«Дружеское литературное общество. Литературные общества и кружки, возникшие в России в начале XIX в

Дружеское слово За последние годы у нас уже довольно часто стали говорить о хорошем и дурном вкусе. Появился ряд статей, брошюр, много передач по радио. Об этом рассказывают на занятиях в университетах культуры. Больше того, уже принимаются административные меры, в

2. Хранить дружеское общение (13:23,24)

2. Хранить дружеское общение (13:23,24) Знайте, что брат ваш Тимофей освобожден; и я вместе с ним, если он скоро придет, увижу вас. 24 Приветствуйте всех наставников ваших и всех святых. Приветствуют вас Италийские. Даже в этих традиционных приветствиях чувствуется серьезная

Проблемы изучения поэзии

А. Ф. Мерзлякова

Курсовая работа

студентки II курса

отделения русского языка и литературы

Юхановой Анны Дмитриевны

Научный руководитель –

кандидат филологических наук

ст. преподаватель А. Ю. Балакин

1. Введение……………………………………………………….………………..3

2. Дружеское литературное общество………………………………….………...7

2.1. История общества………………………………………………….…..7

2.2. Ранняя поэзия А. Ф. Мерзлякова…………………………………….10

3. Песни и романсы……………………………………………………………....16

3.1.Жанр «русской песни» и романса…………………………………….16

3.2. Песни и романсы А. Ф. Мерзлякова…………………………………18

4. Переводы………………………………………………………………………26

5. Заключение………………………………………………….…………….….. 32

6. Библиография ………………………………………………………………....35

Введение:

А. Ф. Мерзляков (1778-1830) ̶ профессор Императорского Московского университета, критик, теоретик литературы, переводчик, поэт. Личность, приковывающая к себе внимание исследователей русской литературы, однако до сих пор не изученная достаточно. Например, поэтическая деятельность Мерзлякова чрезвычайно редко становится объектом интереса ученых. Эта проблема оказывается еще более очевидной, если задуматься о том, что собрания сочинений А. Ф. Мерзлякова до сих пор не существует, а сборник стихов, составленный Ю. М. Лотманом, включает в себя не все поэтические произведения автора, содержит библиографические ошибки и может дать лишь самое общее представление о стихах Мерзлякова.

Целью данной работы является обзор научной литературы, в которой представлены исследования поэзии Мерзлякова, и выявление белых пятен в ее изучении.

Следует заметить, что развитие творчества автора не всегда тесно связано с его биографией. В случае же с Мерзляковым мы отчетливо можем проследить эту связь и выстроить определенную периодизацию его поэзии. Начнем с общих биографических данных: Мерзляков родился в городе Далматове Пермской губернии, в небогатой купеческой семье. Федор Алексеевич Мерзляков, отец будущего профессора, критика и поэта, научил сына только читать и писать. Талант мальчика к учебе первым заметил его родной дядя Алексей Алексеевич Мерзляков, служивший правителем канцелярии при генерал-губернаторе Пермской и Тобольской губернии Алексее Андреевиче Волкове. Он уговорил брата отправить сына в Пермь, где мальчик в последствии проходил обучение в пермском народном училище, куда его самолично записал директор училища И. И. Панаев. Однажды Панаев посетил А. А. Мерзлякова, где пообщался с его юным племянником. Панаев нашел Алексея Федоровича умным и способным, и на следующий же день Мерзляков был приглашен в училище. Через год ученик принес Панаеву «Оду на заключение мира со шведами», которую восторженный директор представил Волкову. Волков отправил произведение главному начальнику народных училищ Петру Васильевичу Завадовскому, а тот поднес оду самой Екатерине II. Указом императрицы ода была опубликована в журнале "Российский магазин" в 1792 году.

Екатерина приказала отправить Мерзлякова в Москву или в Петербург «для продолжения наук». В 1793 году Алексей Федорович Мерзляков поступает в московскую гимназию при университете. Его куратором становится Михаил Матвеевич Херасков, «Россиаду» которого через двадцать лет Мерзляков будет критически анализировать на страницах журнала «Амфион». С 1795 года Мерзляков учится в Императорском московском университете, где получает степень бакалавра в 1798-1799 годы. В 1804 году Мерзляков становится магистром, тогда же адъюнктом и занимает кафедру российского красноречия и поэзии, а с 1817 по 1818 год служит деканом словесного отделения. Эту же должность занимает с 1821 по 1828 год.

Несмотря на активную административную деятельность Мерзляков в большей мере запомнился современникам как талантливый преподаватель и блестящий импровизатор. Д. Н. Свербеев, студент Императорского московского университета с 1813 года, писал в своих воспоминаниях о лекциях Мерзлякова следующее: «К своим импровизированным лекциям он, кажется, никогда не готовился; сколько раз случалось мне, почему-то его любимцу, прерывать его крепкий послеобеденный сон за полчаса до лекции; тогда второпях начинал он пить из огромной чашки ром с чаем и предлагал мне вместе с ним пить чай с ромом. “Дай мне книгу взять на лекцию”, - приказывал он мне, указывая на полки. “Какую?” - “Какую хочешь”. И вот, бывало, возьмешь любую, какая попадется под руку, и мы оба вместе, он, восторженный от рома, я навеселе от чая, грядем в университет. И что же? Развертывается книга, и начинается превосходное изложение».

В 1812 году А. Ф. Мерзляков открывает первый в России бесплатный публичный курс словесности, цель которого ̶ знакомство общества с теорией и историей литературы. Беседы проходили в доме князя Б. В. Голицына: известного танцора, щеголя и литературного деятеля того времени. Однако беседы были прерваны нашествием Наполеона и возобновились лишь в 1816 году в доме Аграфены Федоровны Кокошкиной, сестры знаменитого театрального деятеля и большого друга литературных кругов Москвы Федора Федоровича Кокошкина. За два этапа существования данного курса Мерзляков рассмотрел общие правила красноречия и стихосложения, в соответствии с которыми разобрал произведения известнейших русских поэтов, преимущественно Ломоносовского периода. Следует сказать, что курс имел большой успех как у молодых людей, на которых изначально был ориентирован, так и у знатных особ столицы.

Публичная деятельность Мерзлякова состояла, также, в участии в различных обществах. К примеру, он был действительным и самым деятельным членом Общества любителей Российской словесности, возникшем в Московском университете в 1811 году. На каждом собрании профессор читал свои стихи или прозу. Состоял Мерзляков и в Обществе истории и древностей российских, Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств, но, вероятно важнейшую роль в его поэтическом становлении сыграло Дружеское литературное общество, возникшее в 1801 году.

История Общества

В конце 1790-х годов Мерзляков сближается с Андреем Ивановичем Тургеневым и Василием Андреевичем Жуковским. Личность второго не нуждается в комментарии, о Тургеневе же следует сказать несколько слов.

Андрей Иванович Тургенев (1781-1803) ̶ поэт, сын директора Московского университета (1796-1803) и масона Ивана Петровича Тургенева, старший брат видного российского государственного деятеля Александра Тургенева и декабриста Николая Тургенева. Ссылаясь на исследования В. М. Истрина, современный российский литературовед и историк А. Л. Зорин пишет о братьях Тургеневых и об их окружении, что те «остались чужды мистическим увлечениям своих предшественников <…>, но переняли жажду самосовершенствования и особую атмосферу моральной требовательности, отличавшую московских масонов». Данное замечание как нельзя лучше определяет направленность идей и убеждений молодого поэта Андрея Тургенева и его друга А. Ф. Мерзлякова в конце XVIII ̶ начале XIX века.

Истоки общества, о котором пойдет речь в этой главе и которое сыграло немаловажную роль в становлении Мерзлякова-поэта, мы обнаруживаем в литературном Собрании, возникшем в 1798 году в Московском императорском пансионе в среде товарищей В. А. Жуковского. Членами Собрания, помимо прочих, были Андрей и Александр Тургеневы и Алексей Мерзляков. Исследователь В. М. Истрин находит начало данного кружка еще в хорошо изученном Дружеском ученом обществе Новикова, аргументируя свою позицию тем, что в Собрание при пансионе, а после и в Дружеское литературное общество вошли преемники ученого общества (отметим, что в последнем состоял уже упомянутый выше Иван Петрович Тургенев). «Отсюда, ­– пишет Истрин, – вытекали те педагогические приемы, которые практиковались в Университетском Благородном Пансионе и которые определили впоследствии и направление Дру­жеского литературного общества; отсюда все многочисленные речи, как в самом пансионе, так и в собраниях воспитанников пансиона на моральные и патриотические темы. Новым является лишь интерес к стихотворству, но это было также воспитательным средством; последнее и развивало в молодом поколении ту новую струю, которая раньше не была особенно заметна, именно интерес к поэзии». Основной отличительно чертой окружения А. Ф. Мерзлякова тех лет Истрин называет «влияние сентиментального направления» и наличие «интересов чисто литературных» (в то время как целью, а значит и основной сферой интересов Дружеского ученого общества Истрин считает «благотворительность и нравственное самоусовершенствование», что отодвигает литературу на второй план).

В. М. Истрин, также, говорит, что и до существования Дружеского литературного общества участники его часто проводили время совместно: обсуждали и критиковали произведения друг друга, рекомендовали стихи и пьесы, которые следует перевести на русский язык.

Таким образом, в своей работе В. М. Истрин полагает Дружеское литературное общество незначительным в своей самостоятельности, но в контексте предшествующих и последующих сообществ (в качестве примера более позднего кружка исследователем приводится Арзамас) признает его историческую значимость, говоря о преодолении им «общественного элемента <…> в виде благотворительности», который лежал в основе Дружеского ученого общества, и о усвоении благодаря последнему культа дружбы, который, в последствии, окажется общей чертой для многих и многих литературных собраний.

Итак, по выходе Жуковского из пансиона приятелями учреждается новый кружок. Инициаторами его создания, а в дальнейшем и главными энтузиастами выступают А. И. Тургенев и А. Ф. Мерзляков. Таким образом, 12 января 1801 года в доме Воейкова на Девичьем поле проходит первое заседание Дружеского литературного общества, в котором участвуют братья Андрей Иванович и Александр Иванович Тургеневы, Алексей Федорович Мерзляков, братья Андрей Сергеевич Кайсаров и Михаил Сергеевич Кайсаров, Василий Андреевич Жуковский, Александр Иванович Тургенев, Семен Емельянович Родзянко, Александр Федорович Воейков. На этом же собрании подписываются «Законы дружеского литературного общества», составленные и зачитанные Мерзляковым. Законы эти позже были опубликованы Н. С. Тихонравовым в сборнике «Общества любителей российской словесности на 1891 год». В них оговариваются цель, предмет, средства, порядок и другие правила для сочленов общества.

Основной задачей общества Ю. М. Лотман называет «подготовку к активному, самоотверженному служению родине». Тем не менее, в обществе с самого начала есть некоторое несоответствие такому определению: противоречие между друзьями. Наличие разногласия в среде кружка замечает еще В. М. Истрин. Он говорит о двух речах, именно о речи Жуковского «О Дружбе», произнесенной 27-го февраля, и о речи Мерзлякова от 1-го марта, которая есть реакция на выступление Жуковского. В своей речи с характерным названием «О Деятельности» Мерзляков критикует «мечтательность» своих друзей, в частности Жуковского, призывая оставить мечты о будущем, посмотреть на деятельность как на «стража и мать всякого успеха». Углубиться в причины разногласий удалось Ю. М. Лотману. Он пишет: «В запуганной павловским террором Москве друзья осуждали деспотизм, мечтали о гражданственных подвигах и часто непосредственно касались положения России». Говоря о «друзьях», Лотман имеет ввиду не всех членов кружка, но именно Мерзлякова, Андрея Тургенева, Андрея Кайсарова и Воейкова. Они же противопоставляются в своих эстетических взглядах Жуковскому, Александру Тургеневу и Михаилу Кайсарову. Суть антиномии заключается в отношении к карамзинизму, или, если углубляться в природу проблемы, ̶ к назначению литературы: первая группа участников общества осуждает «литературное направление Карамзина <…> прежде всего за отказ от гражданственной тематики, за отвлечение внимания писателя от «высокого» содержания к литературной обработке и изяществу слога» и тем самым определяет гражданскую поэзию; вторая группа защищает карамзинизм и ориентируется на субъективно-лирическую тематику в поэзии, представляет именно то сентиментальное начало, о котором говорил В. М. Истрин. Эта полемика довольно скоро расколола общество (в декабре 1801 года общество распадается), но и во многом определила дальнейшее творческое развитие ее участников, не исключая А. Ф. Мерзлякова.

Песни и романсы

Как уже было сказано выше, в Дружеском литературном обществе стоял вопрос о национально-самобытном искусстве, потому и интерес к фольклору со стороны участников кружка, в том числе А. Ф. Мерзлякова, был велик. В первой главе мы не раз отмечали сильное мировоззренческое влияние поэта Андрея Тургенева на позицию и поэзию Мерзлякова. Ю. М. Лотман указывает на то, что «если в постановке проблем политического свободомыслия Мерзляков шел за Андреем Тургеневым, то в интересе к другому существенному вопросу - народности - оказывался его руководителем».

Скажем, что участники Дружеского литературного общества по-разному решали для себя поставленную проблему и достигали, разумеется, различных результатов. Мерзлякова же его поиски привели к созданию песен. Нужно отметить, что самым ярким периодом в творчестве поэта считаются
1803-1807 гг., когда Мерзляков активно работал над созданием песен, стилизованных под фольклор, так называемых «русских песен».

Переводы

Занимаясь вопросом поэзии А. Ф. Мерзлякова, нельзя не обратить внимания на переводческую деятельность, которая продолжалась на протяжении всей его творческой жизни. Мерзляков переводил произведения различных родов и жанров. Судя по известным нам переводам (случившимся в публикации или бывшим в проектах) Мерзляков владел французским, немецким, итальянским, древнегреческим языками и латынью в достаточной мере. Не лишним будет отметить, что биография «изрядного переводчика древних» имеет такое же влияние на его переводы, какое и на рассмотренное нами ранее творчество. В данной главе мы по возможности заденем не только поэтические переводы, имея цель раскрыть и дополнить мировоззренческие установки автора.

Возвращаясь к Дружескому литературному обществу и раннему периоду деятельности Мерзлякова в целом, скажем о задуманном им, Андреем Тургеневым и Василием Жуковским переводе романа Гете «Страдания юного Вертера». Как пишет Н. Е. Никонова, «усвоив опыт и традиции карамзинизма, члены Дружеского литературного общества провозгласили новые ориентиры на пути достижения главной задачи – создания аутентичной русской литературы. Источником этого обновления, как известно, стало переключение фокуса с французской на немецкую художественную словесность, в которой друзья рассчитывали обрести соответствующие поэтические средства для выражения романтического миропонимания». Перевод выполнялся с 1799 по 1802 год и остался в рукописях. Не сохранился перевод друзей «Коварства и любви» Шиллера, хотя творчество его вдохновляло молодых людей неимоверно. Немецкий поэт оказался для них «певцом попранной человеческой свободы и прав личности», потому неудивительным оказывается увлечение кружка шиллеровскими «Разбойниками» и существование проекта по переводу его поэмы «Дон Карлос», который, по всей видимости, не был воплощен. «Антифеодальные, демократические идеи XVIII века, ̶ заключает Лотман, ̶ воспринимались ведущей группой Дружеского литературного общества не в их непосредственном, наиболее последовательном варианте, представленном во Франции предреволюционной демократической философией, в России - Радищевым, но в форме бунтарства и свободомыслия, характерного для молодых Гете и Шиллера».

Не менее важны для понимания творчества Мерзлякова его переводы из Тиртея, выполненные несколько позже и опубликованные в 1805 году в «Вестнике Европы». Они сыграли значительную роль в реализации лозунга создания героического искусства, возникшего еще в Дружеском литературном обществе, и во многом отразили идеал героизма, который друзья находили в спартанской культуре. Примечательно, что «создавая свои переводы из Тиртея, Мерзляков не был озабочен воссозданием духа подлинной античности. На это указывает то обстоятельство, что, владея греческим языком и будучи знаком с подлинным текстом, он за образец взял немецкий его перевод <…> Его интересовало другое - создание образцов русской героической поэзии, где в центре - образ "великого в мужах", который "пламенеет - завидной страстью встретить смерть"». Таким образом, связь раннего оригинального творчества поэта, обзор которого мы совершили во второй главе, с интересами в сфере перевода не подлежит отрицанию.

«Идиллии Госпожи Дезульер» были опубликованы Мерзляковым отдельным небольшим изданием в 1807 году. Помимо самих идиллий в издание вошло предисловие переводчика, где описана непростая судьба Антуанетты Дезульер как человека и как писателя. Мерзляков зовет Дезульер «новой Сафой», отсылая читателя к известной древнегреческой поэтессе с острова Лесбос, стихи которой поэт также переводил. К сожалению, нам не удалось найти отзывы на данное издание, но заключить самостоятельное наблюдение, сопоставив год публикации и основную сферу интересов Мерзлякова в этот период оказалось несложно: в третьей главе данной работы мы говорили об успехах поэта в жанре «русской песни». Успехи эти связаны, в первую очередь, с тем, как тонко чувствовал автор народное самобытное начало крестьянской лирики. Касаясь же жанрового определения произведений госпожи Дезульер, мы обнаруживаем, что идиллия призвана изображать спокойную жизнь на лоне природы, тогда как произведения Дезульер «представляют собой горестные монологи», в которых «идеальный мир природы, к которому стремится воображение автора, резко противопоставлен человеческому миру». Вероятно, это и оказалось интересным тогда для Мерзлякова-поэта.

Примерно в это же время, в 1808 году, выходят «Эклоги Публия Вергилия Назона» в переводе Мерзлякова. В предисловии «Нечто об эклоге» поэт размышляет о природе возникновения рабства. Лотман полагает, что «мысли автора статьи об эклоге были сосредоточены не столько на рабстве вообще, сколько на судьбе русского крестьянина». В таком случае, тематическая связь с оригинальными «русскими песнями» поэта очевидна: в своих произведениях Мерзляков описывает горе подневольных людей, сочувствует им. Антикрепостническая тематика и тема свободы в целом близки А. Ф. Мерзлякову и в ранний период, и в следующий за ним этап развития жанра «русской песни» и романса.

«Приблизительно около 1806 года в отношении Мерзлякова к античной культуре намечаются перемены. Если в период создания переводов из Тиртея Мерзлякова интересовала главным образом политическая заостренность, гражданская направленность произведения, античный мир воспринимался сквозь призму условных героических представлений в духе XVIII века (поэтому он и мог, зная греческий язык, переводить с немецкого), то теперь позиция его меняется. Интерес к подлинной жизни древнего мира заставляет изучать систему стиха античных поэтов и искать пути ее адекватной передачи средствами русской поэзии <…> Литература древнего мира воспринималась им как народная <…> Однако реалистическое представление о том, что каждодневная жизненная практика является достойным предметом поэтического воспроизведения, было Мерзлякову чуждо. Обращение к античным поэтам давало в этом смысле возможность героизировать «низкую», практическую жизнь. Это определило особенность стиля переводов Мерзлякова, соединяющего славянизмы со словами бытового, простонародного характера». Все эти замечания актуальны для «Подражаний и переводов из греческих и латинских стихотворцев А. Мерзлякова», опубликованных в 2-х частях в 1825-1826 гг. Над ними поэт работал длительное время и именно они считаются главным достоянием всего творческого пути Мерзлякова.

В «Подражания и переводы» вошли отрывки из Гомера, переводы Сафо, Феокрита, Тиртея и другие поэтические переводы древних, а также трагедии Эсхила, Эврипида, Софокла и отрывки из «Энеиды». Важным здесь оказывается использование Мерзляковым гекзаметра: это отсылает исследователей к его взаимоотношениям с другим известным переводчиком тех лет Гнедичем. Несмотря на то, что сегодня мы полагаем последнего отцом русского гекзаметра, современники не раз утверждали первенство в этом Мерзлякова. К примеру, М. А. Дмитриев писал: «Гекзаметры начал у нас вводить Мерзляков, а не Гнедич». Однако, оба они в этом случае продолжали традицию Тредиаковского и Радищева.

Лотману кажутся любопытными в этом сборнике опыты Мерзлякова в «сафическом» размере. «В своих "народных песнях" Мерзляков еще очень робко пробует разнообразить традиционный силлабо-тонический стих тоникой, и стихи типа: "Я не думала ни о чем в свете тужить" были исключением. Именно в работе над переводами из Сафо Мерзляков приходит к отказу от силлабо-тоники, к тому тоническому размеру, который был охарактеризован Востоковым как присущий русской песне <…> Перевод из Сафо был впервые опубликован в 1826 году, и Мерзляков, видимо, учитывал рассуждения Востокова, сознательно сближая античную поэзию с системой, осознаваемой им как русская, народно-поэтическая <…> Интонационное приближение к русской народной песне поддерживалось и подбором лексики и фразеологии: "красовитые воробушки", "не круши мой дух", "ударяючи крылами", "что сгрустилася"».

В том же 1825 году Н. А. Полевой издал в журнале «Московский телеграф» рецензию на первую часть сборника «Подражаний и переводов», отметив их значимость для современного русского читателя, который, по мнению критика, уделяет мало внимания античной литературе, тогда как «истинно-просвещенный литератор должен соединить в своем образовании полную систему всеобщей литературы и из идеала изящного, соображенного с опытом веков, извлечь наконец правила и образцы, которым должно следовать». Большая часть данной рецензии посвящена вступительной статье Мерзлякова «О начале и духе древней трагедии», в которой переводчик активно размышляет над целями и задачами перевода античных произведений. О самих же произведениях сказано весьма мало и лишь в грамматическом ключе, который не представляет для нас большого интереса.

Одним из самых важных трудов для поэта был перевод с итальянского «Освобожденного Иерусалима» Тассо, вышедший в 1828 году, но начатый еще в середине 10-х годов. Мерзляков, не принимавший карамзинизм и в последствии романтизм, обращался в создании своей поэзии к традиции XVIII века. По мнению Лотмана, эта архаичность оказалось наиболее заметна именно в «Освобожденном Иерусалиме», что не могло сделать его популярным на момент издания.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что переводы Мерзлякова не заслужили такого же весомого признания, какое получили его песни и романсы, однако их публикации в журналах и сборниках не оставались без внимания.

Заключение

Итак, выше был совершен обзор научных и критических исследований поэзии А. Ф. Мерзлякова. Также, представлена попытка отразить эволюцию поэтического творчества посредством изучения биографии поэта и его публикаций. Корпус лирики Мерзлякова невелик, что позволило рассмотреть большинство прижизненных и посмертных публикаций.

В ходе работы очевидными стали некоторые пробелы в изучении поэзии Мерзлякова: 1) мало изучена лирика, не относящаяся к трем главным направлениям, затронутым в основной части нашей работы. Если оды, песни и переводы освещены в критике и исследованиях ученых, то жанр послания, к примеру, и другие второстепенные жанры остаются в тени; 2) до сих пор не проведена граница между «русскими песнями» и романсами Мерзлякова на научной почве, тогда как при публикации сборника «Песен и романсов» в 1830 г. поэт сам разделил свои лирические тексты данного направления на два различных жанра, что мы и видим в заглавии книги; 3) несмотря на немалое количество отзывов на различные переводы Мерзлякова, отдельных исследований данной сферы интересов автора проведено не было, т.е. труда, который излагал бы периодизацию и принципы перевода, жанры, темы и прочее не существует; 4) единственный существующий сборник стихов, составленный Ю. М. Лотманом, включает в себя не все произведения поэта и не отражает в полной мере специфику его творчества, а также содержит множество библиографических ошибок, что вызывает трудности при поиске опубликованных в периодике произведений Мерзлякова или упомянутых Лотманом статей других ученых.

Остро стоит вопрос и о значении творчества А. Ф. Мерзлякова для последующего поколения поэтов: если влияние песен на последователей сомнений не вызывает и освещается критикой и исследованиями, то с одической и переводной лирикой дело обстоит иначе. Необходимость определить их роль в литературном процессе существует.

Мерзляков-поэт может быть интересен не только как автор различных в жанровом отношении текстов, но и как близкий друг или же добрый приятель таких известных современников как Жуковский, Батюшков, братья Тургеневы и др. Отдельных работ о взаимовлиянии Мерзлякова с кем-то из его товарищей не существует, тогда как влияние этого не столь известного поэта на более именитых не вызывает сомнений. Современники по большей части признавали талант Мерзлякова: А. С. Пушкин, к примеру, писал в письме Плетневу от 26 марта 1831 года, что Мерзляков «добрый пьяница, задохнувшийся в университетской атмосфере». Вместе с тем, менее известным оказалось стихотворное послание, обнаруженное в бумагах П. А. Каратыгина в начале 80-х годов XIX века, где имя Мерзлякова упоминается наряду с именами Карамзина, Крылова, Жуковского:

У нас Тит Ливий ̶ Карамзин,

Паш Федр ̶ Крылов,

Тибулл ̶ Жуковский,

Варрон, Витрувий ̶ Каразин,

А Дионисий ̶ Каченовский!

Проперций ̶ томный Мерзляков.

«В сознании Пушкина, ̶ пишет Мильман, ̶ Мерзляков, таким образом, имел два лика - поэта, которому он отдавал дань уважения, и критика - адепта классицизма, являющего собой фигуру явно одиозную».

Поэтическое творчество ̶ лишь одна из сторон словесной деятельности А. Ф. Мерзлякова. Многие современники помнят его, прежде всего, как блестящего оратора, профессора Императорского Московского университета, чьи лекции отличались высоким уровнем импровизации, а также как критика, чьи разборы современных российских авторов получали разную оценку, но все же занимали важное место в отечественной критике и до сих пор остаются одними из самых знаменитых в этой области. Определенную степень актуальности или, по крайней мере, значимости эстетической позиции Мерзлякова можно подтвердить переизданием в 1974 году «Русских эстетических трактатов первой трети XIX в.» под редакцией М. Ф. Овсянникова, куда вошли самые значимые работы Мерзлякова. Также, о продолжительном интересе к эстетическим взглядам автора говорит диссертация В. Г. Мильмана 1984-го года, в которой подробно рассматриваются становление Мерзлякова-критика, основные его работы и их влияние на русскую литературу.

Таким образом, приходим к выводу, что личность А. Ф. Мерзлякова изучена далеко не полно. Исследование поэзии автора может иметь важное значение для русского литературоведения в целом и для понимания развития русской лирики XIX-го века в частности.

6. Библиография

Отдельные издания

1. «Настройте, музы восхищенны…» // Всерадостный глас благодарения московских муз вседержавному монарху россов Александру I, торжественно произнесенный апреля 1 дня за изъявленное его императорским величеством всемилостевейшее к ним благоволение в высочайших к начальникам Московского университета рескриптах от 4 апреля сего 1801 года. М., 1801.

2. Слава // Стихотворение. В Губернской типографии у А. Решетникова. М., 1801.

3. Стихи на восшествие на престол государя Александра I // Стихи на восшествие на престол государя Александра I. М., 1801.

4. Хор «Кого сретают музы…» // Торжественные речи в полувековой императорского Московского университета юбилей, говоренные в большой аудитории оного июня 30 дня, 1805 г. М., 1805.

5. Ода премудрости // Торжественные речи в полувековой императорского Московского университета юбилей, говоренные в большой аудитории оного июня 30 дня, 1805 года. М., 1805.

6. Идиллии госпожи Дезульер, переведены А. Мерзляковым. М., 1807.

7. Эклоги Публия Вергилия Марона, переведенные А. Мерзляковым, профессором императорского Московского университета. М., 1807.

8. Хор, петый в торжественном собрании императорского Московского университета, июня 30 дня 1808 года // Торжественные речи, говоренные в публичном собрании императорского Московского университета, июня 30 дня 1808 г. М., 1808.

9. Подражания и переводы из греческих и латинских стихотворцев А. Мерзлякова: В 2 ч. М., 1825-1826.

10. Гений отечества и музы // Речи, произнесенные в торжественном собрании императорского Московского университета, июля 5 дня, 1828 года. М., 1828.

11. Освобожденный Иерусалим. М., 1828.

12. Песни и романсы А. Мерзлякова. М., 1830.

13. Мерзляков А. Ф. Стихотворения. Л., 1958.

Журнальные публикации

1. Ода, сочиненная Пермского главного народного училища тринадцатилетним учеником Алексеем Мерзляковым, который, кроме сего училища, нигде инде ни воспитания, ни учения не имел // Российский магазин. М., 1792. Ч. 1.

2. Истинный герой // Приятное и полезное препровождение времени. 1796. Ч. 10. С. 255-256.

3. Ночь // Приятное и полезное препровождение времени. 1796. Ч. 10. С. 155.

4. Старец во гробе // Приятное и полезное препровождение времени. 1796. Ч. 17. С.

5. Росс // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 13. С. 143-144.

6. Великие явления на севере // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 13. С. 309-316.

7. Ратное поле // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 14. С. 164-173.

8. К протекшему 1796 году // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 14. С. 175-176.

9. Милон // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 14. С. 219-223.

10. Гений дружества // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 17. С. 141-144.

11. Мое утешение // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 17. С. 157-160.

12. К Уралу // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 17. С. 173-176.

13. Невинность // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 17. С. 187-192.

14. Лаура и Сельмар // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С. 141-143.

15. Ракетка // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С.

16. Утешение в печали // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С.

17. Стихотворец // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С. 174-175.

18. Больному. другу И. А. Л-у // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С.

19. Гимн непостижимому // Утренняя заря. 1803. № 2.

20. Сельская элегия // Вестник Европы. 1805. Ч. 20. № 6. С. 130-133.

21. Чувство в разлуке // Вестник Европы. 1805. Ч. 21. № 9. С. 43-44.

22. Тень Кукова на острове Овги-ги // Утренняя заря. М., 1805. Кн. 4. С. 254-263.

23. Ода на разрушение Вавилона // Вестник Европы. 1805. Ч. 21. № 11. С. 171-175.

24. Мячковский курган // Вестник Европы. 1805. Ч. 22. № 13. С. 56-59.

25. Галл // Вестник Европы. 1805. Ч. 23. № 18. С. 124-130.

26. Гимн непостижимому // Вестник Европы. 1805. Ч. 23. № 20. С. 273-279.

27. Тиртеевы оды // Вестник Европы. 1805. Ч. 24. № 21. С. 29-40.

28. Утро // Утренняя заря. 1805. № 4.

29. Стихи на победу русских над французами при Кремсе (Сочинены по получении первого известия в Москве) // Вестник Европы. 1805. Ч. 24. № 23. С. 238-240.

30. Идиллии Из Дезульер // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 1. С. 22-

31. Сравнение Спарты с Афинами // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 1.
С. 30-31.

32. К Лауре за клависином: (Из Шиллера) // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 2. С. 112-114.

33. Торжество Александрово, или Сила музыки // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 4. С. 273-279.

34. К несчастию // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 5. С. 50-52.

35. К Элизе // Вестник Европы. 1806. Ч. 26. № 6. С. 107-110.

36. Элегия: («Страдания любви разлукой облегчатся!..») // Вестник Европы. 1806. Ч. 27. № 9. С. 22-26.

37. Титир и Мелибей // Вестник Европы. 1806. Ч. 27. № 10. С. 99-105.

38. Алексис // Вестник Европы. 1806. Ч. 27. № 11. С. 281-286.

39. Велизарий Романс // Вестник Европы. 1806. Ч. 28. № 14. С. 115-116.

40. К ней (Рондо) : («Меня любила ты – я жизнью веселился…») // Вестник Европы. 1806. Ч. 28. № 15. С. 196.

42. Сцена из Эсхиловой трагедии, называемой: Семь вождей под Фивами // Вестник Европы. 1806. Ч. 29. № 17. С. 41-46.

43. Бессмертие // Вестник Европы. 1806. Ч. 29. № 18. С. 116.

44. Ах, девица-красавица!.. // Журнал отечественной музыки на 1806 год, издаваемый Д. Кашиным. М., 1806. № 4. С. 12.

45. «Ах, что ж ты, голубчик…» // Журнал отечественной музыки на 1806 год, издаваемый Д. Кашиным. М., 1806. № 5. С. 5.

46. «Чернобровый, черноглазый…» // Журнал отечественной музыки на 1806 год, издаваемый Д. Кашиным. М., 1806. № 4. С. 8-9.

47. Ода на новый год // Московские ведомости. 1807. № 1. С.

48. К Элизе: (От которой не получал очень долго стихов своих, взятых для прочтения) // Аглая. 1808. Ч. 2. № 1. С. 74-78.

49. К Элизе: (Когда она сердилась на Амура) // Аглая. 1808. Ч. 2. № 2.
С. 85-87.

50. К друзьям: (На смерть А. И. Тургенева) // Вестник Европы. 1808. Ч. 37. № 2. С. 145-148.

51. К Элизе: («Когда б я был любим, о милая, тобою…») // Вестник Европы. 1808. Ч. 37. № 3. С. 237-238.

52. Смерть Поликсены: (Отрывок из Эврипидовой трагедии: Гекуба) // Вестник Европы. 1808. Ч. 37. № 4. С. 283-301.

53. К неизвестной певице, которой приятный голос часто слышу, но которой никогда не видал в лице // Вестник Европы. 1808. Ч. 38. № 5. С. 13-17.

54. Отрывок из Альцесты, Эврипидовой трагедии: (Приготовления к смерти и разлука с семейством) // Вестник Европы. 1808. Ч. 38. № 7. С. 197-206.

55. Улисс у Алкиноя // Вестник Европы. 1808. Ч. 38. № 7. С. 223-229.

56. Олинт и Софрония: (Эпизод из Тасса [Освобожденный Иерусалим]) // Вестник Европы. 1808. Ч. 38. № 8. С. 279-292.

57. Что есть жизнь? : (Песня в кругу друзей) // Вестник Европы. 1808. Ч. 39. № 9. С. 50-53.

58. К Элизе, которая страждет продожительною болезнию // Вестник Европы. 1808. Ч. 39. № 10 С. 103-105.

59. Адской совет: (Отрывок из Тассова Иерусалима) // Вестник Европы. 1808. Ч. 39. № 11 С. 160-167.

60. Надгробная песнь З…. А…чу Буринскому: (Сочиненная в день его погребения и петая в собрании друзей его) // Вестник Европы. 1808. Ч. 40. № 13. С. 56-58.

61. Низос и Эвриал // Вестник Европы. 1808. Ч. 41. № 20. С. 252-268.

62. Призывание Каллиопы на берега Непрядвы // Вестник Европы. 1808. Ч. 42. № 22. С. 109-112.

63. К Фортуне // Вестник Европы. 1808. Ч. 42. № 24. С. 254-256.

64. Природа-учитель // Утренняя заря. 1808. № 6.

65. Урок от матери // Друг детей. 1809. Ч. 2. № 7. С. 371-377.

66. Хор детей маленькой Наташе // Друг детей. 1809. Ч. 3. № 10. С. 237-246.

67. Утро // Друг детей. 1809. Ч. 3. № 12. С. 449-452.

68. Дидона: (Посвящено Элизе) // Вестник Европы. 1809. Ч. 43. № 2. С. 87.

69. Дидона: (Окончание) // Вестник Европы. 1809. Ч. 43. № 3. С. 172-193.

70. Амур в первые минуты разлуки своей с Душенькою: (Лирическая поэма) // Вестник Европы. 1809. Ч. 45. № 10. С. 91-121.

71. На высочайшее прибытие его императорского величества в Москву 6го декабря 1809 // Вестник Европы. 1809. Ч. 48. № 24. С. 298-301.

72. Его императорскому величеству от верноподданных воспитанников Благородного пансиона, учрежденного при Императорском Московском университете // Вестник Европы. 1809. Ч. 48. № 24. С. 301-302.

73. Послы египетские (Из II книги Тассова Иерусалима) // Вестник Европы. 1810. Ч. 49. № 2. С. 106-116.

74. Из Тассова Освобожденного Иерусалима: (Песнь третья) // Вестник Европы. 1810. Ч. 51. № 12. C. 274-296.

75. Селадон и Амелия // Вестник Европы. 1810. Ч. 54. № 24. С. 290-292.

76. Две песни // Вестник Европы. 1811. Ч. 55. № 2. С. 92-94.

77. К Амуру // Вестник Европы. 1811. Ч. 55. № 2. С. 95.

78. На семь колечек // Вестник Европы. 1811. Ч. 55. № 2. С. 95.

79. Единоборство Танкреда с Аргантом: (Отрывок из VI книги Тассова Иерусалима) // Вестник Европы. 1811. Ч. 56. № 5. С. 33-42.

80. К Неере // Вестник Европы. 1811. Ч. 57. № 10. С. 112-114.

8. К Лиле // Вестник Е

Одним из первых литературных кружков начала века стало Дружеское Литературное Общество, основанное в Москве группой друзей, выпускников Московского Университетского пансиона, молодыми литераторами братьями Андреем и Александром Тургеневыми, В.А. Жуковским и др.

Еще в 1797 Андрей Тургенев создал и возглавил в пансионе литературный кружок, в 1801 году ставший литературным обществом. Его члены неоднократно публиковались в журнале Университетского пансиона «Утренняя заря». Встречи участников обычно проходили в доме поэта, переводчика и журналиста А.Ф. Воейкова.

Члены Дружеского Литературного общества ставили своей задачей усиление национального начала в литературе и, хотя в какой-то мере и поддерживали карамзинистское новаторство в области языка, считали неправильным следование иностранным образцам, чем, по их мнению, грешил Карамзин. Впоследствии позиции членов Дружеского Литературного Общества и карамзинистов сблизились. Среди литературных кружков 30-х заметное место занимал кружок Станкевича.

Это было литературно-философское объединение, сложившееся в 1831 вокруг личности Николая Владимировича Станкевича, студента, а затем выпускника Московского университета. Станкевич писал философские и поэтические произведения, однако все участники кружка позже соглашались с тем, что наибольшее влияние на них оказали не столько произведения их лидера, сколько сама его личность, удивительно обаятельная и интересная. Станкевич обладал умением пробуждать работу мысли и в то же время умиротворять и сближать самых непримиримых противников. В его кружок входили и люди, которым позже было суждено пойти совершенно разными путям. Здесь встречались будущие славянофилы К.С. Аксаков и Ю.Ф. Самарин, будущие западники В.П. Боткин и Т.Н. Грановский, В.Г. Белинский и М.А. Бакунин. Здесь друзья изучали философию, историю, литературу. Роль кружка Станкевича в распространении в России идей Шеллинга и Гегеля была огромна. В 1839 тяжело больной Станкевич уехал лечиться за границу, откуда уже не вернулся, и кружок распался. Кружком, возникшим в начале 30-х в Московском университете, стало и «Общество 11», сплотившееся вокруг молодого В.Г. Белинского и получившее свое название по номеру комнаты, которую будущий критик занимал в университетском пансионе. Члены кружка не ограничивались обсуждением литературных новинок и театральных премьер, они штудировали философские труды, обсуждали европейские политические события. На собраниях общества часто читались произведения его членов.

Белинский познакомил здесь друзей со своей драмой Дмитрий Калинин. Это вызвало большое недовольство властей, приведшее к его исключению из университета.

Невозможность свободно выражать свои мысли даже в дружеском кругу сковывала деятельность литературных кружков и обществ, поэтому большая часть подобных объединений 1830-1840-х оказалась недолговечной.

Собрания Дружеского литературного общества проводились главным образом в доме Воейкова близ Новодевичьего монастыря. На встречах читались речи, посвящённые различным литературным, общественным и моральным темам: о путях русской словесности, о религии, славе, счастье.

Мечтали о справедливом переустройстве мира и главным средством воздействия на человечество считали литературу. А потому желали в первую очередь совершенствоваться как писатели.

Мироощущение членов Дружеского общества - мироощущение бунтарей, и не только по отношению к литературе. Именно за бунтарство они особенно почитали немецкого поэта Ф. Шиллера.

Творчество же чувствительного сентименталиста Карамзина вызывало с их стороны критику. «Он слишком склонил нас к мягкости и разнеженности. Ему бы надлежало явиться веком позже, тогда, когда бы мы имели уже больше сочинений в важнейших родах, тогда пусть бы он в отечественные дубы и лавры вплетал цветы свои» - так говорил Андрей Тургенев в «Речи о русской литературе» на одном из заседаний Дружеского общества.

Зерцало наших клятв сей древний монастырь,

Где в ветхом доме мы столь сладко пировали...

Где, распалив вином и спорами умы

И к человечеству любовью,

Хотели выкупить блаженство ближних кровью,

При звуке радостном бокалов, хоров, лир,

Преобразить спешили мир;

Нам, юношам неосторожным,

И невозможное казалося возможным...

Дружеское литературное общество просуществовало недолго, со второй половины 1801 г., его участники начинают один за другим покидать Москву, отправляясь либо на учёбу за границу, либо в Петербург на службу.

Литературные общества и кружки, возникшие в начале XIX в., позволяют увидеть глубинные, внутренние процессы, зачастую не выходящие на поверхность литературной жизни, но тем не менее весьма существенные в общем поступательном развитии русской литературно-общественной мысли.

Самое раннее из таких объединений — «Дружеское литературное общество», возникшее в январе 1801 г., незадолго до известных событий 11 марта (убийства Павла I группой заговорщиков из числа его ближайшего окружения).

В условиях деспотического режима организация подобного кружка выявила тягу молодого поколения к общественно полезной деятельности. Участник «Дружеского литературного общества» А. Ф. Мерзляков писал: «Сей дух, быстрый и благотворительный, произвел весьма многие частные ученые собрания литературные, в которых молодые люди, знакомством или дружеством соединенные, сочиняли, переводили, разбирали свои переводы и сочинения и таким образом совершенствовали себя на трудном пути словесности и вкуса».

5 Собрания эти базировались на тесном дружеском единении и общности литературных влечений. Камерное по форме общество, однако, не ограничивало свою деятельность решением узко понимаемых эстетических задач.

«Дружеское литературное общество» далеко не случайно возникает в Москве, которая в начале XIX в. являлась средоточием лучших литературных сил той эпохи. Здесь жил Карамзин, а сами участники общества принадлежали к тем литературным кругам, которые концентрировались вокруг маститого писателя.

Тяготение к карамзинизму становится исходной позицией для большинства его членов. Вырастая из студенческого кружка, состоявшего из воспитанников Московского университета и Университетского Благородного пансиона (Андрей и Александр Тургеневы, А. Воейков, А. Кайсаров, С. Родзянка, В. А. Жуковский), оно включало в свои ряды преподавателя университета А. Ф. Мерзлякова.

Остальные только начинали свою литературную деятельность. Однако в их лице заявило о себе новое поколение писателей, не удовлетворенных общим направлением современного им литературного развития и искавших новые формы приобщения писательского труда к насущным нуждам российской действительности начала XIX в.

Общественная ситуация, сложившаяся в эти годы, требовала более решительного вторжения литературы в разные сферы русской жизни. Наиболее радикальные члены общества (Андрей Тургенев, А. Кайсаров) проходят стремительную эволюцию, пересматривая свое отношение к карамзинизму, что дало серьезные основания современному исследователю расценить их позицию как один из ранних путей формирования декабристской идеологии в России.

Другие сохраняют верность принципам карамзинизма (такова позиция Жуковского и Александра Тургенева). Однако участников общества характеризовали прежде всего не различия, а общие устремления: горячая заинтересованность в судьбах России и ее культуры, вражда к косности и общественному застою, желание посильно содействовать развитию просвещения, идея гражданского и патриотического служения родине.

Так раскрывается и конкретизируется понятие «дружеской общности», легшей в основу этого объединения, состоявшего из молодых энтузиастов, горячих поборников справедливости, ненавистников тирании и крепостного права, исполненных сочувствия к беднякам.

Собраниям общества присущи неофициальный, непринужденный тон и атмосфера горячих споров, предвосхищающих организационные формы «Арзамаса», основное ядро которого составили участники «Дружеского литературного общества».

Как дружеский кружок молодых литераторов-единомышленников начинало свою деятельность и «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств», возникшее в Петербурге 15 июля 1801 г. и просуществовавшее значительно дольше «Дружеского общества».

Оно было вызвано к жизни той же общественной атмосферой, питалось тем же энтузиазмом и преследовалоблизкие, хотя и не тождественные цели. Названное сначала «Дружеским обществом любителей изящного» и вскоре переименованное, оно объединяло лиц разночинного происхождения, интересовавшихся не только литературой, но и другими видами искусства: живописью, скульптурой.

В составе общества со временем оказались скульпторы (И. И. Теребенев и И. И. Гальберг), художники (А. И. Иванов и др.), а также представители разных отраслей научного знания: археологии, истории и даже медицины (А. И. Ермолаев, И. О. Тимковский, Д. И. Языков и др.).

«Вольное общество» характеризуется пестротой своего социального состава: оно включает в свои ряды выходцев из среды мелкого чиновничества, духовенства и даже из купечества. Казанским купцом был, например, поэт Г. П. Каменев, автор «Громвала» (1804). Людьми безвестного происхождения являлись поэты и публицисты И. М. Борн и В. В. Попугаев, представители наиболее радикальной части «Вольного общества».

Из незаконнорожденных дворянских детей происходили И. П. Пнин и А. Х. Востоков, испытавшие с детских лет тяготы положения этой не столь уж малочисленной социальной прослойки, лишенной наследственных прав и вынужденной пробиваться в жизни собственными силами.

Недаром перу Пнина, «незаконного» сына, не признанного отцом, фельдмаршалом Н. В. Репниным, принадлежит такой волнующий документ, как трактат «Вопль невинности, отвергаемой законами» (1802), представляющий собою «замечательную по силе гражданского чувства критику семьи и брака в современном ему дворянском обществе».

Политический радикализм, повышенная общественная активность, демократизм социальных симпатий определяют «особое лицо» «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств» в 1800-е гг. В отличие от «Дружеского литературного общества» его участники стремятся во всеуслышание заявить о своем существовании, добиваются официального признания и знаков внимания со стороны властей.

Так, оба известные трактата И. Пнина («Вопль невинности» и «Опыт о просвещении относительно к России») были представлены Александру I и заслужили «высочайшее одобрение». Автор, разумеется, добивался не наград, а практических, реальных результатов, надеясь с помощью властей осуществить широкую программу развития просвещения и общественных реформ в России.

Стремясь содействовать выполнению этой задачи, «Вольное общество» получает в 1803 г. официальное утверждение, а вместе с тем и право устраивать открытые заседания и выпускать свои труды. Члены общества издавали альманах «Свиток муз» (1802—1803), начали было выпускать журнал под названием «Периодическое издание „Вольного общества любителей словесности, наук и художеств“» (вышел в 1804 г., правда, лишь единственный егономер), активно сотрудничали в других повременных изданиях начала XIX в.

Интенсивная деятельность общества притягивала к себе прогрессивные силы художественного и литературного мира Петербурга и Москвы. В 1804—1805 гг. его членами стали К. Н. Батюшков, А. Ф. Мерзляков, С. С. Бобров, Н. И. Гнедич и др.

Наибольшее историко-литературное значение имел первый период деятельности общества (1801—1807), далеко не случайно совпавший с эпохой либеральных веяний. В конце 1800-х гг. оно переживает кризис, вызванный смертью (1809) одного из активнейших членов общества — И. П. Пнина (вносившего в его работу дух широкой общественной инициативы), а также напряженной внутренней борьбой, которая закончилась победой правого, «благонамеренного» крыла общества (Д. И. Языков, А. Е. Измайлов и др.).

Некоторое оживление в его деятельность вносит приход новых членов-карамзинистов (Д. Н. Блудова, В. Л. Пушкина и в особенности Д. В. Дашкова, ставшего в 1811 г. президентом общества). Они стремились придать обществу боевой, наступательный характер, обратить его против своих литературных противников — «славенофилов»-шишковистов.

Эти усилия наталкивались на упорное сопротивление консервативно настроенных членов Общества, приверженцев «высокого слога» русского классицизма.

«Усиленное и оживленное новыми членами общество положило издавать с 1812 года ежемесячный литературный журнал, — свидетельствует Н. Греч. — После жарких и упорных прений решили назвать его „Санктпетербургским вестником“.

Сначала дело шло довольно хорошо!.. Но уж с третьей книжки начались разногласия и раздоры. „Вестник“ был направлен прямо против славянофилов: это не нравилось некоторым членам, связанным почему-либо с партией Шишкова. Других давило превосходство ума и дарований одного из членов.

Сделали так, что он должен был выйти из общества». Речь идет о Дашкове, выступившем на одном из заседаний с язвительной «похвальной речью» графу Хвостову, столь же бездарному, сколь и плодовитому поэту-шишковисту. С уходом Дашкова «Вольное общество» постепенно угасает, а в 1812 г. и вовсе прекращает свою деятельность, с тем чтобы возобновить ее лишь с 1816 г. в значительно обновленном составе и во главе с новым президентом — А. Е. Измайловым.

В этот последний период вокруг общества (прозванного в среде литераторов Измайловским, по имени его президента, или Михайловским — по месту его заседаний) группируются мелкие литераторы, сотрудничающие в издаваемом им журнале «Благонамеренный». По замечанию В. Н. Орлова, в эти годы оно не оказывает сколько-нибудь существенного воздействияна литературное движение и остается «на периферии „большой“ литературной жизни».

Вступление в общество поэтов лицейского круга делает его выразителем новых тенденций литературного процесса, характерных уже для поэзии 1820-х гг. Существенными представляются уточнения, которые даются в связи с последним этапом работы этого общества в книге В. Г. Базанова «Ученая республика».

Исследователь справедливо отмечает, что в Михайловское (Измайловское) общество во второй половине 1810-х гг. входили не только «третьестепенные писатели», но и будущие декабристы, искавшие форм и путей активного воздействия на современное им общественно-литературное движение.

Созданию первых объединений декабристов-литераторов предшествует период вхождения будущих членов тайных обществ в некоторые литературные общества 1810-х гг.

«Декабристы учитывают прежние традиции и стремятся подчинить своему влиянию ранее созданные литературные общества», — подчеркивает исследователь, напоминая, что членами Измайловского общества были К. Ф. Рылеев, А. А. Бестужев, В. К. Кюхельбекер, А. Ф. Раевский (брат В. Ф. Раевского), О. М. Сомов и другие видные литераторы-декабристы.

Тайные политические организации («Союз Спасения», а затем и «Союз Благоденствия») сначала ориентируются на «Вольное общество словесности, наук и художеств», постепенно подчиняя своему влиянию и другие литературные объединения первой четверти XIX в.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.

· “Дружеское литературное общество”

В 1801 г. молодые поэты Андрей и Александр И. Тургеневы, А.Ф.Воейков, А.С.Кайсаров, Родзянка, В.А.Жуковский, А.Ф.Мерзляков организовали “Дружеское литературное общество”, возникшее как акт протеста против Карамзина и его школы. Незадолго до возникновения общества состоялся разговор между Андреем Тургеневым, Жуковским и Мерзляковым; речь шла о бедности русской литературы и вина ложилась на Карамзина.

В дневнике Андрея Тургенева эти обвинения изложены так: “Может быть, более будет превосходных писателей в мелочах, и … сему виноват Карамзин. Он сделал эпоху в русской литературе… Но - скажем откровенно - он более вреден, нежели полезен литературе нашей, и вреден потому более, что так хорошо пишет… Пусть бы писали хуже, но только бы писали оригинальнее, важнее, мужественнее, и не столько занимались мелочными родами” Таким образом, Карамзина упрекали не в том, что он дерзкий новатор, а в том, что его новаторство повернуло русскую литературу на неверный путь иностранных заимствований.

Участники общества задавали вопрос: “Есть литература французская, немецкая, англинская, но есть ли русская?” Это был вопрос романтического содержания, ведь именно романтиков прежде всего интересовала проблема народности. Их ответ на собственный вопрос был категоричен: русской литературы нет (“Можем ли мы употреблять это слово? Не одно ли это пустое название, тогда когда вещи в самом деле не существуют” Винили в этом Карамзина, который увлёк литературу проблемой личности, уводя от проблемы народности. Участники “Дружеского литературного общества” намерены были направить русскую литературу иначе: “Иногда один человек явится и, так сказать, увлечёт за собою своих современников. Мы это знаем; мы сами имели Петра Великого, но такой человек для русской литературы должен быть теперь второй Ломоносов, а не Карамзин. Напитанный русской оригинальностию, одарённый творческим даром, должен он дать другой оборот нашей литературе; иначе дерево увянет, покрывшись приятными цветами, но не показав ни широких листьев, ни сочных питательных плодов”

· С 1802 года Карамзин стал издавать

журнал “Вестник Европы ”

и тем самым положил начало систематическому освещению русской и западноевропейской действительности с позиций зарождающегося романтизма.

Журнал представлял собой издание нового типа. Номер состоял из трёх отделов – литературы, критики и политики; публикуемые материалы подбирались таким образом, что получалось единое смысловое целое. Общая задача журнала - изложение широкой программы развития национально-самобытной литературы. В отделе политики красной нитью проводилась идея усиления самодержавия, государственности, сравнение Наполеон-Александр I. В отделе критики печатались статьи о месте и роли литературы в общественной жизни, о причинах, замедляющих её успехи и появление новых авторов, о том, что определяет её развитие по пути национальной самобытности. По мысли Карамзина у писателей огромные возможности влияния на общество: “Авторы помогают согражданам лучше мыслить и говорить” (“Отчего в России мало авторских талантов?”) Литература, утверждает теперь Карамзин, “должна иметь влияние на нравы и счастие”, каждый писатель обязан “помогать нравственному образованию такого великого и сильного народа, как российский; развивать идеи, указывать новые красоты в жизни, питать душу моральными удовольствиями и сливать её в сладких чувствах со благом других людей” (“Письмо к издателю”) В этом нравственном образовании главная роль должна принадлежать патриотическому воспитанию. Чем сильнее любовь к отечеству, тем яснее путь гражданина к собственному счастью. Идеи “романтического патриотизма” изложены Карамзиным в своеобразном манифесте нового Карамзина - статье “О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств” (1802)

В отделе литературы Карамзин печатал произведения, наиболее близкие программе журнала, например, “Сельское кладбище” В.А.Жуковского (кстати, именно Жуковскому в 1808 году Карамзин передал издание “Вестника Европы”, после чего сам занялся написанием 12-томной “Историей государства Российского”).

Важное качество карамзинского “Вестника Европы” - он не был изданием одного автора, а стал своеобразным центром общения писателей. Журнал предоставлял свои страницы писателям если не противоположных направлений и школ, то во всяком случае заметно отличавшимся между собой. В “Вестнике Европы” сотрудничали Г.Р.Державин, И.И.Дмитриев, В.А.Жуковский, В.Измайлов и др. Журнал объединял лучшие литературные силы и синтезировал новое качество русской литературы.

“Вестник Европы” был самым известным, но не единственным журналом. Писатели иных взглядов или те же, которые печатались у Карамзина, публиковали свои сочинения

· в “Северном вестнике” (1804-05) И.И.Мартынова,

· “Журнале российской словесности” (1805) Н.П.Брусилова,

· “Северном Меркурии” (1805) и “Цветнике” (1809-1810) А.Е.Измайлова и А.П.Бенитцкого;

· оппозиционным “Вестнику Европы” был журнал С.Н.Глинки “Русский вестник” (1808-1824);

· известность получил патриотический журнал “Сын Отечества” Н.И. Греча, возникший во время Отечественной войны 1812 года.

· “Вольное общество любителей словесности, наук и художеств ”

В 1801 году в Санкт-Петербурге а противовес другой литературной столице - Москве, - где появилось “Дружеское литературное общество”, было организовано “Вольное общество любителей словесности, наук и художеств”, которое соединило тех, чьи взгляды не совпадали ни с карамзинистами, ни с их соперниками из “Дружеского литературного общества”. “Вольное общество любителей словесности, наук и художеств” объединило литераторов (Г.П.Каменев, И.М.Борн, В.В.Попугаев, И.П.Пнин, А.Х.Востоков, Д.И.Языков, А.Е.Измайлов), скульпторов (И.И.Теребенев, И.И.Гальберг), художников (А.И.Иванов), священников, археологов, историков, медиков, чиновников. Общество развивало особенное литературное направление, назвать которое исследователями предлагалось, например, термином “ампир” (36). Ампиром (от французского empire - империя) принято называть стиль западноевропейского искусства позднего классицизма, главным образом в архитектуре и изобразительном искусстве; для ампира характерно сочетание торжественной монументальности с пышностью и богатством внутреннего убранства, отделки, подражание художественным образцам Рима времён Империи. Ампир выражал идею национальной гордости и независимости (например, Триумфальная арка в Париже). Другие исследователи (37) полагают, что более уместно определения “барокко” или “рококо”. Стиль барокко (от итальянского barocco - причудливый) в архитектуре воплощался в богатстве пластической отделки фасадов и помещений, в парадных интерьерах с многоцветной скульптурой, лепкой, резьбой, позолотой, живописными плафонами; стиль выражал идею безграничного многообразия и вечной изменчивости мира. Стиль рококо отличался от барокко большим маньеризмом, прихотливостью, грациозностью, зачастую пасторальными и эротическими мотивами; стиль выражал идею катастрофического состояния мира и исчезающего порядка. Для мировоззрения участников “Вольного общества любителей словесности, наук и художеств” свойственно было и ощущение национальной гордости и независимости, и ощущение непрочности и изменчивости мира, и ощущение распадающегося порядка в мире - эта противоречивая смесь идей, с трудом поддающаяся однозначному определению, породила достаточно узнаваемый литературный стиль.

Для творчества участников “Вольного общества любителей словесности, наук и художеств” характерен интерес к жанрам классицизма, стилизация поздней античности, орнаментальность. Поэты используют жанры оды, эпитафии, надписи, миниатюры, горацианские мотивы эпикурейских наслаждений в бренном неустойчивом мире:

· “Московское общество любителей русской словесности”

Не было строгой стилистической выдержанности и в “Московском обществе любителей русской словесности”, возникшем в 1811 году (частично по аналогии с петербургским “Вольным обществом…”). В нём участвовали авторы разных направлений: В.А.Жуковский и К.Н.Батюшков, А.Ф.Воейков, А.Ф.Мерзляков, Ф.Н.Глинка. Историко-литературное значение таких (“смешанных”) обществ в том, что они объективно продолжали поляризацию литературных движений, причём одно общество, берущее начало в карамзинизме, формируется преимущественно в Москве, а полярно противоположное литературное движение - в Петербурге. Существование двух столиц литературного мира стало особенностью русской литературы начала XIX века, местопребывание поэта стало сигналом его идеологической и эстетической ориентации (“московские воздыхатели” и “петербургские ревнители”).

· “Беседа любителей русского слова”

Организатором и главой знаменитого литературного общества “Беседа любителей русского слова” (1811-1816) был А.С.Шишков, автор “Рассуждения о старом и новом слоге российского языка” (1803), в котором он критиковал карамзинскую теорию нового литературного языка и предлагал свою.

Шишков критиковал Карамзина не за отход от классицизма и движение к романтизму, а за неверное - непатриотическое - направление языковой реформы: “Вместо изображения мыслей своих по принятым издревле правилам и понятиям, многие веки возраставшим и укоренившимся в умах наших, изображаем их по правилам и понятиям чужого народа”. Антитеза “классик-романтик” применительно к Шишкову и Карамзину явно не годится, хотя бы потому, что невозможно установить кто есть кто: Шишков, заботясь о народности русской литературы, оказывается более романтик, чем Карамзин. Но ведь и Карамзин не классик. Ситуация должна быть описана в других терминах.

Спор между “шишковцами” и “карамзинистами” шёл о проблеме нового слога. Карамзин предлагал синтезировать сложившееся двуязычие (русский и французский) в единый европеизированный русский язык, язык приятный и усреднённый - общий для письменной литературы и для устного общения. Шишков высказал опасение об утрате национальной самобытности в таком языке и предложил следующее. Во-первых, не усреднять язык, сохранить различие между книжным и разговорным: “Учёный язык для приобретения важности требует всегда некоторого отличия от простонародного. Он иногда сокращает, иногда совокупляет, иногда изменяет, иногда выбирает слово. <…> Где надобно говорить громко и величаво, там предлагает он тысячи избранных слов, богатых разумом, заумных и совсем особых от тех, какими мы в простых разговорах объясняемся” Во-вторых, книжный язык нужно создавать не по принципу лёгкости, приятности, сглаженности, а по принципу богатства лексики, глубокосмысленности, звучности национального языка; Шишков предлагает синтезировать высокий (по ломоносовской теории) стиль с его архаизмами, средний стиль с языковыми чертами народной песни и частично “низкую лексику”, “дабы уметь в высоком слоге помещать низкие мысли и слова, таковые, например, как: рыкать, … тащить за волосы, … удалая голова и тому подобное, не унижая ими слога и сохраняя всю важность оного” (40).

Таким образом, мысль Шишкова была направлена против сглаженности и эстетизма карамзинистов, салонной изящности альбомных стихов, а не против романтических веяний. И Карамзин, и Шишков стоят на предромантических позициях и спорят лишь о путях становления романтизма.

Эту ситуацию наиболее удачно описал Ю.Н.Тынянов, предложив термины “архаисты” и “новаторы”. Архаисты - это Шишков, его сторонники, участники “Беседы…”, причём есть старшие архаисты (А.С.Шишков, Г.Р.Державин, И.А.Крылов, А.А.Шаховской, С.А.Ширинский-Шихматов) и младшие, “младоархаисты” (П.А.Катенин, А.С.Грибоедов, В.К.Кюхельбекер). Последние отличались даже бульшим радикализмом, они нападали на карамзинистов не только за гладкость и приятность языка на французский манер, но за неуважение к народной вере и обычаям. Так известная полемика Катенина и Жуковского о жанре баллады развивалась как о народной вере и суевериях. “Новаторы” - это не только карамзинисты, но те поэты, кто был близок и стал участником литературного общества “Арзамас”, организованном в 1816 году в пику “Беседе…”.

· “Арзамас”

Мысль организовать собственное литературное общество возникла у молодых сторонников Карамзина задолго до появления “Арзамаса”. В 1815 году П.А.Вяземский в письме А.И.Тургеневу говорил: “Отчего дуракам можно быть вместе? Посмотри на членов “Беседы”: как лошади всегда в одной конюшне… По чести, мне завидно, на них глядя… Когда заживём по-братски: и душа в душу и рука в руку?” Повод вскоре появился.

Общество безвестных любителей словесности, в числе которых В.А.Жуковский, К.Н.Батюшков, А.С.Пушкин и мн. др. Всем участникам присвоили шуточные прозвища, взятые из баллад Жуковского, а именно: В.А.Жуковский - Светлана, П.А.Вяземский - Асмодей, Д.В.Дашков - Чу, А.И.Тургенев - Эолова арфа, Д.Н.Блудов - Кассандра, А.С.Пушкин - Сверчок, В.Л.Пушкин - Вот я Вас, Ф.Вигель - Ивиков журавль, Д.П.Северин (дипломат) - Резвый Кот, С.С.Уваров - Старушка, С.П.Жихарев - Громобой, М.Орлов (будущий декабрист) - Рейн, Д.И.Давыдов - Армянин, К.Н.Батюшков - Ахилл, А.И.Плещеев - Чёрный вран, А.Ф.Воейков - Дымная печурка, Ник. Муравьев - Адельстан, Н.Тургенев - Варвик и т.д. Прозвища арзамасцев продолжали традиции “галиматьи” и “бессмыслицы” карамзинизма.

“Это было общество молодых людей, связанных между собой одним живым чувством любви к родному языку и литературе… Лица, составлявшие его, занимались строгим разбором литературных произведений, применением к языку и словесности отечественной источников древней и иностранной литератур, изысканием начал, служащих основанием твёрдой, самостоятельной теории языка и пр.” (С.С.Уваров). “Это была школа взаимного литературного обучения, литературного товарищества” (П.А.Вяземский).

“Арзамас” просуществовал в таком виде до 1819 г., когда новые члены общества М.Ф.Орлов, Н.Тургенев, Ник. Муравьев попытались придать ему политическое направление, организовать арзамасский журнал. Эти тенденции привели к угасанию “Арзамаса” и возникновению в 1818-1819 годах декабристских литературных обществ “Зелёная лампа” (А.С.Пушкин, Ф.Н.Глинка, А.Дельвиг, Н.И.Гнедич) и “Вольное общество любителей российской словесности” (Д.Хвостов, Ф.Н.Глинка, А.А.Бестужев, К.Ф.Рылеев, В.К.Кюхельбекер, О.М.Сомов) - но это явления иного порядка (литературные филиалы политических обществ).

3. Связь русского искусства и русской литературы с основными общественно-политическими событиями XIX века

Лучшие русские писатели сознательно становились на путь служения обществу, видя в этом высшее назначение искусства. «В нашем умственном движении,- говорил Н.Г.Чернышевский о русской литературе,- играет она более значительную роль, нежели французская, немецкая, английская в умственном движении своих народов, и на ней лежит более обязанностей, нежели на какой бы то ни было другой литературе... Поэт и беллетрист не заменимы у нас никем…» Это осознавали и сами писатели. Отсюда - то глубокое чувство ответственности перед народом, перед Россией, которое было им свойственно: именно в нашей стране сложился тип писателя - гражданина, борца, человека непреклонных, нередко выстраданных убеждений, высоких нравственных принципов.

Размышляя о роли литературы в судьбах человечества, М. Горький утверждал, что ни одна литература Запада не возникала с такою силою и быстротой, в таком мощном, ослепительном блеске таланта, как литература русская, никто в Европе не создавал столь крупных, всем миром признанных книг, никто не творил столь дивных красот при таких неописуемо тяжких условиях, как писатели русские.

Мысль о высоком назначении искусства, об ответственности писателя ясно выразил и А.П.Чехов. Для него истинный писатель – это человек обязанный, законтрактованный сознанием своего долга и совестью. Когда русская литература получила мировое признание, зарубежные читатели остро ощутили ее своеобразие и непревзойденную силу. Она покорила их своим смелым вторжением в жизнь, напряженными исканиями истины, своими героями, преисполненными высоких целей, всегда неудовлетворенными собой. Поразило то чувство ответственности за будущее своей страны и человечества , которое ни на минуту не покидало ни Андрея Болконского, ни Пьера, ни Раскольникова, ни князя Мышкина. Русские писатели предьявляли к человеку высокие требования, они были не согласны с тем, чтобы люди ставили на первый план свои интересы и эгоизм.

Передовая русская литература всегда жила самыми важными, жгучими проблемами века. Больные вопросы, проклятые вопросы, великие вопросы - так характеризовались на протяжении десятилетий те социальные, философские, нравственные проблемы, которые поднимали лучшие писатели прошлого.

Начиная с Радищева и кончая Чеховым, русские писатели XIX века откровенно говорили о произволе и безнаказанности одних и бесправии других, о социальном неравенстве, о материальном и духовном порабощении человека. Вспомните такие произведения, как «Мертвые души» Н.В. Гоголя, «Преступление и наказание» Ф,М. Достоевского, «Сказки» М.Е. Салтыкова-Щедрина, «Кому на Руси жить хорошо» Н.А.Некрасова, «Воскресение» Л.Н.Толстого. К решению острейших проблем современности авторы подходили с позиций подлинного гуманизма, с позиций интересов народа.

Судьбы русских писателей складывалась подчас так трагично, что биографии зарубежных писателей выглядят на их фоне сказкой благополучия. Погибли на дуэли А.С. Пушкин и М.Ю.Лермонтов, в страшных обстоятельствах умер А.С.Грибоедов, скончался от безысходности Гоголь, казнен К.Ф.Рылеев, сослан на каторгу В. Кюхельбекер, большую часть жизни прожил на чужбине А.И.Герцен, подвергся гражданской казни (которая заменила смертный приговор) и сослан на каторгу

Ф.М. Достоевский, посажен в Петропавловскую крепость Н.Г. Чернышевский, отлучен от церкви Л.Н. Толстой. Постоянным преследованиям на протяжении жизни подвергались В.Г. Белинский, Н.А. Некрасов и М.Е. Салтыков-Щедрин, Д.И.Писарев и Н.А.Добролюбов. По многим причинам, в том числе и политическим, И.С.Тургенев жил во Франции. В конце 19 века по делу народовольцев был осужден на каторгу В.Г. Короленко.

Большинство произведений различных жанров проходили через столь жесткую цензуру, общественную и религиозную, что многие книги появлялись или со скандалом, как было с «Героем нашего времени», «Ревизором», «Мертвыми душами», «Что делать?», или печатались в урезанном виде, или вообще видели свет спустя десятилетия, как пьеса «Горе от ума» А.С.Грибоедова.

Каких бы сторон жизни писатели ни касались, со страниц их творений всегда слышалось: кто виноват? что делать? Эти вопросы звучали в «Евгении Онегине» и в «Герое нашего времени», в «Обломове» и в «Грозе», в «Преступлении и наказании», в рассказах и драматургии Чехова.

Выявляя роль среды и исторических условий в формировании человека, писатели вместе с тем старались понять, может ли человек противостоять воздействию окружающих его обстоятельств жизни. Свободен ли он в выборе жизненного пути или во всем повинны обстоятельства? В конечном счете, несет ли человек ответственность за то, что совершается в окружающем его мире, или нет? Все эти вопросы чрезвычайно сложны, и писатели мучительно искали на них ответа. Всем памятны слова Базарова: «Всякий человек сам себя воспитать должен... А что касается до времени - отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня». Однако не все были согласны с тургеневским героем, а потому вопрос об «отношениях с жизнью и со временем принимал всегда полемический характер».

«Кто виноват? Что делать?» – эти вопросы будоражили сознание и побуждали к активному действию русских и зарубежных читателей. Сами писатели могли находить решения разные, порой даже ошибочные, по поиски этих решений говорили об их глубокой заинтересованности в судьбах страны и всего человечества.

Мысль о благе народа постоянно звучала в произведениях русских классиков. Под этим углом зрения они смотрели на все окружающее, на прошлое и будущее. Изображение жизненных явлений, особенно значимых для народа, и оценка их с точки зрения его интересов порождали то свойство литературы, которое называется народностью Сами писатели ощущали себя плотью от плоти народа, и это придавало их творчеству отчетливо выраженную демократическую направленность. «И неподкупный голос мой был эхо русского народа», - говорил молодой Пушкин. Голос Лермонтова звучал, «как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных». И Некрасов, как бы подводя итоги своей творческой деятельности, сказал на склоне лет: «Я лиру посвятил народу своему».

Народность русской классической литературы неразрывно связана с другой ее характерной особенностью – патриотизмом. Тревога за судьбы родной страны, боль, вызванная бедами, которые она претерпевала, стремление заглянуть в будущее и вера в него - все это присуще было великим писателям при всем различии их идейных позиций, их творческих дарований.

Для передовых русских писателей любовь к родине - это прежде всего любовь к народной России, к тем духовным ценностям, которые создавал народ. Литература издавна находила вдохновение в устном народном творчестве. Вспомните сказки Пушкина и Щедрина, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя, «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова. Вместе с тем истинные патриоты всегда ненавидели душителей передовой мысли, палачей Свободы, Гения и Славы. С какой сокрушительной силой выразил эти чувства Лермонтов в своих стихах «Прощай, немытая Россия...» и «Родина»! Как иронически-зло говорит об антинародной России Толстой в «Войне и мире» и какой любовью к народу проникнуты посвященные ему страницы этой эпопеи! Своим высшим патриотическим долгом лучшие русские писатели считали борьбу за переустройство жизни, за благо народа, за человеческое достоинство.

Все эти идейные устремления с неизбежностью толкали русских писателей на путь всестороннего познания жизни . Надо было понять внутренний смысл происходящего, уяснить причины сложных и противоречивых процессов, совершающихся в мире социальных отношений и в человеческой психике. И конечно же, чем полнее в процессе познания открывалась писателям жизнь, тем острее они ощущали необходимость ее переустройства.

Настоятельная потребность познать жизнь определила основное направление в развитии русской литературы XIX века – направление критического реализма. Стремление к истине определило характер русского реализма - его бесстрашие в раскрытии самых сложных явлений жизни, бескомпромиссность в обличении социального зла, проницательность в выяснении его причин.

Разнообразные стороны действительности попадали в сферу внимания писателей-реалистов (как говорил Чернышевский, все общеинтересное в жизни): от событий исторической жизни народов и государств («Полтава», «Война и мир») до судьбы маленького человека («Шинель», «Бедные люди»); от процессов всемирно-исторического значения («Отечественная война 1812 г.») до самых сокровенных душевных переживаний. И все подвергалось анализу, все составляло предмет напряженных раздумий. Недаром Горький отмечал, что в поле зрения старых писателей лежал весь необъятный мир, тот мир, который они во что бы то ни стало хотели освободить от зла.

Теснейшим образом связанная с действительностью, литература критического реализма улавливала все изменения, происходившие в жизни России, в человеческой психологии. С течением времени менялся облик центрального героя . Печать какого времени лежит на Чацком, Онегине, Печорине; очевидно, что при всех своих различиях Базаров, Рахметов, Раскольников принадлежат приблизительно одной и той же эпохе; исторически точно запечатлел Тургенев в своих романах тип русского передового деятеля на разных этапах общественного развития.

Двигаясь от десятилетия к десятилетию, темы, проходившие через всю русскую литературу XIX века, приобретали новые грани, новые оттенки. Так, в эпоху 20-30-х годов о роли народа в истории, о свободолюбии народа («всегда народ к смятению тайно склонен») говорил Пушкин. На грани 40-50-х годов Тургенев в «Записках охотника» выступил со страстной защитой закрепощенного народа, показал его нравственное превосходство над душевладельцами.

В условиях нарастания народно-освободительного движения 50-60-х годов писатели революционной демократии (Некрасов, Щедрин) стремились показать не только силу народа, но и его слабость. Они ставили перед собой задачу помочь народу преодолеть инертность, пассивность, порожденные веками рабства, поднять народ до осознания им своих коренных интересов. Негодование вызывает у Некрасова рабье сознание человека из народа, горек смех Щедрина над мужиком, свившим для себя веревочку («Как один мужик двух генералов прокормил).

Опираясь на художественные достижения Пушкина, Некрасов и Толстой показали, что решающей силой в судьбах страны является народ. И «Война и мир», и «Кому на Руси жить хорошо» рождены именно этим взглядом на роль народных масс в истории.

Одной из сквозных тем русской литературы XIX века является, как вы знаете, тема маленького человека. Смелым новаторством литературы критического реализма было появление среди героев Пушкина и Гоголя человека ничем не примечательного, как бы выхваченного из самой жизни,– Самсона Вырина («Станционный смотритель»), и Акакия Акакиевича («Шинель»). Сочувствие этому беззащитному человеку, не принадлежащему к привилегированным классам, – одно из ярких выражений гуманизма лучших писателей прошлого, их непримиримого отношения к социальной несправедливости.

Однако во второй половине века маленький человек, лишенный чувства собственного достоинства, безропотно несущий на себе бремя социальных невзгод, человек униженный и оскорбленный (Достоевский) вызывает у передовых писателей не только сострадание, но и осуждение (А.П.Чехов «Смерть чиновника, Толстый и тонкий»). Для писателей утрата человеком чувства собственного достоинства была равносильна нравственной смерти. Не только Чехов, но и Островский и Достоевский были убеждены, что человек не должен мириться с положением затертой ветошки.

Социальные сдвиги, происходившие во второй половине XIX века, рождали потребность охватить художественной мыслью Россию в ее движении от прошлого к настоящему и будущему. Отсюда появление широчайших исторических обобщений, глубоких исторических концепций . Без этого не могли бы быть созданы ни «Былое и думы», ни поэма «Кому на Руси жить хорошо», ни роман «Что делать?», ни «Война и мир». Но авторы этих произведений многим обязаны опыту своих предшественников, таким произведениям, как «Медный всадник» и «Мертвые души», которые полны размышлений о судьбах России.

О чем бы ни говорили русские писатели, они всегда утверждали

· веру в возможность справедливых социальных отношений,

· в осуществимость своих высоких общественных идеалов , которые они стремились сделать достоянием читателей.

· По словам Некрасова, литература не должна ни на шаг отступать от своей цели – возвысить общество до своего идеала - идеала добра, света, истины.

· И такой полный гнева писатель, как Салтыков-Щедрин, сокрушавший своим негодующим смехом, кажется, все, к чему ни прикасался, призывал к утверждению положительного идеала.

Отсюда такая тяга русских писателей к изображению лучших людей своего времени , таких, как Чацкий, Татьяна Ларина, Инсаров, Рахметов. Самое понятие красоты в искусстве, прекрасного в искусстве сливалось у русских писателей с представлением о добре, истине, справедливости, к борьбе за торжество которых они звали своим творчеством.