 473.

Панфилова Л. Лера Авербах в Карнеги - холле: Уроженка Челябинска покоряет музыкальный Олимп. // Челяб. рабочий, 2002. - N 135.

Казаков А. Авербах Валерия Львовна //Челябинская область: энциклопедия. Т.1. - Челябинск, 2005. - С.26.

Кем стали чудо - дети: Челяб. вундеркиндов судьба раскидала по всему свету/ Подгот. С.Журавлева, А.Валеев, О.Горюк // Челяб. рабочий, 2006. - N 23.

Старикова Л. Лере Авербах рукоплескала королева // Южноурал. панорама, 2007. -N 230.

Пасынком там, подкидышем здесь -
Меня нигде не сочтут родною.
Видно, такой уж времени срез
Выпал мне, словно крест или метка,
Как из колоды пиковый туз.
А позади опустевшая клетка
С милым и горьким названием "Русь".

Владимир Нузов
Сергей ЮРСКИЙ Предисловие к интервью

Газетные страницы чаще всего несут нам тревогу, ужас, разоблачения, сенсации. Мы уже привыкли отыскивать подобное в печатном слове. И совсем разучились радоваться. Мне было радостно прочитать интервью, которое взяла «Вечерняя Москва» у молодой, красивой, успешной женщины, ныне живущей в Нью-Йорке, работающей в США и в Европе, и временами в России, а родившейся здесь, у нас - на Урале. Мне было радостно, потому что речь шла не о денежном измерении успеха, не о счастливом случае, не об интимной жизни. Речь шла о таланте, о содержательном творческом труде, о напряженной работе ума и сердца.

Героиню этого интервью зовут Лера. Лет десять назад в Нью-Йорке после концерта ко мне за кулисами подошла девочка - девушка (тогда ей было около 17 лет) и вручила тонкую книжечку своих стихов. Случай в моей гастрольной жизни довольно обычный. А вот стихи были необычные. Не просто хорошие - таких сейчас немало - это были стихи МУДРЫЕ и ЯСНЫЕ.

Это были стихи человека, много знающего, много думающего и пришедшего к твердым убеждениям. За десяток лет, что прошли с тех пор, я прочел несколько объемных книг стихов и прозы, написанных Лерой Ауэрбах. Я был на великолепном концерте в Московской консерватории, где она солировала, выступая вместе с гениальным Гидоном Кремером. Я видел запись исполнения ее концерта с Новосибирским симфоническим оркестром, где она была автором и исполнителем партии фортепьяно. Я восхищался ее двадцатью четырьмя сонатами для скрипки и фортепьяно - одна лучше другой! Не перестаю удивляться многообразию ее талантов - поэзия, проза, статьи, композиторское и исполнительское творчество. И при этом естественная разносторонняя жизнь в реальном современном мире. Оказывается, не все скручено суетой поп-культуры и успехом, измеряемым в денежных суммах. Бывают совершенно возрожденческие явления духа. Давайте вместе вслушаемся в слова ее ответов на вопросы интервьюера. Давайте порадуемся за нее и за себя - ее земляков.

Лера, начнем с конца. Только что в Копенгагене состоялась премьера вашего балета «Русалочка» по мотивам сказки Андерсена. Вы довольны премьерой? Или, как у Цветаевой: «Какая на сердце пустота от снятого урожая!»?

Мне о «Русалочке» сейчас сложно говорить, потому что это слишком близко, премьера только что состоялась, нет ощущения отстраненности, чтобы объективно судить о собственном сочинении. В принципе, всегда после большого напряжения наступает ощущение пустоты, о чем и говорила Марина Ивановна.
- Если бы вам заказали вещь, не очень вас трогающую, вы бы стали писать музыку? И почему вы согласились написать балет по «Русалочке»?
- Я никогда не берусь за заказы, которые меня не интересуют, - если мне что-то не близко, я этим не занимаюсь.
О «Русалочке». Это - сказка, но сказка очень страшная, трагическая и вовсе не для детей. Причем она автобиографична для Андерсена. История Русалочки - это история существа, которое не вписывается никуда - ни в людской мир, ни в морской. Ее любовь остается с ней всегда, но сама она все время меняется, трансформируется. Сказка Андерсена глубока, она затрагивает множество вопросов, именно так она замысливалась автором и так ее восприняли и я, и хореограф Джон Ноймаейер.
- Можно ли по этой сказке судить о характере датского народа?
- Когда я в первый раз попала в Копенгаген, сразу же увидела статую «Русалочки». На меня она произвела большое впечатление, потому что все открытки, иллюстрации дают о ней совершенно неадекватное представление. Фигура Русалочки небольшая, возникает ощущение ее беспредельного одиночества. И когда пишут, что Русалочка встречает корабли, это не совсем так: она смотрит и не на берег, и не в сторону приближающихся кораблей. Ее фигурка на камнях трогательна, одинока - возможно, в ней каким-то образом отражена Дания: в ее расположении на камнях и на воде. Эта меланхоличность присуща Андерсену, который, в принципе, не вписывался в свое время. Не знаю, насколько его характер соответствовал характеру датчан. В этом смысле он близок к нашему Пушкину, который тоже не вписывался в свое время. Но так или иначе, Русалочка стала поэтическим символом страны и, очевидно, дорога, датчанам.
- Вы сказали, Лера, что никогда не взялись бы за работу, которая вас не трогает. Но вспомним великих художников, музыкантов, которые именно заказные работы делали шедеврами, прославившими их на века. Как разрешить этот парадокс?
- Мне кажется, в этом нет парадокса. Заказчик определяет лишь внешние параметры. Если мы говорим о музыке, то это - инструментовка и какие-то временные ограничения. А внутреннее наполнение, язык зависят только от композитора.
- Что дала вам ваша малая Родина? Кто были ваши первые учителя в музыке?
- Возможно, потому, что Челябинск так или иначе является городом, скорее, провинциальным, промышленным, в нем отсутствовала пространственная перспектива, то есть, живя там, я четко осознавала, что в этом городе у меня нет будущего. Благодаря этому перспектива внутренняя и перспектива временная предельно расширялись, искусство становилось определенным прорывом в нереальность, прорывом за пределы физических границ. Именно это стремление к внутреннему прорыву и ко временной перспективе и случилось благодаря детству в Челябинске и той атмосфере, в которой я росла.
Главным моим учителем музыки была мама. Ее влияние на меня было решающим. Кроме того, в то время, когда я росла в Челябинске, там оказалось несколько человек, у которых я многому научилась. Например, с педагогом по фортепиано Борисом Михайловичем Берецким, директором Челябинского музыкального училища, я занималась с 12 лет. Это был выдающийся музыкант и философ в музыке.
- Если бы не эмиграция родителей, вы бы поехали, наверное, учиться в Москву, в ЦМШ?
- Родители приехали в эмиграцию через 10 лет после меня, в 2001 году!
- То есть «паровозом» были вы? Расскажите об этом, пожалуйста, подробнее.
- Я не уезжала в Америку в эмиграцию, я ехала сюда на десятидневные гастроли. Никаких планов на то, что я останусь, не было ни у меня, ни у моих родителей. Все было спонтанно, незапрограммированно. Дело было летом, Джульярдская школа была закрыта, тогда я решила поиграть в Манхэттен скул оф мьюзик. Меня прослушали и тут же приняли в нее вне конкурса, то есть все традиционные вступительные экзамены я пропустила. Мне к тому времени исполнилось 17 лет.
- К какому своему дару, Лера, необходимо относиться внимательнее, бережнее, что ли, - композиторскому или пианистическому? Как эти ваши ипостаси соотносятся между собой: дополняют друг друга или, возможно, соперничают друг с другом?
- Оба эти начала и дополняют друг друга, и соперничают между собой. Соперничают - из-за времени, это понятно. Вот как они соотносятся друг с другом, - сложный вопрос, потому что он затрагивает скорее проблему приоритета, изначальной важности.
Что я имею в виду? Композиторство - творчество более чистого, что ли, вида, а исполнительство - сотворчество, интерпретация; недаром, скажем, в английском языке слово interpreter означает переводчик.

Творчество композитора - это то, что может остаться навсегда, а исполнительское творчество, даже если речь идет о великих мастерах, подвержено коррозии времени, поскольку со временем меняется вкус и так далее. Остаются только премьеры новых сочинений: за Рихтером навсегда останутся премьеры Прокофьева, благодаря Гидону Кремеру возникло много новых концертов для скрипки и вообще изменился скрипичный репертуар конца ХХ века. Но, повторяю, в смысле творчества работа композитора - более чистая его форма.

Ну хорошо, Лера. Поверим теперь гармонию арифметикой. Вы пишете музыку с четырех лет. Сколько сочинений написано вами? Какой форме вы отдаете предпочтение?
- Балет «Русалочка» был 80-м опусом. А предпочтения какой-либо форме у меня нет.
- Лера, каковы тенденции в современной серьезной музыке? Оказывают ли на нее влияние русские композиторы-авангардисты: Шнитке, Губайдулина, Каретников? Или они уже устарели? А, допустим, самые влиятельные из русских - Шостакович и Щедрин?
- Мне кажется, сегодня несколько устарело само понятие авангардизма. Скажем, во второй половине ХХ века, особенно в 70-е годы, имело место колоссальное стремление к новизне, к созданию такого, что никто до этого никогда не придумал, и к шокированию публики, что, как правило, не имеет отношения к настоящему качеству музыки. Само это стремление сейчас, мне кажется, неактуально. Возможно, эту стадию - шокирования и прочего - надо было пройти, это - виток спирали. Бродский, кстати, говорил, что язык диктует новое стихотворение. То же самое - и в музыке. Выдающиеся произведения тех же Шнитке, Шостаковича, безусловно, влияют на то, что последует за ними.
- Назовите, пожалуйста, несколько именитых современных западных композиторов. Они знают композитора Ауэрбах?
- Ваш вопрос немножко напоминает мне некоторые офисы, где висят фотографии владельца офиса с Клинтоном, Шварценеггером, с другими знаменитостями. И мне всегда, когда я вижу такие «стены почета», становится немножко неловко за этого человека. Поэтому давайте пропустим этот вопрос.
- Уговорили... Ваша музыка, наряду с музыкой Шостаковича и Шнитке, звучит в спектакле Сергея Юрского о Сталине. Как вы относитесь к первому и ко второму?
- Об этом я узнала из вашего вопроса. Спектакля, который идет в Москве, не видела, поэтому ответить на вопрос не могу.
- Тогда спрошу вас просто: как вы относитесь к Юрскому и как - к товарищу Сталину?
- Юрский - выдающийся актер и личность, к нему я испытываю чисто человеческую благодарность: в течение многих лет он читает мои стихи, включает их в свои спектакли, записал диск с моими стихами. Юрский - важная литературная ниточка, которая связывает меня сегодня с Россией.
Вопрос о Сталине большой, и стоит ли эту фигуру впихивать в интервью о музыке? Но, безусловно, эта фигура бросила громадную тень на весь ХХ век, на искусство ХХ века, на тех же Шнитке и Шостаковича, а через них - и на современную музыку. Мою семью сталинизм тоже затронул: мой дедушка был репрессирован, и сообщение о рождении сына, то есть моего папы, пришло к нему в тюрьму. И дедушка в тюрьме начал писать стихи сыну, которого он не видел и мог никогда не увидеть. Все это, безусловно, отразилось на жизни моих родителей, на мне, поскольку я всегда с любовью и болезненно отношусь к поколению моих родителей.
- Женя Кисин считает себя романтиком. А вы?
- Женя, конечно, больше чем романтик. Из того, что он играет, мне ближе всего Прокофьев. Вообще, всегда опасно самому себе ставить какие-то рамки - хватает других, чтобы как-то тебя «заклеймить». Мы дружим с Женей больше 10 лет, он один из первых читателей моих стихов и прозы.
- Лера, во время отдыха вы слушаете музыку, читаете стихи или прозу?
- Не знаю, насколько все перечисленные вами занятия являются отдыхом, поскольку это - активный процесс, необходимый для собственного развития.
- Ваши предпочтения в литературе?
- Они со временем меняются, однако остаются ориентиры, которые так или иначе проходят через твою жизнь. Для меня это - латиноамериканцы: Маркес, Борхес, немецкие писатели: Томас Манн, Гессе. Из поэтов - Бродский, Цветаева, Мандельштам.
- А свои стихи вы не пробовали положить на музыку?
- Нет, никогда не пробовала. Дело в том, что в стихах, которые можно положить на музыку, есть определенное пространство, которое эта музыка заполняет и раскрывает. В свои стихи, в слово я вкладываю так много, что места для музыки там просто нет.
- Я знаю много вариантов музыки к пастернаковской «Зимней ночи». И любая музыка этими великими стихами отторгается. Вы это имеете в виду, Лера?
- Возможно, это ощущение смыслового притяжения и того, как слеплен стих. Скажем, в стихах Гарсиа Лорки существует колоссальное пространство для музыки. Это не говорит о качестве стиха, то есть о какой-то его «пустотелости». Это говорит скорее о том, как слеплен стих, какова напряженность каждого слова. И музыка, заполняющая пространство стихов Лорки, может их видоизменить, придать им иную тональность, окраску.
У Пастернака, в том стихотворении, о котором вы сказали, каждое слово обладает огромной концентрацией, степенью притяженности к другому, музыка может только ослабить внутреннее напряжение текста.
Большинство стихотворений Бродского невозможно положить на музыку.
- Вам близки имена Высоцкого, Окуджавы, Галича, Визбора?
- В свое время, когда я жила в России, мне Высоцкий очень нравился: его язык, накал его страсти, манера исполнения. Имена же Окуджавы, Галича, Визбора близки мне исключительно как ностальгическая связь с поколением моих родителей. Для них эти имена значили очень много; если говорить слишком драматически, - они помогали им выжить. Если же отставить в сторону ностальгическую струнку, то мне эти авторы не близки: это не очень хорошие стихи и музыка. Но бардовский стиль я не очень хорошо знаю, поскольку мне он не близок. Так что не мне о нем судить.
- Кто-нибудь из маститых поэтов знаком с вашим творчеством?
- Единственный маститый поэт, который был знаком с моим творчеством, - Иосиф Бродский.
- Вопрос, который вы бы сами себе задали, Лера?
- Как правило, я задаю себе вопросы, на которые не знаю ответа.
- Вы любите давать интервью?
- Интервью в наше время - в чем-то явление уникальное. Это - как исповедь наоборот: человек, с которым ты незнаком, может задать любой вопрос. И напечатано это может быть в контексте или вне контекста. Чаще всего это бывает вне контекста. Поэтому со мной не так легко договориться об интервью.
- Мы говорим с вами в знаменательный день - 9 мая 2005 года. Не думали ли вы написать музыку на эту великую тему?
- У меня есть несколько произведений, которые так или иначе эту тему затрагивают. Мой самый первый фортепианный концерт, например, посвящен павшим на войне, а сборник моих стихотворений «Ганноверские тетради» почти полностью посвящен теме войны.

Я жизнь листаю словно книгу,
И удивляюсь невпопад
Любому прожитому мигу
Тому, что шепчет старый сад,
Домам, горбатым и глазастым,
И небу, светлому до слез;
Цветам осенним блекло-красным
Листве застенчивых берез...
Я удивляюсь беспричинно -
Мне все впервые на земле,
Влюбленность, дремлющие вина,
Стихи, пришедшие во сне;
И облака, как в белой вате,
И выпавший внезапно снег...
Я словно первооткрыватель,
Иль самый первый человек

Сочинения Леры насчитывают уже пять томов прозы и поэзии. Последнюю даже начали изучать в школах и университетах России в рамках обязательной программы по современной литературе. Не зря же Международное Пушкинское общество назвало ее Поэтом года Русского зарубежья. Однако почивать на лаврах Ауербах, судя по всему, не намерена. Теперь она пробует собственные силы в качестве драматурга. Недавно Лера закончила работу над своей первой пьесой.

Владимир Нузов
Сергей ЮРСКИЙ Предисловие к интервью

Творческий облик Леры (Валерии) Ауэрбах исключительно многогранен – композитор, поэтесса, пианистка, художница. Можно сказать, что такая судьба была предначертана ей при рождении. Она появилась на свет в Челябинске, в семье преподавателя Южно-Уральского государственного университета, отец и предки по его линии были литераторами, а по линии матери – музыкантами. Именно мать стала для Леры первой учительницей музыки. Обучалась девочка настолько успешно, что в шестилетнем возрасте Лера впервые выступила публично, а в двенадцать лет создала свою первую оперу под заглавием «Подарок от Снегурочки».

В дальнейшем карьера Леры развивается стремительно: концерты, восторги публики, победы на конкурсах… Но вот ей семнадцать лет, она уже не вундеркинд, а почти взрослый человек, которому нужно задумываться о будущем. В России начала 1990-х гг. будущее музыканта, работающего в области академической музыки, представлялось безрадостным – в особенности в ее родном Челябинске. И вот во время гастролей в США девушка принимает решение не возвращаться на родину.

Покинув Россию, Лера Ауэрбах никогда не создавала себе имидж «жертвы режима», не поливала грязью родную страну – эмигрировала она исключительно ради возможности учиться и развиваться. Но, приняв такое решение, девушка оказалась в непростом положении: английским языком она почти не владела, денег у нее не было, родственников в США – тоже, а учебные заведения были закрыты на время каникул. Но Лере повезло: в Манхэттенской музыкальной школе, куда она отправилась наугад, оказались на месте несколько преподавателей. После импровизированного прослушивания ее приняли без обычных вступительных экзаменов.

Начав обучение в Манхэттенской школе, Лера продолжила его в Джульярдской, училась она и в Ганновере. Одновременно она продолжает и литературную деятельность, которую начала в четырнадцатилетнем возрасте. Стихи ее, написанные на русском языке, публикуются российских журналах и в русскоязычных изданиях за границей. В 1996 г. Лера удостаивается почетного звания «Поэт года русского зарубежья».

В 2002 г. она выступает в Карнеги-холле, представ одновременно в двух ипостасях – композиторской и пианистической: с оркестром «Кремерата Балтика» и скрипачом Гидоном Крамером представляет она свою Сюиту для скрипки и фортепиано с оркестром. С тех пор пианистка гастролировала во многих странах. Основу ее репертуара составляют творения русских композиторов XIX столетия и немецких композиторов-романтиков.

В своем композиторском творчестве Лера Ауэрбах никогда не стремится к «новизне ради новизны», полагая, что времена авангарда в музыке прошли, если понимать под словом «авангард» стремление удивить публику во что бы то ни стало. Своими «учителями» среди композиторов она считает и Альфреда Шнитке, опираясь на их традиции.

В качестве композитора Лера Ауэрбах сотрудничала с Дрезденской Штаатс-капеллой, бразильским оркестром Сан-Пауло. Исполнялись ее произведения на фестивалях в Мальборо, Трондхейме, Вербье и иных фестивалях. Оперы композитора ставятся в Гамбурге, Вене, Торонто, Пекине, Токио, Берлине, Сан-Франциско. Предметом сожалений является для композитора тот факт, что ее творчество мало знакомо публике на родине. Между тем, Россия композитору далеко не безразлична. Об этом говорят такие произведения, как опера «Гоголь» или «Русский реквием». Эта полуторачасовая оратория для смешанного хора, хора мальчиков, оркестра, органа и солистов посвящена жертвам сталинских репрессий (те страшные события отечественной истории затронули и семью Ауэрбахов – дед Леры по отцовской линии был репрессирован). В этом произведении использованы тексты православных молитв и стихи многих русских поэтов – от Державина и Пушкина до Мандельштама и Пастернака.

Впрочем, в творчестве Леры Аэурбах находят отражение не только трагедии родной страны. Ее произведение «Мечты и шепот Посейдона» посвящено жертвам кораблекрушений, а соната для скрипки «11 сентября» стала откликом на террористический акт в Нью-Йорке. Ее творчеству присуща философская углубленность. Например, в глубоко трагедийном произведении под названием «Плач Иова», созданном специально для скрипача Дмитрия Ситковецкого, композитор размышляет о природе зла, существующего в мире без всяких предпосылок.

Лера Ауэрбах предпочитает крупные формы – оратории, оперы, создает она и балетную музыку. В частности, композитор сотрудничает с балетмейстером . Первым результатом их совместного творчества стал балет «Прелюд CV», а к юбилею Ганса Христиана Андерсена композитор и балетмейстер создали балет «Русалочка». В этой сказке Лера Ауэрбах видит трагедию человека, принципиально не способного вписаться в какое бы то ни было окружение – по мнению композитора, таким был и сам Андерсен.

Лера Ауэрбах не оставляет и литературной деятельности. Она является автором нескольких поэтических сборников и двух романов – «Скрипка дьявола» и «Зеркало».

Музыкальные Сезоны

Лера Ауэрбах – всемирно известный русский композитор, автор балетов «Русалочка» и «Татьяна», пианист, поэт и художник, о судьбоносном переезде из Челябинска в Нью-Йорк, о мечте поработать с Геннадием Рождественским и о том, что музыкой и поэзией должны заниматься только безумцы.

─ В Гамбургском оперном театре прошли «Прелюдии CV». Это ваш первый балет с именитым Джоном Ноймаером. Как вы с ним познакомились?

─ Да, он впервые был поставлен в 2003 году. Без этого балета не было бы ни «Русалочки», ни «Татьяны». В прошлом году у Джона был юбилей, а также 40-летие его работы с Гамбургским балетом, и он включил «Прелюдии CV» в десяток наиболее важных для его творчества произведений.

Мы с Джоном знакомы уже давно. Он когда-то услышал мои «прелюдии» и решил, что должен создать балет на эту музыку. Это был 2002 год.

Помнится, в детстве я читала биографии Равеля, Стравинского, Прокофьева – и мне хотелось узнать: а вот в наше время бывает так, чтобы композитор и хореограф совместно создавали большие новые произведения? Как это все вообще происходит?

И вдруг раздается телефонный звонок – Джон Ноймайер – живая легенда! И он спрашивает меня, а не буду ли я возражать, если он создаст балет на мою музыку? Джон также попросил, чтобы я участвовала в этом балете как пианистка. И вот уже с 2003 года я приезжаю на каждое исполнение. Ну а после «Прелюдий CV» последовала и «Русалочка».

─ Балет «Русалочка» стала для вас дебютом на московской сцене? Какие вы при этом испытывали чувства? Были ли у вас какие-то страхи?

─ Это не было моим дебютом в Москве. До премьеры «Русалочки» я выступала и с Гидоном Кремером в Большом зале Московской консерватории, и с Российским национальным оркестром, и на фестивале «Московской осени». Безусловно, «Русалочка» была самой значительной премьерой моей музыки в Москве – во всяком случае, до премьер оперы «Слепые» и балета «Татьяна», – но к тому времени «Русалочка» уже выдержала много испытаний и с успехом шла в оперных театрах Дании, Германии, США, Китая и Японии.

Последний раз, когда мы подсчитывали, было более 250 исполнений в разных странах. Балет получил много международных премий, поэтому каких-то особых страхов и волнений по поводу московской премьеры у меня не было. Просто для меня было важно, что моя музыка возвращается на Родину и хорошо принята. И я была рада, что этот балет получил две «Золотые маски» в Москве.

─ Еще один ваш балет «Татьяна». Он получился очень глубоким и трагичным. Как вы познакомились с Татьяной – Дианой Вишневой? Насколько известно, вы специально для нее писали партию Татьяны, и в одном из своих интервью она говорила, что это невероятно сложная музыка.

─ С Дианой мы дружим уже много лет. С самого начала работы с Джоном Ноймайером я попросила, чтобы русскую премьеру «Татьяны» танцевала именно Диана, т.к. я изначально почувствовала, что эта роль будет ей близка. Диана – великая балерина прежде всего потому, что она никогда не останавливается в творческом поиске, ей интересен не только классический репертуар, но и современный.

Она тонко чувствует связь времен и умеет это отражать. Музыка же «Татьяны» сложна в том смысле, что требует от всех исполнителей предельной эмоциональной отдачи, психологического наполнения каждой ноты, каждого жеста. Здесь нет ничего случайного. Это как балансировать на грани жизни и смерти – предельная самоотдача.

─ Вы посещаете все мировые премьеры ваших произведений?

─ По мере возможности стараюсь, но, к сожалению, это не всегда получается.

─ Вы сотрудничаете со многими зарубежными музыкантами, а с кем из России вам доводилось работать?

─ Мне посчастливилось работать со многими музыкантами из бывшего Советского Союза. Я написала много произведений для Гидона Кремера. В этом сезоне Владимир Спиваков исполнил российскую премьеру моего оркестрового сочинения «Вечный день».

Когда я была композитором-резидентом легендарной Штаатскапеллы Дрездена, моим «Реквием – Ода миру» дирижировал Владимир Юровский; премьерой симфонической поэмы «Икарус» на фестивале в Вербье дирижировал Неэме Ярви, премьерой «Русского реквиема» в Испании – Тыну Кальюсте, а оперой «Гоголь» в Вене дирижировал Владимир Федосеев.

Я дружу и выступаю с такими музыкантами, как Вадим Глузман, Филип Квинт, Дмитрий Ситковецкий, Нарек Ахназарян, Зоряна Кушплер и многими другими. Я счастливый человек, так как мне довелось работать с выдающимися музыкантами, театрами и оркестрами мира.

─ Вы также принимали участие в Транссибирском фестивале искусств Вадима Репина…

─ Да, в этом году на фестивале состоялась премьера моего самого последнего сочинения – De Profundis – концерта № 3 для скрипки с оркестром. А вообще, впервые Репина я увидела еще в детстве, в Челябинске, но мы тогда не познакомились. Мне было лет 8, а ему 11 или 12.

Я помню тот концерт: приезжал профессор Брон со своим классом. Я тогда запомнила Вадика… и совершенно определенно себе представила, что когда-нибудь настанет время и я для него напишу концерт скрипки с оркестром. С тех пор прошло много лет. И вот однажды, получилось так, что мы оба выступали на фестивале Вербье, в Швейцарии. Оказалось, что Вадим прекрасно знает мою музыку и уже давно мечтал, чтобы я написала для него концерт.

─ А с кем из наших музыкантов вам еще не доводилось, но очень бы хотелось поработать?

─ С Геннадием Рождественским. Мечтаю, чтобы под его дирижерством прошел мой «Гоголь».

─ Вы упомянули о своем детстве в Челябинске. Как вам удалось переехать в Нью-Йорк?

─ Это было лето 1991 года. Меня сначала пригласили на гастроли в США, а затем мне предложили поступить в одну из консерваторий Нью-Йорка. Это произошло совершенно спонтанно. Мне было 17 лет. Я уезжала всего на 10 дней, у меня с собой и багажа-то не было. В моей сумке лежало платье, концертные туфли, флейта и ноты. Ни денег, ни знакомых, ни родственников, ни английского. Но был безумный интерес – как это: жить и учиться в Нью-Йорке?

─ Нью-Йорк не разочаровал?

─ Нет. Нью-Йорк – это город-зеркало, он все отражает: и страхи, и неуверенность, и амбиции. Он может отразить разные стороны человека, даже те, которые тот не хочет показывать. Ко мне он повернулся, очевидно, своей доброй стороной.

Конечно, было не так уж легко. Я ведь не из Москвы или Ленинграда, а из закрытого Челябинска. Тогда вообще было мало реальной информации об Америке, Западе. В Союзе тогда были тяжелые времена, продовольствие выдавали по талонам. Прилететь из Челябинска в Нью-Йорк – это как оказаться на другой планете. Но с другой стороны, 17 лет – хороший возраст для перемен.

Это сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, в какой неоднозначной ситуации я тогда оказалась. Все ведь могло сложиться совершенно по-другому. А тогда страха не было, я просто жила каждым днем.

─ После окончания обучения вы реализовывали свои творческие проекты во многих странах и достаточно часто работали в Германии. Доводилось ли вам общаться там с Родионом Щедриным и ныне покойной Майей Плисецкой?

─ Мы встречались в течение нескольких лет на фестивале в Вербье, куда я приезжаю с концертами почти каждое лето. Майя Михайловна всегда приходила на мои концерты, с ней было удивительно легко общаться. Ее интересовало все новое, что создается в балете.

Союз Щедрина и Плисецкой уникален и даже в чем-то символичен, ведь создать нечто значительное в сфере балета можно лишь тогда, когда музыка и танец являются равноправными партнерами. Для Майи было важно, что я работаю со многими хореографами и пишу музыку для театра. Ее всегда волновало будущее балета. Исполнение «Татьяны», которое прошло в июне этого года в театре Станиславского и Немировича-Данченко в Москве, посвящалось памяти Майи Плисецкой.

─ Другой наш именитый деятель – Рахманинов – был и композитором, и пианистом-виртуозом, и дирижером, но при этом он всегда говорил, что не может заниматься двумя делами одновременно. Он либо только играл, либо только дирижировал, либо только сочинял. Вы также обладаете разносторонним талантом, как у вас получается делать два дела одновременно?

─ Мой случай сложнее, чем у Рахманинова, так как я работаю параллельно в трех различных видах искусства – музыке, литературе и визуальном искусстве. И в каждом из них есть дополнительные разделения. Всё это требует максимальной концентрации и отдачи.

Это подход к творчеству, который был характерен скорее эпохе Ренессанса и идет вразрез с представлениями об узкой специализации, характерной для современного мира. Быть композитором или поэтом – это предельно неблагодарная и сложная профессия. Ей должны заниматься лишь безумцы, которые без нее жить не могут и готовы ради этого внутреннего жара на любую жертву. По-другому невозможно. Иначе – это покрытые пылью престижные дипломы раздутых от самомнения и амбиций дилетантов.

Лично для меня опера – самый естественный жанр, ибо в ней органично представлены и музыка, и литература, и драма, и визуальное оформление. Кстати, совмещать различные профессии в сфере искусства для меня легче, чем, скажем, заниматься семейными хлопотами или педагогической деятельностью – что делают большинство коллег. Поэтому преподаванием я занимаюсь, только проводя мастер-классы на фестивалях.

─ Вы больше композитор или пианист?

─ В мире известных пианистов больше, чем пианисток, и даже Марию Юдину некоторые музыканты называли «мужчиной в юбке». С чем, на ваш взгляд, связано такое «неравноправие» полов?

─ Пианистов-то достаточно и среди женщин, и среди мужчин. Хотя женщин, наверное, все-таки меньше. А вот процент женщин-композиторов по сравнению с мужчинами-композиторами намного ниже, чем в любой другой профессии. Их просто можно пересчитать по пальцам.

─ Многие творческие личности весьма болезненно воспринимают критику. А как вы к ней относитесь?

─ Вы выступали в качестве соло-пианистки в Карнеги-холле, Большом зале Московской консерватории, Опера-Сити, Центре Линкольна и во многих других концертных залах. Где, на ваш взгляд, лучшая акустика?

─ Там, где талантливая и внимательная публика.

─ За рубежом вы известны больше, чем в России. Это вас не задевает?

─ Меня вопросы «славы» не слишком беспокоят, но, естественно, это обидно, когда русского композитора знают на Западе лучше, чем в своем отечестве. Но сегодня все больше музыкантов из России начинают включать мои сочинения в свои концерты. Русская тема занимает важное место в моем творчестве. Кстати, мои стихи знают лучше, чем музыку, они даже включены в школьную хрестоматию.

─ А представляют вас чаще как американского композитора или как русского? Это имеет для вас какое-то значение?

─ Ну конечно, меня везде представляют как русского композитора. На Международном экономическом форуме в Давосе я вместе с Валерием Гергиевым представляю Россию. Но в самой России, если кто-то ко мне враждебно настроен, то обязательно поставит «в вину» Америку.

─ К слову, об экономическом форуме. Вы выступали в Давосе. Какова лично ваша цель этого участия?

─ Для меня очень важно, чтобы на форуме в Давосе обсуждались не только политические и финансовые вопросы, но и вопросы культуры и искусства. Искусство – это наше общечеловеческое достояние. То, что создается сегодня, будет наследием для потомков. Искусство принадлежит всем людям, вне политических и географических барьеров, это лучшее, что создается человечеством. Если вопросы искусства игнорируются, то что же останется от нашего времени, кроме безумства войн? Какое наследство мы оставим будущим поколениям?

─ А что вы думаете по поводу санкций в отношении России?

─ Ничего не думаю. Политика не моя сфера интересов.

─ На ваш взгляд, влиятельные и состоятельные люди должны безвозмездно поддерживать искусство?

─ Искусство всегда напрямую зависело от спонсоров, от людей, обладающих широтой взглядов и имеющих возможности поддерживать выдающихся композиторов, писателей, художников своего времени. Эти люди понимали насколько важно, чтобы наша эпоха оставила после себя не только руины и забрызганные кровью страницы истории, но и произведения искусства, способные затрагивать чувства и обогащать будущие поколения.

Такая поддержка не является полностью безвозмездной. Мы знаем имена спонсоров Бетховена, ибо они навеки запечатлены на страницах его произведений. Почти каждое его сочинение посвящено конкретным людям, которые поддерживали его в то или иное время. Мы знаем имена этих людей, хотя уже не помним имена правителей и генералов его времени. Мы помним имя Надежды фон Мекк, без нее не было бы Чайковского. А вы можете себе представить русскую культуру без музыки Чайковского?

Быть спонсором или заказчиком нового сочинения – это все равно что выгравировать в вечности свое имя. Здание можно разрушить, а симфония или соната может остаться на века.

─ Вы занимаетесь благотворительностью?

─ Да. Но тихо, без особых фанфар. Недавно, например, я выступила в Карнеги-холле на благотворительном концерте. Мои картины и рукописи периодически выставляются на благотворительных аукционах.

─ Вадим Репин проводит свой фестиваль в Новосибирске, откуда он родом, Денис Мацуев – в родном Иркутске. У вас не возникала идея тоже организовать собственный фестиваль в Челябинске?

─ Организация фестиваля требует прежде всего административного таланта. А этого таланта у меня нет. Я вообще отшельник по натуре, я избегаю толпы, прессы… Кроме того, у меня просто нет времени на организацию фестивалей.

─ Вы когда-нибудь задумывались над тем, смогли бы вы стать столь же известной, если бы в 1991-м вернулись обратно в Челябинск?

─ Столь же? Не знаю, не уверена. Но так или иначе, я бы все равно занималась своим делом.

─ Планируете ли вы когда-нибудь вернуться в Россию насовсем?

─ Я не чувствую, что я уезжала. Я несу Россию в себе!

Понравилась статья? Поделитесь ей

Распечатать статью