Лев николаевич толстой. По страницам великой жизни

Лев Николаевич Толстой (1828-1910) считается одним из самых величайших писателей не только России, но и всего мира. Он создал такие шедевры как "Война и мир", "Анна Каренина", "Воскресение", "Живой труп" и др. Происходил он из знатного дворянского рода. Уже это обеспечило ему благополучную и сытую жизнь. Но, перешагнув 50-летний рубеж, писатель начал задумываться о сущности бытия.

Он вдруг осознал, что материальное благополучие вовсе не главное. Поэтому стал заниматься физическим трудом, начал одеваться в одежду простолюдинов, отказался от употребления мяса и объявил себя вегетарианцем. В довершение к этому отказался от прав на свою литературную собственность и состояние в пользу семьи. Он также выдвинул теорию непротивления злу, опираясь в своих высказываниях на евангелистское всепрощение. Взгляды великого писателя очень быстро стали популярными среди людей, и нашли своих последователей.

В 1891 году в Черноземье и Среднем Поволжье разразился голод в результате неурожая. По инициативе Льва Николаевича были организованы учреждения, в задачу которых входило помогать нуждающимся людям. Писатель стал инициатором пожертвований, и за короткий срок было собрано 150 тыс. рублей. На них открыли около 200 столовых, в которых кормились тысячи людей. Пострадавшим были выданы семена и лошади. Все эти благородные деяния прекрасно характеризуют личность Льва Толстого.

Однако подлинная сущность человека познаётся в мелочах. В его мимолётных высказываниях, суждениях и незначительных поступках. Тут следует заметить, что многие люди, жизнь которых проходит спокойно, сытно и безмятежно, иногда мечтают хоть немного пострадать, испытать тяготы и невзгоды. Чаще всего происходит это от пресыщенности и скуки. В редких случаях такое желание искреннее, и тогда человек действительно кардинально меняет свою жизнь. Он раздаёт имущество нищим, уходит в монастырь или уезжает на войну.

Но подавляющая часть благополучных людей подобного никогда не делает. Такие господа лишь говорят окружающим о своём желании, но палец о палец не ударяют, чтобы претворить его в реальность. Именно к такой публике и относился великий писатель. Но чтобы не быть голословными, обратимся к фактам.

Вот что вспоминал Владимир Галактионович Короленко (1853-1921) - известный писатель, публицист и журналист, отбывавший 6 лет ссылку в Якутии:
"По прошествию нескольких месяцев после моего возвращения из ссылки отправился я к Льву Николаевичу Толстому. Нужно было выпустить книгу, и очень хотелось, чтобы он принял в этом участие. Представил меня писателю Златовратский. Он сказал, что Короленко был в ссылке, причём описал самые тяжёлые и неприятные её моменты.

Подойдите ко мне, - сказал Лев Николаевич, глядя на меня пристальным взглядом. - Какой же вы счастливый человек. Вы были в Сибири, прошли через тюрьмы. А я молю бога, чтобы дал пострадать мне за убеждения, но ведь не даёт.

Вскоре я встретил человека, которого мне представили как Орлова. Он был вначале нечаевцем, затем стал толстовцем. Жил на городской окраине с большой семьёй, влачил полунищее существование. Лев Николаевич частенько заходил к нему в гости. Садился на стул, любовался убогой обстановкой, оборванными и полуголодными детишками. При этом он постоянно повторял, что завидует Орлову, что у того удивительно хорошо в доме".

Однажды с великим писателем познакомилась вдова Успенская. Муж её умер на каторге, а бедная женщина боролась за выживание, старясь вывести в люди своего единственного сына. Жила она в крошечной квартирке, сама рубила дрова, растапливала печь, стряпала, мыла посуду, носила обноски. Толстой искренне восхищался этой женщиной, и всякий раз при случае растрогано говорил, что не встречал более счастливого человека, чем она. Однако маститый писатель ни разу не помог Успенской даже копейкой. Да и действительно, зачем - она же счастлива.

Вспоминал Владимир Александрович Поссе (1864-1940) – журналист и участник революционного движения:
"Однажды Лев Николаевич поинтересовался у меня: "А вы сидели в тюрьме?" На что я ответил утвердительно. Писатель оживился и мечтательно заметил: "Чего мне не хватает, так это тюрьмы. Как же это здорово в полной мере познать лишения и испытать муки! Мне бы очень хотелось посидеть в настоящей сырой тюрьме". На это я не нашёлся, что сказать".

Личность Льва Толстого примечательна ещё с одной стороны. Вот что вспоминал Николай Васильевич Давыдов (1848-1920) - прокурор, общественный деятель, близкий друг семьи писателя и частый гость Ясной поляны:
"Мы собрались однажды вечером в Ясной поляне на веранде. Кто-то из семьи начала читать главу из "Войны и мира". Самого Льва Николаевича с нами не было. Он был нездоров и находился в своей комнате. Однако вскоре писатель показался в дверях, постоял и послушал чтение. Когда же читать закончили, то с интересом поинтересовался, что это такое читали. Уж больно хорошо и складно написано".

Жизненный путь великого классика, несомненно, заслуживает всяческого уважения. Но иногда он явно играл на публику, чем ставил окружающих в неловкое положение.

Лев Толстой родился 9 сентября 1828 года в Тульской губернии (Россия) в семье, принадлежащей классу дворян. В 1860-х годах он написал свой первый большой роман – “Война и мир” . В 1873 году Толстой приступил к работе над второй из наиболее известных его книг, “Анна Каренина”.

Он продолжал писать беллетристику на протяжении 1880-х и 1890-х годов. Одна из его самых успешных поздних работ – “Смерть Ивана Ильича”. Толстой умер 20 ноября 1910 г. в Астапово, Россия.

Первые годы жизни

9 сентября 1828 года, в Ясной Поляне (Тульская губерния, Россия) родился будущий писатель Лев Николаевич Толстой. Он был четвертым ребенком в большой дворянской семье. В 1830 году, когда мать Толстого, урожденная принцесса Волконская, умерла, двоюродный брат отца взял на себя уход за детьми. Их отец, граф Николай Толстой, умер через семь лет, и их тетя была назначена опекуном. После смерти тети Лев Толстой, его братья и сестры переехали ко второй тёте в Казань. Хотя Толстой пережил много потерь в раннем возрасте, позже он идеализировал свои детские воспоминания в своём творчестве.

Важно заметить, что начальное образование в биографии Толстого было получено дома, уроки ему давали французские и немецкие преподаватели. В 1843 году он поступил на факультет восточных языков в Императорский Казанский университет. Толстому не удалось преуспеть в учебе – низкие оценки заставили его перейти на более легкий юридический факультет. Дальнейшие трудности в учебе привели к тому, что Толстой, в конце концов, покинул Императорский Казанский университет в 1847 году без степени. Он вернулся в имение родителей, где собирался заняться фермерством. Однако и это его начинание закончилось неудачей – он слишком часто отсутствовал, уезжая в Тулу и Москву. В чём он действительно преуспел, так это в ведении своего собственного дневника - именно эта привычка длиною во всю его жизнь, вдохновила Льва Толстого на большую часть его произведений.

Толстой увлекался музыкой, его любимыми композиторами были Шуман, Бах , Шопен , Моцарт , Мендельсон. Лев Николаевич мог по несколько часов в день играть их произведения.

Однажды, старший брат Толстого, Николай, во время своего армейского отпуска приехал в гости ко Льву, и убедил брата пойти в армию в качестве юнкера на юг, в кавказские горы, где тот проходил службу. После пребывания на посту юнкером, Лев Толстой в ноябре 1854 года был переведен в Севастополь, где воевал в Крымской войне по август 1855 года.

Ранние публикации

В годы своего юнкерства в армии у Толстого было немало свободного времени. В спокойные периоды он работал над автобиографической историей под названием «Детство» . В ней он писал о своих самых любимых детских воспоминаниях. В 1852 году Толстой отправил рассказ в “Современник”, самый популярный журнал того времени. Рассказ был с радостью принят, и он стал первой публикацией Толстого. С этого времени критики ставили его в один ряд с уже известными писателями, среди которых присутствовали Иван Тургенев (с которым Толстой подружился), Иван Гончаров , Александр Островский и другие.

После завершения повести “Детство”, Толстой начал писать о своей ежедневной жизни в армейской заставе на Кавказе. Начатую в армейские годы работу “Казаки”, он закончил только в 1862 году, после того, как он уже оставил армию.

Удивительно, но Толстому удавалось продолжать писать во время активных сражений в Крымской войне. В это время он написал “Отрочество” (1854), продолжение “Детства”, вторую книгу в автобиографической трилогии Толстого. В разгар Крымской войны Толстой выразил свое мнение о поразительных противоречиях войны через трилогию произведений «Севастопольские рассказы». Во второй книге «Севастопольских рассказов», Толстой экспериментировал с относительно новой техникой: часть истории представлена в виде повествования от лица солдата.

После окончания Крымской войны Толстой покинул армию и вернулся в Россию. Приехав домой, автор пользовался большой популярностью на литературной сцене Санкт-Петербурга.

Упрямый и высокомерный, Толстой отказался от принадлежности к какой-либо конкретной философской школе. Объявив себя анархистом, он в 1857 году уехал в Париж. Оказавшись там, он проиграл все свои деньги и был вынужден вернуться домой, в Россию. Ему также удалось опубликовать «Юность», третью часть автобиографической трилогии, в 1857 году.

Вернувшись в Россию в 1862 году, Толстой издал первый из 12 номеров тематического журнала “Ясная Поляна”. В этот же год он женился на дочери врача по имени Софья Андреевна Берс.

Основные романы

Проживая в Ясной Поляне с женой и детьми, Толстой провел большую часть 1860-х годов, трудясь над своим первым известным романом “Война и мир”. Часть романа была впервые опубликована в “Русском Вестнике” в 1865 году под названием «1805 год». К 1868 году он выпустил еще три главы. Через год роман был полностью закончен. И критики, и общественность спорили об исторической справедливости Наполеоновских войн в романе, в сочетании с развитием историй его продуманных и реалистичных, но все же вымышленных персонажей. Роман также уникален тем, что в него включены три длинных сатирических эссе о законах истории. Среди идей, которые Толстой пытается также донести в этом романе – убеждение, что положение человека в обществе и смысл человеческой жизни в основном являются производными его повседневной деятельности.

После успеха “Войны и мира” в 1873 году, Толстой приступил к работе над второй из наиболее известных его книг – “Анна Каренина”. Она была частично основана на реальных событиях периода войны России с Турцией. Как и “Война и мир”, эта книга описывает некоторые биографические события из жизни самого Толстого, это особенно заметно в романтических отношениях между персонажами Кити и Лёвина, что, как говорят, напоминает ухаживания Толстого за его собственной женой.

Первые строки книги “Анна Каренина” являются одними из самых известных: “Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». “Анна Каренина” публиковалась частями с 1873 по 1877 года, и была высоко признана публикой. Гонорары, полученные за роман, стремительно обогатили писателя.

Обращение в веру

Несмотря на успех “Анны Карениной”, после завершения романа Толстой испытывал духовный кризис и находился в депрессии. Следующий этап биографии Льва Толстого характеризуется поиском смысла жизни. Писатель сначала обратился в Русскую православную церковь, однако не нашел там ответы на свои вопросы. Он пришел к выводу, что христианские церкви были коррумпированы и, вместо организованной религии, продвигали свои собственные убеждения. Он решил выразить эти убеждения, основав в 1883 году новое издание под названием “Посредник”.
Как результат, за свои нестандартные и противоречивые духовные убеждения, Толстой был отлучён от русской православной церкви. За ним даже наблюдала тайная полиция. Когда Толстой, ведомый своим новым убеждением, хотел раздать все свои деньги и отказаться от всего лишнего, его жена была категорически против этого. Не желая накалять обстановку, Толстой неохотно согласился на компромисс: он передал жене авторские права и, по-видимому, все отчисления на его творчество до 1881 года.

Поздняя художественная литература

В дополнение к своим религиозным трактатам, Толстой продолжал писать беллетристику на протяжении 1880-х и 1890-х годов. Среди жанров его поздних работ были нравственные рассказы и реалистическая беллетристика. Одна из самых успешных среди его поздних работ была повесть “Смерть Ивана Ильича”, написанная в 1886 году. Главный герой изо всех сил пытается бороться с нависшей над ним смертью. Кратко говоря, Иван Ильич ужасается от понимания того, что впустую потратил свою жизнь на мелочи, но осознание этого приходит к нему слишком поздно.

В 1898 году Толстой написал повесть “Отец Сергий”, художественное произведение, в котором он критикует убеждения, развитые им после его духовного преобразования. В следующем году он написал свой третий объёмный роман “Воскресение”. Работа получила хорошие отзывы, но вряд ли этот успех соответствовал уровню признания его предыдущих романов. Другие поздние работы Толстого являются очерками об искусстве, это сатирическая пьеса под названием “Живой труп”, написанная в 1890 году, и повесть под названием “Хаджи-Мурат” (1904 год), которая была обнаружена и опубликована уже после его смерти. В 1903 году Толстой написал небольшой рассказ “После бала” , который был впервые опубликован уже после его смерти, в 1911 году.

Старость

В течение его поздних лет, Толстой пожинал плоды международного признания. Тем не менее, он изо всех сил все еще пытался примирить свои духовные убеждения с напряженностью, которую он создал в своей семейной жизни. Его жена не только не соглашалась с его учением, она не одобряла его учеников, которые регулярно посещали Толстого в родовом имении. Стремясь избежать растущего недовольства жены, в октябре 1910 года Толстой и его младшая дочь Александра подались в паломничество. Александра была врачом для своего пожилого отца во время поездки. Стараясь не выставлять напоказ свою частную жизнь, они путешествовали инкогнито, надеясь уклониться от ненужных расспросов, но иногда это было безрезультатно.

Смерть и наследие

К сожалению, паломничество оказалось слишком обременительным для стареющего писателя. В ноябре 1910 года, начальник маленькой железнодорожной станции Астапово открыл двери своего дома для Толстого, чтобы больной писатель мог отдохнуть. Вскоре после этого, 20 ноября 1910 года, Толстой умер. Похоронен в родовом имении, Ясной Поляне, где Толстой потерял так много близких ему людей.

По сей день, романы Толстого считаются одними из лучших достижений литературного искусства. “Войну и мир” часто приводят в качестве величайшего романа из когда-либо написанных. В современном научном сообществе Толстой широко признан как обладатель дара описания бессознательных мотивов характера, утонченность которых он отстаивал, подчеркивая роль повседневных действий в определении характера и целей людей.

Хронологическая таблица

Тест по биографии

Насколько хорошо вы знаете краткую биографию Толстого – проверьте свои знания:

Оценка по биографии

Новая функция! Средняя оценка, которую получила эта биография. Показать оценку

Ника Т. : Мне всегда очень хотелось этого наивного соответствия: уж если я восхищаюсь творчеством какого-либо автора, то его человеческими качествами я тоже хочу очаровываться. Чтобы не возникало противоречий в моей душе, чтобы одно не нарушало целостности другого.
И когда веришь в чистую душу и помыслы художника, а потом сталкиваешься с фактами, которые опровергают чистоту этой души и этих помыслов, чувствуешь, как разбивается очередной божок в твоем внутреннем мире. И это так печально! Потому что, во-первых, разбивается иллюзия относительно твоего кумира - а это всегда неприятно, а во-вторых, все меньше остается веры в то, что такие люди, каких ты себе придумал, вообще существуют на свете.

Вот и спрашивается: а стоит ли в принципе подходить близко к своему кумиру, чтобы потом с большой вероятностью снять со своих глаз и сердца розовые очки? Надо ли знать о нем больше положенного или лучше оставаться в счастливом неведении? А если знать, то как относиться к этому знанию? Ведь многие знания - многие печали... Вредно это или полезно? Помогает или мешает?

И здесь каждый решает для себя...

Вот такая обратная сторона личности у моего любимого Льва Толстого:

Ученик Ч. Ломброзо, доктор-психиатр Макс Зюдофельд взяв псевдоним Нордау, написал книгу «Вырождение». В ней он просто и ясно изложены выводы психиатра о жизни и творчестве знаменитых литераторов, их психических отклонениях, отклонениях которые и доныне умышленно умалчиваются. Среди прочих знаменитых писателей, М.Нордау рассмотрел жизнь и деятельность, сквозь призму психиатрии, графа Л.Н.Толстого. Отметим, что книга «Вырождение» вышла в свет при жизни графа. Коротко, из официальных источников о Льве Толстом: «исследователь «диалектики души» Л.Толстой выразил стремление личности к постижению своей внутренней сущности, к нравственному совершенствованию…». Вот об этих «постижениях внутренней сущности» Л.Тостого, Нордау есть, что сказать. Учение Льва Толстого о «непротивлению злу насилием»: «Не противьтесь пороку, не судите, не убивайте. Долой, таким образом, суды, войска, тюрьмы, подати…», это ни что иное, как полное одобрение анархизма. Когда революционеры-террористы убивали госчиновников, жандармов Толстой не реагирует на это, но когда революционеров-террористов стали ловить, судить и вешать, то граф Толстой поднял в знак протеста шум, своей статьёй «Не могу молчать». Нам М.Нордау объясняет вред от толстовского «непротивления злу насилием»: «Первою задачей общежития, во имя чего отдельные люди сошлись в общину, заключается в защите своих членов от больных, одержимых зудом убийств, от тунеядцев, от нездоровых отклонений, стремящихся жить за счет труда других и устраняющих с дороги всякое существо, мешающее им удовлетворять их похоти. Особы с противообщественным наклонностями сделаются, несомненно, большинством, если здоровые люди перестанут вести с ними борьбу, не станут препятствовать их размножению: если они останутся в большинстве, тогда общество и человечество погибнут…».

Часто граф Толстой, в соответствии со своими философствованиями на тему «лечение трудом», надев лапти, пахал землю, но это не более чем лицемерие. Походив в лаптях, садился шить сапоги. И швец, и жнец и на дуде игрец. Вообще система «лечения трудом» применялась многие сотни лет в монастырях. Суровая монашеская жизнь и тяжелый труд умертвляли плоть и спасали души. Кстати, сестра Л.Толстого, Мария, ушла в монастырь. Но граф не собирался спасать свою душу, предпочитая блуждать в лабиринтах противоречий и парадоксов своей больной психики. Да и не приняли бы Л.Толстого в монахи, за богоискательство и статью «Христианство и церковь», в которой граф написал: «Церковь всегда была лживым и жестоким учреждением». Толстого отлучили от церкви. Дошумелся.

Графа Толстого так и тянуло учить-поучать. Комментирует М.Нордау: «Путь к счастью, по Толстому, состоит в отрицании науки и знания, В возращении к естественной жизни, то есть к земледелию: нужно покинуть город, распустить народ с фабрик, вернуться к земле… Как философ, он проповедует нам, в виде понятий о мире и жизни, библейские тексты, постоянно противореча им, дико их толкуя. Как главный глашатай нравственности, он проводит теорию непротивления злу и преступлению, раздачи имуществ и уничтожения человеческого рода при посредстве воздержания». А философ Бердяев, за схожие с Толстым высказывания о христианстве приговоренный в 1915 году Святейшим Синодом к вечной ссылке в Сибирь, называл Л.Толстого «настоящим отравителем колодцев жизни».

Биограф Толстого, Левенфельд, режет правду-матку об эгоцентризме графа: «В стремлении быть самостоятельным, Толстой часто оскорбляет требования эстетики, сражаясь с давно установившимися авторитетами только потому, что они давно установились. Так, он Шекспира называет дюжинным писакою и утверждает, что восторги перед великим британцем объясняются ничем другим, как нашею привычкою повторять чужие взгляды, не продумав их». Можно сказать проще, у графа ум за разум заходит, но доктор-психиатр Нордау объяснит подробнее: «Он страдал манией сомнения и умствования в той форме, как это наблюдалось на многих вырождающихся высшего порядка…». Ломброзо, указывая характерные черты гениальных помешанных, говорит: «Все они терзаются религиозными сомнениями, ум их теснит, как мучительная болезнь, одна и та же мысль; та же тяжесть давит сердце. Таким образом, мы имеем дело не с благородным стремление к познанию, толкающего Толстого к вопросам о цели и значении жизни, но с болезнью вырождающегося, сомнением и умствованием, совершенно бесплодными…».

Ленин говорил, что Толстой - зеркало революции, а у психиатров своё мнение, Нордау: «Он делается творцом метафизических систем, разрушает вековые тайны мироздания… По словам Ломброзо, произведения многих анархистов имеют в своём основании такие именно причины. Он мечтает о всеобщем счастье и придумывает планы преобразования Вселенной, поражая в них своей мнимой любовью к ближним, рядом с абсурдностью и страшным невежеством по части действительно существующих отношений».

А вот справедливо ли оценивал Нордау творчество Толстого, судите сами: «Какими бы достоинствами ни отличался художественный талант Толстого, своею мировою славою и влиянием на современников он обязан не ему. Его романы были признаны замечательнейшими произведениями литературы; и, тем не менее, в продолжении десятилетий «Война и мир» и «Анна Каренина» почти не имели читателей за пределами России, и критика восторгалась автором с большими оговорками…Только появившаяся в 1889 году «Крейцерова соната» разнесла его имя по всем углам земного шара… «Крейцеров соната» как художественное произведение, далеко ниже большей части его романов и рассказов; тем не менее, славу, не дававшуюся так долго автору «Войны и мира», «Казаков» и «Анны Карениной», она завоевала одним ударом…».

Вспомним содержание сего «произведения». Там написано, муж убивает жену из ревности к любовнику. Ну и что? Дело, грубо говоря, житейское. А психологи сразу дали правильный расклад «сонаты»: в действительности, муж был влюблен в любовника жены, а свою жену убил из ревности к нему. Этот рассказ упоминается во многих справочниках психопатологии, как пример подавленного гомосексуализма. Кстати, жена Толстого сразу невзлюбила этот рассказ, она поняла, что послужила прообразом жены Позднышева. А сам граф говорил, что жена у него - камень на шее. Чем страдал - о том и писал И еще об этом. В повести «Дьявол», юный дворянин после долгой связи с дворовой крестьянкой, женившись на женщине из своего круга, начинает метаться как лев в клетке. Он не может забыть любви к дворовой крестьянке, жена ему ненавистна, и он, бедолага, страдая, выбирает, что же ему делать: убить крестьянку? а может жену? или себя? Для читателя это полный бред, а у психологов есть объяснение. Главного героя терзает не дьявол, а бес двуполой педерастии, ведь под персонажем дворовой крестьянки скрыт мужчина-любовник молодого дворянина. Терзали эти темы душу Л.Толстого, поэтому и писал такое. Малость замаскировано. Доктор Нордау, совсем не удивляясь виражам психики графа, продолжает: «Существенным пунктом учения Толстого о нравственности является умерщвление плоти. Всякое сношение с женщиной нечисто: брак - такое же греховное дело, как и свободное сожительство между двумя полами. «Крейцерова соната» воспроизводит это учение в художественных образах. Убийца из ревности, Позднышев, говорит: «Медовый месяц! Ведь название - то одно, какое подлое!…Это нечто вроде того, что я испытывал, что я испытывал, когда меня тянуло рвать и текли слюни, а я глотал их и делал вид, что мне приятно».

Нормальный человек прочитав «Крейцерову сонату», или «Семейное счастье», или «Дьявол» останется в недоумении. Почему после брака мужчина и женщина должны стать врагами, почему мужчина должен испытывать отвращение или ненависть к женщине? Ответ прост, в перечисленных произведениях Толстого главные герои совсем не совсем мужчины, как-то так . Вот такой он, граф Л.Н.Толстой - глашатай нравственности. Опубликована во многих биографиях о Толстом, запись в дневнике от 29 ноября 1851 года: «Я никогда не любил женщин…но я довольно часто влюблялся в мужчин…Я влюбился в мужчину еще не зная, что такое педерастия… Например, Дьяков - я хотел задушить его поцелуями и плакать…». Запись сделана Толстым в возрасте 23 лет. А когда графу было уже за 80 лет, он взял к себе в секретари некоего Черткова. Жена графа, которая была моложе мужа на двадцать лет, почитывала дневники мужа, обвиняла его в педерастии и грозилась застрелить (цитата) «чертова Черткова». Нордау подтверждает свой профессионализм, продолжая: «…Мораль философских рассказов Толстого об отношениях между полами - литературное изложение половой психопатии скопцов… В мировой известности Толстого, замечательный художественный талант играет большую, но далеко не главную роль…Его влияние покоится не на эстетических, а на патологических основах». Что было, то было.

Граф Толстой в периоды «нравственного совершенствования» и «духовной трансформации» проявлял большой интерес к сектам: молоканам, скопцам, духоборам. О сектах скопцов скажем так, в психиатрии это называется комплексом вины, с помощью кастрации пытаются избежать «плотских соблазнов». А молоканы - это педерасты, «малокай» - в переводе с греческого - педераст. Секты духоборов, «сынов свободы», и сейчас многочисленны в Северной Америке. Они известны своим анархизмом, взрывами, поджогами, «голыми» маршами протеста. Но, что самое интересное, граф Толстой интересуясь скопцами, проповедуя полное целомудрие и половое воздержание, делает все наоборот. Его жена почти беспрерывно беременна, на её «счету» двенадцать детей, четверо из которых умерли. Узнав, что жена беременна тринадцатым ребенком, целомудренный граф обвиняет в этом жену-соблазнительницу. Здесь уместно вспомнить фразу Льва Толстого о женщинах: «Непременно все хорошие женщины не только самки - даже дуры». Прости его господи за это. Старый ханжа днем пишет, ночью опровергает. Нескучная жизнь была в семье Толстого, жену доводит до грани самоубийства, утверждает, что она у него, как «камень на шее», она, то хочет топиться, то хочет травиться, а сам граф, то прячет ружье, чтобы не застрелиться, то веревку - чтобы не повеситься. Дурдом, да и только. А Ленин утверждал, что Толстой - зеркало русской революции. Кстати, знаменитый психиатр Россолимо лечил В.И.Ленина. Но за много лет до этого, Россолимо, вызванный для осмотра Толстого, поставил графу такой диагноз: «Дегенеративная двойная конституция: паранойяльная и истерическая, с преобладанием первой». Доктор Ланге-Эйхбаум во втором издании своей книги «Гений, безумие и слава» сообщает о Толстом: «Уже его отец обладал дегенеративными чертами, психическими и физическими: тик, дефект речи. Лев Толстой вырожденец. Мазохист, попытки самоубийства, эгоцентризм». Отметим, мазохизм графа породил ложное человеколюбие, а эгоцентризм - невероятно болезненное тщеславие, свойственное, как утверждает Ч. Ломброзо многим гениям.

Вот фразы из дневника графа Толстого, актуальные и доныне. Запись от 12 июня 1890 года: «Я серьёзно убежден, что миром управляют совсем сумасшедшие. Не сумасшедшие или воздерживаются, или не могут участвовать». Запись от 27 июня 1910 года: «Сумасшедшие всегда лучше, чем здоровые, достигают своих целей. Происходит это оттого, что для них нет никаких нравственных преград: ни стыда, ни правдивости, ни совести, ни даже страха». Догадайся сам, кого подразумевает граф Толстой под словом сумасшедшие. Вот напоследок. Из письма Толстого, написанного после возвращения из Европы, от 18 августа 1857 года: «В России скверно, скверно, скверно…Поверите ли, что приехав в Россию я долго боролся с чувством отвращения к родине…». Надеюсь, понятно по каким причинам широкому кругу любителей литературы не известны истинные психологические портреты-диагнозы великих писателей. Ведь многих из них нам представляют, как носителей идеалов нравственности. А кому интересны психи-графоманы без ретуши? Ланге-Эйхбаум печально констатирует: «Исследователь в этой области пожинает неблагодарность, даже ненависть, а его труды становятся запретными… Даже только сбор этого материала связан с бесконечными трудностями». Некоторые, ранее знакомые с учением Толстого, на себе испытали результаты его проповедей. «1920 год. Подвалы Киевской Чрезвычайки.…На стене одной из камер смертников нацарапана голова Льва Толстого, а под ней слова: «Великому растлителю русской души,… идущие на смерть шлют своё проклятие». Д.Котсовский «Достоевский, Толстой и Революция», стр.78, изд. Нью-Йорк, 1955 год.

РАЗДЕЛ VI .

ТВОРЧЕСТВО ЛЬВА НИКОЛАЕВИЧА ТОЛСТОГО

(1828 – 1910)

Уроки 1–2.

По страницам великой жизни.

Л.Н. Толстой – человек, мыслитель, писатель

Цель: познакомить с биографией и мировоззрением писателя.

Оборудование: выставка фотоматериалов, иллюстрации по биографии и произведениям писателя; книга И. Толстого «Свет Ясной Поляны».

Ход урока

I. Оформление тетрадей (тема, эпиграфы).

Толстой рассказал нам о русской жизни почти столько же, как и

вся остальная наша литература.

М. Горький

Если бы можно было писать, как Толстой,

и заставить весь мир прислушаться!

Т. Драйзер

Ежели бы мне сказали, что то, что я напишу,

и будут над ним плакать и смеяться и полюблять жизнь, я бы по-

святил ему всю свою жизнь и все свои силы.

Л.Н. Толстой (из письма П.Д. Боборыкину, 1865 г.)

Каждый человек - алмаз, который может очистить и

не очистить себя. В той мере, в которой он очищен,

через него светит вечный свет. Стало быть,

дело человека не стараться светить, но стараться очищать себя.

Л.Н. Толстой

II. Вступительное слово преподавателя с записью тезисов обучающимися

Та нравственная высота, которую достиг Толстой – человек, – результат огромной, никогда не прекращавшейся внутренней работы, высочайшей требовательности к себе, беспощадного анализа своего поведения, преодоления своих слабостей (честолюбие, тщеславие, непоследовательность, неисполнение предначертаний, проявление лени, неаккуратность, торопливость, робость – на эти недостатки указывает сам Толстой).

Смысл жизни Толстой видит в служении людям. Жить для себя одного нельзя. Это духовная смерть. Как можно меньше брать от людей и как можно больше давать людям. Эта мысль неоднократно повторяется в дневниках писателя. И самыми счастливыми годами в своей жизни Толстой считал те, когда он всего себя отдавал благу людей, работе в основанной им Яснополянской школе, помощи голодающим.

Непоколебимо было жизненное кредо Толстого, которому он ни когда не изменял: «Чтобы жить честно, надо рваться, пугаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость».

Следует правильно понимать толстовское учение о непротивлении злу насилием. «Чем бы люди ни пытались освободиться от насилия, – писал Л. Н. Толстой, – одним только нельзя освободиться от него: насилием». Однако злу надо противиться всеми средствами: протестами, печатным словом, а главное, добрыми делами.

С теорией непротивления злу насилием связано учение Толстого о нравственном самоусовершенствовании. Теория эта не панацея от социальных бед. Но преодоление своих слабостей, недостатков, воспитание в себе более совершенных человеческих качеств, бесспорно, – благо и для себя, и для общества.

«Что делать? – спрашивают одинаково и властители, и подчинённые, и революционеры, и общественные деятели, подразумевая под вопросом «Что делать?» ...всегда вопрос о том, что делать с другими, но никто не спрашивает, что мне делать с самим собой», – замечает Толстой. Начинать, по мнению Толстого, нужно всегда с себя, с требовательности к себе, с воспитания чувства ответственности за свои дела. В этом основа нравственной культуры человека.

В теории самоусовершенствования сказалась вера писателя в человека, в бесконечные возможности его разума и воли, Лев Толстой не укладывался в узкие рамки своих нравственных постулатов. Он часто сомневался в верности своего учения. С одной стороны, проповедь непротивления, а с другой – непонимание несостоятельности своего учения перед надвигающимся хором исторических событий. Уже в 1891 г. Толстой предвидел крах старых институтов жизни: «Сколько мы ни старайся, а все же впереди крушение...». Во время революционных событий 1905 г. Толстой шлет близкому родственнику царя письмо, в котором бесстрашно заявляет: «Я – человек, отрицающий и осуждающий весь существующий порядок и власть и прямо заявляющий об этом». Хотя Толстой от революции отстранился, но хорошо понимал антинародный характер правительства и резко отзывался о его деятельности: «... нынче вешанье, мученье людей вызвало негодование, недоброе, злое чувство к вешателям». «Смертные казни в наше время... явно показывают то, что правители дурные, заблудшие люди и что поэтому повиноваться им... вредно и стыдно...».

Как видим, жизнь вносила коррективы в учение Толстого. Не все просто было и с верой в Бога. В дневнике Толстого найдены такие записи: «Ночью и поутру нашло, кажется, никогда не бывшее прежде состояние холодности, сомнения во всем, главное в Боге, в верности понимания смысла жизни» (02.09.1909); «Видел во сне отрицание Бога и еще возражение на свое представление об общем лучшем устройстве жизни вследствие отказа от борьбы» (24.12.1909). Этих взволнованных записей достаточно, чтобы представить противоречия во взглядах Толстого. Лишь в одном писатель не сомневался: «Верно то, что смысл жизни каждого отдельного человека... в увеличении в себе любви к людям и постоянном делании добра. Не дожидаться, когда жизнь предоставит такую возможность, а искать её».

Отрывки из воспоминаний рисуют Толстого как человека огромной и разносторонней культуры, ярким способом мыслить, речь его была невыразимо красива. В общении с людьми был сердечен, необыкновенно деликатен и прост, но все, кто встречался с ним, ощущал силу интеллекта, масштабы его личности. Вот что заметил Горький: «Выйдет он – маленький. И всё сразу станут меньше его».

В памяти людей Толстой – не только великий писатель, но и человек высочайшей нравственности, бескорыстия, доброты, самоотверженного служения людям.

III. Изучение биографии и творчества писателя в форме (или заочной форме) экскурсии по толстовским местам, или устного рассказа. Кроме биографии звучат воспоминания о писателе современников.

I V . Закрепление и проверка того, как запомнили обучающиеся материал, проводится в форме теста, который готовят выступающие ученики по своим материалам, или в форме заполнения кроссворда, который они составили заранее.

V . Работа с дневниковыми записями писателя

Напечатанные материалы с заданием и текстами записей на каждом столе.

Весной 1847 г. Л.Н. Толстой ненадолго попал в больницу. Здесь он и начал вести дневник, а затем продолжил его в деревенском уединении, во время военной службы в Петербурге, путешествуя по Европе... Толстой записывал наблюдения, мысли, заметки, планы будущих произведений, словечки, подхваченные в гуще людей... Последняя дневниковая запись была сделана за три дня до смерти.

Проследите становление личности Л.Н. Толстого. Что можно сказать о чертах характера, о внутреннем мире писателя на разных этапах его становления?

Как постепенно формировалась идея нравственного самоусовершенствования? К чему она привела Л. Толстого?

Ваше мнение о дневниковых записях Л. Толстого. Чем они интересны для вас?

Из дневниковых записей.

1847 год (Толстому 19 лет).

17 марта. ... Я ясно усмотрел, что беспорядочная жизнь, которую большая часть светских людей принимает за следствие молодости, есть не что иное, как следствие раннего разврата души.

17 апреля. ... Я был бы несчастливейший из людей, ежели бы не нашел цели для моей жизни - цели общей и полезной...

18 апреля. Я написал вдруг много правил и хотел всем им следовать; но силы мои слишком слабы для этого. Теперь же я хочу дать себе одно только правило и прибавить к нему другое только тогда, когда я уже привыкну следовать одному. Первое правило, которое я назначаю, есть следующее:

№ 1. Исполняй все то, что ты определил быть исполненному.

1848 год.

1. Целью каждого поступка должно быть счастье ближнего.

2. Довольствоваться настоящим.

3. Искать случаев делать добро...

Правила исправления:

Бойся праздности и беспорядка... Бойся лжи и тщеславия... Запоминать и записывать все полезные сведения и мысли... Не верить мыслям, родившимся в споре... Не повторять чужих мыслей.

1849 год.

Изучить весь курс юридических наук, нужных для окончательного экзамена в университете.

Изучить практическую медицину и часть теоретической.

Изучать язык французский, русский, немецкий, английский, итальянский и латинский.

Изучить сельское хозяйство как теоретическое, так и практическое.

Изучить историю, географию и статистику.

Изучить математику, гимназический курс.

Написать диссертацию.

Достигнуть средней степени совершенства в музыке и живописи.

Написать правила.

Получить некоторые познания в естественных науках.

Составить сочинение из всех предметов, которые буду изучать.

Примечание: Самое удивительное, что большую часть этой программы я выполнил!

1854 год.

2 ноября. … Одесса… Велика моральная сила русского народа. Много политических истин выйдет и разовьется в нынешние трудные для России минуты. Чувство пылкой любви к Отечеству, восставшее и вылившееся из несчастной России, оставит надолго следы в ней. Те люди, которые теперь жертвуют жизнью, будут гражданами России и не забудут своей жертвы. Они с большим достоинством и гордостью будут принимать участие в делах общественных...

Когда же, когда, наконец, перестану

Без цели и страсти своей век проводить,

И в сердце глубокую чувствовать рану,

И средства не знать, как ее заживить.

1855 год.

18 марта... вот мое самое новое правило, кроме тех, которые я давно поставил себе, - быть деятельным, рассудительным и скромным.

2 августа. ... Главная мысль романа должна быть невозможность жизни правильной помещика образованного нашего века с рабством. Все нищеты его должны быть выставлены и средства исправить указаны.

21 сентября... Моя главная цель в жизни есть добро ближнего и цели условные - слава литературная, основанная на пользе, добре к ближнему…

1878 год.

22 мая. Прежние важные и тяжелые мысли и чувства. Все мерзости моей юности ужасом, болью раскаяния жгли мне сердце. Долго мучился.

28 июня. У нас обед огромный с шампанским... Пояса пятирублевые на всех детях. Обедают, а уже телега едет на пикник промежду мужицких телег, везущих измученных работой народ...

5 сентября. Москва. ... Вонь, камни, роскошь, нищета, разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргии, и пируют.

1881 год.

Жить в Ясной Поляне. Самарский доход отдать на бедных... Никольский доход (передан землю мужикам) точно так же. Себе, т. е. нам с женою и малыми детьми, оставить пока доход Ясной Поляны, от 2-х до 3-х тысяч (оставить на время, но с единственным желанием отдать и его весь другим, а самим удовлетворять самим себя, т. е. ограничить как можно свои потребности и больше давать, чем брать, к чему направлять все силы и в чем видеть цель и радость жизни)... Меньших воспитывать так, чтобы привыкли меньше требовать от жизни. Учить их тому, к чему у них охота, но не одним наукам, а наукам и работе...

1883 год.

1 января. Москва. ... Собственность как она теперь - зло... Не было ложки, было полено - я выдумал, потрудился и вырезал ложку. Какое же сомненье, что она моя? Но собственность, ограждаемая насилием - городовым с пистолетом - это зло.

30 марта. Лег в 11 и встал очень рано. Ходил на чулочную фабрику. Свистки значат то, что в 5 мальчик становится за станок и стоит до 8. В 8 пьют чай и становятся до 12. В час становятся до 4. В 4 становятся до 8. И так каждый день. Вот что значат свистки, которые мы слышим в постели.

3 июня. … Пошел на суд. Заведение для порчи народа. И очень испорчен. Расчесывают болячки - вот суд.

13 июня. Рано. Сходил к Федоту. Страшная нищета. Как мы вы работали в себе приемы жестокости. Ведь, собственно, надо было остаться там и не уйти.

21 июня. ... Пропасть просителей. Обделенные землею вдовы, нищие. Как мне тяжело, потому что ложно. Я ничего не могу им делать. Я их не знаю. Их слишком много. И стена между мной и ими.

1883 год.

27 ноября. ... Задача всех одна: из своего положения богатства, больших требований и отсутствия полезного труда для людей, выучиться жить с меньшими требованиями и не желать больших и выучиться делу наверно полезному людям.

7 декабря. ... Вчера думал, служить людям? Но как, чем служить? Не деньгами, не услугами телесными даже, расчистить каток, сшить сапоги, вымыть белье, посидеть ночь с больным. Все это хорошо, может быть, и дурно, и, в сущности, бесполезно. Одно полезно, одно нужно - это научить его жить добро. А как это сделать? Одно средство: самому жить хорошо.

1889 год.

23-26 февраля. Москва. ... Политического изменения, социального строя не может быть. Изменение только одно нравственное, внутреннее человека. Но каким путем пойдет это изменение?

1) Церковь, обман, суеверие, траты;

2) Войско, разврат, жестокость, траты;

3) Наказание, развращение, жестокость, зараза;

4) Земледелие крупное, ненависть, беднота города;

5) Фабрика – убийство жизни;

6) Пьянство;

7) Проституция.

1900 год.

30 августа. Ясная Поляна. 72 года. Во что же я верю? - спросил я. И искренне ответил, что верю в то, что надо быть добрым: смиряться, прощать, любить. В это верю всем существом...

23 ноября. Москва. ... 1) Мы, богатые классы, разоряем рабочих, держим их в грубом непрестанном труде, пользуясь досугом и роскошью. Мы не даем им, задавленным трудом, возможности произвести духовный цвети плод жизни: ни поэзии, ни науки, ни религии.

1902 год.

21 марта. ... 4) Говорят, вернитесь к церкви. Но ведь в церкви я увидел грубый, явный и вредный обман.

1904 год.

18 июля. Моя жизнь погублена, испорчена этой ужасающей праздностью. Как бы хотелось предостеречь других от такой же погибели.

1905 год.

31 июля. Ясная Поляна. ... Сидим во дворе, обедаем, десять кушаний, мороженое, лакеи, серебро, и приходят нищие, и люди добрые продолжают есть мороженое спокойно. Удивительно!!!...

… Русская революция должна разрушить существующий порядок, но не насилием, а пассивно, неповиновением.

1906 год.

3-4 октября. Ясная Поляна. ...5) Записано так, после очень тяжелого настроения. Уж очень отвратительна наша жизнь: развлекаются, лечатся, едут куда-то, учатся чему-то, спорят, заботятся о том, до чего нет дела, а жизни нет, потому что обязанностей нет. Ужасно!!! Все чаще и чаще чувствую это.

1907 год.

26 октября. Ясная Поляна. ... 7) (Очень важное!) Непротивление злу насилием - не предписание, а открытый, сознанный закон жизни для каждого отдельного человека и для всего человечества - даже для всего живого.

1908 год.

19 апреля. Ясная Поляна. ... Чувствую большую тяжесть от глупой благотворительности внешней в соединении с безумной роскошью жизни своей.

3 июня. Ясная Поляна. Третьего дня получил письмо с упреками за мое богатство и лицемерие и угнетение крестьян, и к стыду моему, мне было больно. Нынче целый день грустно и стыдно. Сейчас ездил верхом и так желательно, радостно показалось уйти нищим, благодаря и любя всех.

Из «тайного» дневника 1908 года.

2 июня. Ясная Поляна. Когда я спрошу себя: Что же мне нужно - уйти от всех. Куда? К Богу, умереть. Преступно желаю смерти...

1910 год.

7 января. ...Нет беспощадной тоски, есть только не перестающий стыд перед народом. Неужели так и кончу жизнь в этом постыдном состоянии?

Образец анализа дневниковых записей (1847-49 гг.)

Первые же записи юноши открывают внутренний мир личности глубокой, ищущей, страстной. Студент Казанского университета пока даже склонностей своих определить не может: после года учебы оставил Восточный факультет, перевелся на юридический, который тоже оставил незавершенным... Вел образ жизни светского аристократа - и вдруг дневниковая запись, что дальше так жить не возможно.

Начинается отчаянная борьба с самим собой, со своими недостатками, в первую очередь, записывая те или иные поступки, он тут же помечает, доволен ли или недоволен собой. А затем формулирует правила-приказы, которым должен следовать. И снова отмечает, вспомнил ли их.

Но в жизни все оказывается не так-то просто! Сначала он ставит цели низменные, не очень благовидные: удачно жениться, найти выгодное место службы... Но беспокойный ум, воля и сердце, неудовлетворенность и разочарование вступают в отчаянный поединок с собственными недостатками, за обретение высокого нравственного идеала: делать добро и жить ради счастья других людей.

Для достижения этих целей записываются особые правила исправления: «Бойся праздности и беспорядка», «бойся лжи и тщеславия» и др.

Внимательное прочтение этой части дневниковых записей Л. Н. Толстого рождает мысль, а если бы я решил вести дневник, - какие бы цели поставил перед собой и каким правилам следовал для их достижения?

V I. Домашнее задание

По тезисам в тетради и материалам учебника стр. 226-239 составить схему-конспект для развернутого рассказа о жизненном и творческом пути Толстого.

Приложение к уроку

Образец схемы-конспекта по биографии Л. Н. Толстого.

I. Этапы жизненного и идейно-творческого развития Л. Толстого.

1. 1828-1849 гг. Детство, отрочество, юность: истоки личности.

2. 1849-185 1 гг. Ясная Поляна: опыт самостоятельной жизни.

3. 1851-1855 гг. Военная служба. На пути к «Войне и миру».

4. 1860-70 гг. Писатель, общественный деятель, педагог.

5. 1880-90 гг. «Я отрекся от жизни нашего круга».

6. 1900-1910 гг. Люди и встречи. Исход.

II. Опорные положения по этапам.

1828-1849 гг. Детство, отрочество, юность: истоки личности Л. Н. Толстого.

Ясная Поляна: чувство красоты, сердечности, Родины (повесть «Детство»).

«Быть, а не казаться»; жажда правды и справедливости, острое чувство фальши. «Зеленая палочка» (и «поиски» ее в «Кавказском пленнике» и «После бала»).

Студенческая пора: стремление найти себя; «Правила жизни». Жить для других, для добра - нравственное кредо.

Сложность и противоречивость интересов.

Борьба с собой и ее отражение в последующем творчестве (например, в «Войне и мире» - искания Пьера Безухова).

Подобные опорные положения составляются по каждому этапу жизненного и идейно-творческого развития Л. Толстого. После этого делается их графическое (в схеме) оформление, в котором главное - наглядно показать последовательность и логические связи как между отдельными этапами, так и «внутри» их - в «расстановке» самих опорных положений.

2. Аффективный характер личности ("эпилептический характер")

Уже в отроческие годы мы можем отметить развитие повышенной аффективности в характере Толстого. Вспыльчивость, чувствительность, лабильность настроений, слезливость--черты, которые уже с детства, а потом в отроческие годы, выпукло появляются в его поведении. Например, в "Отрочестве" мы имеем описание такой вспышки аффективности с агрессивными действиями во время ссоры со старшим братом (стр. 161, глава V). Такие же вспышки аффективности описаны. дальше в главах XI - XVI. Здесь мы видим нарастание аффекта под влиянием целого ряда детских неудач. Полученная единица за плохо выученный урок, угроза Мими пожаловаться бабушке на то, что он появился на лестнице, где ему нельзя было появляться, сломанный ключик от портфеля отца и, наконец, обида, что Сонечка предпочла другого мальчика в играх, а не его. Все эти неудачи вызвали в его психике бурную реакцию - столкновение с гувернером. В состоянии аффекта он теряет самообладание, делается агрессивным и импульсивным. ..."Мне хотелось буянить и сделать какую-нибудь молодецкую штуку", говорит Толстой". "Кровь с необыкновенной силой прилила к моему сердцу, я почувствовал, как крепко оно билось, как краска сходила с моего лица и как совершенно невольно затряслись мои губы. Я должен был быть страшен в эту минуту, потому что St. Jerome, избегая моего взгляда, быстро подошел ко мне и схватил за руку; но только что я почувствовал прикосновение его руки, мне сделалось так дурно, что я, не помня себя от злобы, вырвал руку и из всех моих детских сил ударил его.

Что с тобой делается? сказал, подходя ко мне, Володя, с ужасом и удивлением видевший мой поступок.

Оставь меня, - закричал я на него сквозь слезы, никто вы не любите меня, не понимаете, как я несчастлив! Все вы гадки, отвратительны - прибавил я с каким то исступлением, обращаясь ко всему обществу.

Но в это время St. Jerome с решительным и бледным лицом снова подошел ко мне. и не успел я приготовиться к защите, как он уже сильным движением, как тисками, сжал обе мои руки и потащил куда-то. Голова моя закружилась от волнения; помню только, что я отчаянно бился головой и коленками до тех пор. пока во мне были еще силы; помню, что нос мой несколько раз натыкался на чьи то ляжки, что в рот мне попадал чей-то сюртук, что вокруг себя со всех сторон я слышал присутствие чьих то ног, запах пыли и violette, которою душился St. Jerome.

Через пять минут за мной затворилась дверь чулана"...

Переночевав в наказание в темном чулане, на завтра он был приведен к бабушке с тем. чтобы просить повинную, но вместо этого его аффект разразился судорожным припадком .

По-видимому эти приступы патологического аффекта со всеми его последствиями не были единичными за время отрочества, ибо Толстой с тяжелым чувством и с неохотой останавливается на воспоминаниях отроческих годов. В главе XX он говорит:

"Да, чем дальше подвигаюсь я в описании этой поры моей жизни, тем тяжелее и труднее (разрядка наша) становится она для меня. Редко, редко между воспоминаниями за это время нахожу я минуты истинного теплого чувства, так ярко и постоянно освещавшего начало моей жизни. Мне невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой Поры, когда снова истинно-нежное, благородное чувство дружбы ярким светом озарило конец этого возраста, и положило начало новой, исполненной прелести и поэзии поре юности".

Из этого мы можем заключить, что период отрочества для него был самым тяжелым в смысле развития эпилептического характера. И только юность начинается более светлыми воспоминаниями. По-видимому, в юности вышеупомянутые патологические, приступы резко уменьшаются. Это еще. конечно, не значит, что эпилептоидный характер психики остановился в своем развитии.

Патологический характер Толстого лучше всего сказывается в реакциях поведения его, когда он попадает в какую либо среду, безразлично какую: ему близкую по классовому состоянию,или же ему чуждую.

Когда Толстой попадает в среду студентов-однокурсников - сразу же сказывается ненормальность его поведения. В XXXVI главе "Юности" он об этом говорит так: "Я везде чувствовал связь, соединяющую это молодое общество, но с грустью чувствовал, что связь эта как то обошла меня, но это было только минутное впечатление. Вследствие его и досады порожденной им; напротив, я даже скоро Нашел, что очень хорошо, что я не принадлежу ко всему этому обществу, что у меня должен быть свой кружок людей порядочных и уселся на 3-й лавке, где сидели граф Б., барон 3., князь Р., Ивин и другие господа в том же роде, из которых я был знаком с Ивиным и графом. Но и эти господа смотрели на меня так, что я чувствовал себя не совеем принадлежащим к их обществу".

Следовательно, он не мог сойтись даже с молодыми людьми его же среды, несмотря на то, что он хотел этого. Причина тут кроется именно в его ненормальном характере, в его заносчивости, в неумении естественно держать себя, ибо со всеми он держится "по-лермонтовски" (вспомним таксе же поведение Лермонтова в студенческой среде).

"На следующих лекциях (говорит он дальше) я уже не чувствовал гак сильно одиночества, познакомился со многими, жал руки, разговаривал, но между мной и товарищами настоящего сближения все-таки не делалось отчего то, и еще часто мне случалось в душе грустить и притворяться. С компанией Ивина и аристократов, как их все называли, я не мог сойтись Потому, что, как теперь вспоминаю, я был дик и груб с ними и кланялся им только тогда, когда они мне кланялись, а они очень мало, невидимому, нуждались в моем знакомстве".

Таким образом про него можно оказать, что он "от своих отстал и к другим не пристал", он просто не был в состоянии приспособиться к какой либо среде. Единственная попытка сойтись с одним студентом (казеннокоштный студент Оперов) не из его среды окончилась вскоре вспышкой ссоры.

К профессорам и к их лекциям он также относился свысока, несерьезно для любознательного и способного юноши.

..."Я помню, что и на профессора распространял свой сатирический взгляд"....

Вопреки общепринятому приему студентов записывать лекции, он решает иначе: "На этой же лекции, решив, что записывание всего, что будет говорить всякий профессор, не нужно и даже было бы глупо, я держался этого правила до конца курса".

Вызванная его болезненною реакцией поведения замкнутость, угловатость, заносчивость, неестественная кичливость своим comme il faut и "демонической позой", чудачества, резко обращали на себя внимание окружающих.

Лица, наблюдавшие Толстого студентом, характеризуют его таким образом:

"... в нем всегда наблюдали какую-то странную угловатость, застенчивость (Н. Н. Загоскин, Историч. Вестник, 1894, январь).

"Изредка я тоже присутствовал на уроках, сторонясь от графа, с первого же раза оттолкнувшего меня напускной холодностью, щетинистыми волосами и презрительным выражением прищуренных глаз. В первый раз в жизни встретился мне юноша, преисполненный такой странной и непонятной для меня важности и преувеличенного довольства собой".

"... его товарищи, видимым образом, относились к нему как к большому чудаку". (В. Назаров, Исторический Вестник, 1890, No11). Затем, после, когда он бросил учение и поступил юнкером на военную службу, личность и характер вырисовываются все более и более неустойчивыми.

Самый отъезд его на Кавказ, по-видимому, был вызван каким-то нервно-психическим кризисом, ибо по приезде на Кавказ он стал лечиться железистыми ваннами и к Ергольской от 5 июня он пишет так: "Я приехал жив и здоров, но немного грустный, к концу мая в Старо-гладковскую.

"... Я беру железистые ванны и более не чувствую боли в ногах. У меня всегда был ревматизм, но во время нашего путешествия по воде, я думаю, я еще простудился. Редко я так хорошо себя чувствовал, как теперь и, несмотря на сильные жары, я делаю много движений". Однако, это хорошее самочувствие, невидимому, у него менялось. В дневнике от 20 марта 1852 года он пишет: "с ноября месяца я лечился, сидел целых два месяца, т. е. до нового года дома: это время я провел Хотя и скучно, но спокойно и полезно. Январь я провел частью в дороге, частью в Старогладковской, писал, отделывая первую часть 1 , готовился к походу и был спокоен и хорош.

А 30-V-1852 г. он пишет Ергольской: "я был бы вполне доволен этими двумя месяцами, если бы не хворал. А в общем нет худа без добра, моя болезнь дала мне предлог отправиться на лето в Пятигорск, откуда я Вам пишу. Я здесь уже 2 недели и веду образ жизни очень правильный и уединенный, благодаря чему доволен как своим здоровьем, так и поведением. Встаю в 4 часа, чтоб пойти пить воды, что продолжается до 6-ти. В 6 часов я беру ванну, и возвращаюсь домой... нет худа без добра, - когда я нездоров более усидчиво занимаюсь писаньем другого романа (разрядка наша), который я начал (из письма к Ергольской от 20 октября 1852 г.).

Из этих отрывков мы видим, что Толстой в течение 1851 и 1852 гг. жалуется на болезнь и лечится. В письмах, цитированных здесь нами к Ергольской, он все время отмечает, что он "спокоен". Невидимому, до этого он находился в состоянии возбуждения. Следовательно, мы имеем основание думать, что Кавказ его привлек для лечения нервов, помимо службы в армии. Да и вряд ли можно было объяснить иначе военную службу на фронте, как один из порывов неустойчивости эпилептоидной психики молодого Толстого.

Психическая неустойчивость, лабильность, вспыльчивость, изменчивость настроения, аффективность, оппозиционное настроение, задумчивость, говорливость, тщеславно и заносчивость - качества, которые проявлял молодой Толстой вообще, здесь на военной службе эти свойства не делали его годным к службе на фронте. Сослуживцы отзываются о нем таким образом: ..."говорил он хорошо, быстро , остроумно и увлекал всех слушателей беседами и спорами ".

"... он не был горд, а доступен, жил как хороший товарищ с офицерами, но с начальством вечно находился в оппозиции .

"По временам на Толстого находили минуты грусти, хандры: тогда он избегал нашего общества. ... Иногда Толстой куда-то пропадал и только потом мы узнавали, что он находился на вылазках, как доброволец,или проигрывался в карты. И он нам каялся в грехах. Часто Толстой давал товарищам лист бумаги, на котором были набросаны окончательные рифмы. ... Мы должны были подбирать к ним остальные, начальные слова. Кончалось тем, что Толстой сам подбирал их, иногда в очень нецензурном смысле .

"В Севастополе начались у графа Толстого вечные столкновения с начальством. Это был человек, для которого много значило застегнуться на все пуговицы, застегнуть воротник мундира. и человек, не признававший дисциплины и начальства .

"Всякое замечание старшего в чине вызывало со стороны Толстого немедленную дерзость или едкую, обидную шутку. Так как граф Толстой прибыл с Кавказа, то начальник штаба всей артиллерии Севастополя, генерал Крыжановский (впоследствии генерал-губернатор) назначил его командиром горной батареи.

"Назначение это было грубой ошибкой, так как Лев Николаевич не только имел мало понятия о службе, но никуда не годился, как командир отдельной части: он нигде долго не служил, постоянно кочевал из части в часть.

"... Тут, во время командования горной батареей, у Толстого скоро и произошло первое серьезное столкновение с начальством .

Толстой был бременем для батарейных командиров и поэтому вечно был свободен от службы: его никуда нельзя было командировать. В траншеи его не назначили; в минном деле он не участвовал. Кажется, за Севастополь у него не было ни одного боевого ордена, хотя во многих делах он участвовал как доброволец и был храбр...

Любил выпить, но пьян никогда не был (разрядка везде наша) (А. В. Жаркевич, из воспоминаний о Л. Н. Толстом Одаховского).

Из этой характеристики мы видим, что возбужденный, запальчивый, агрессивный характер Толстого за этот период не только не унимался, но poc crescendo, ибо отъезд его из Севастополя был вызван, по-видимому, его аффективным характером и, кроме того, по приезде в Петербург его возбуждение и агрессивность еще больше увеличивались. О его пребывании в Петербурге современники отзываются таким образом:

"... В продолжение часа, проведенного мною у Тургенева, мы говорили вполголоса, из боязни разбудить спящего за дверью графа.

Вот все время так, - говорил с усмешкой Тургенев. Вернулся из Севастополя с батареи, остановился у меня и пустился во все тяжкие. Кутежи, цыгане и карты (во всю ночь); а затем до двух часов спит, как убитый. Старался удерживать его, но теперь махнул рукой.

"В этот же приезд мы и познакомились с Толстым, но знакомство это было совершенно формальное, так как я в то время еще не читал ни одной его строки и даже не слыхал о нем, как о литературном имени, хотя Тургенев толковал о его рассказах из детства. Но с первой минуты я заметил в молодом Толстом невольную оппозицию всему общепринятому в области суждений 2 . В это короткое время я только однажды видел его у Некрасова вечером в нашем холостом литературном кругу и был свидетелем того отчаяния, до которого доходил кипятящийся и задыхающийся от спора Тургенев на видимо сдержанные, но тем более язвительные возражения Толстого.

"... Наем постоянного жительства в Петербурге необъясним был для меня; с первых же дней Петербург не только сделался ему несимпатичным, но все петербургское заметно действовало на него раздражительно. Узнав от него в самый день свидания, что он сегодня зван обедать в редакцию "Современника", и, несмотря на то, что уже печатал в этом журнале, никого там близко не знает, я согласился с ним ехать. Дорогой я счел необходимым предупредить его, что там не следует касаться некоторых вопросов и преимущественно удерживаться от нападок на Ж. Занд. которую он сильно не любил, между тем как перед нею фанатически преклонялись в то время многие из членов редакции. Обед прошел благополучно. Толстой был довольно молчалив, но к концу он не выдержал. Услышав похвалу новому роману Ж. Занд, он резко объявил себя ее ненавистником, прибавив, что героинь ее романов, если бы они существовали в действительности, следовало бы, ради назидания, привязывать к позорной колеснице и возить по петербургским улицам. У него уже тогда вырабатывался тот своеобразный взгляд на женщин и женский вопрос, который потом выразился с такой яркостью в романе "Анна Каренина". Сцена в редакции могла быть вызвана его раздражением против всего петербургского, но скорее всего его склонностью к противоречию. Какое бы мнение ни высказывалось и чем авторитетнее казался ему собеседник, тем настойчивее подзадоривало его высказать противоположное и начать резаться на словах . Глядя, как он прислушивался, как всматривался в собеседника из глубины серых, глубоко запрятанных глаз, и как иронически сжимались его губы, он как бы заранее обдумывал не прямой ответ, но такое мнение, которое должно было озадачить, сразить своею неожиданностью собеседника.

"Таким представлялся мне Толстой в молодости. В спорах он доходил иногда до крайности . Я находился в соседней комнате, когда раз начался у него спор с Тургеневым; услышав крики, я вышел к спорившим. Тургенев шагал из угла в угол, выказывая все признаки крайнего смущения; он воспользовался отворенною дверью и тотчас же скрылся. Толстой лежал на диване, но возбуждение его настолько было сильно, что сто и лоне мало трудов его успокоить и отвезти домой . Предмет спора мне до сих пор остался незнаком. Зима эта была первою и последнею, проведенною Л. Н. Толстым в Петербурге; но дождавшись весны, он уехал в Москву и затем поселился в Ясной Поляне. (Разрядка везде наша Г. С.). (Д. В. Григорович).

"Когда Тургенев только что познакомился с графом Толстым, то сказал о нем:

Ни одного слова, ни одного движения в нем нет естественного, Он вечно рисуется перед нами, и я затрудняюсь, как объяснить в умном человеке эту глупую кичливость своим захудалым графством.

Не заметил я этого в Толстом, - возразил Панаев.

Ну, да ты много чего не замечаешь, - ответил Тургенев.

"Через несколько времени Тургенев нашел, что Толстой имеет претензию на донжуанство. Раз как-то граф Толстой рассказывал некоторые интересные эпизоды, случившиеся с ним на войне. Когда он ушел, то Тургенев произнес:

Хоть в щелоке вари три дня русского офицера, а не вываришь из него юнкерского ухарства; каким лаком образованности ни отполируй такого субъекта, все-таки в нем просвечивает зверство.

"И Тургенев принялся критиковать каждую фразу графа Толстого, тон его голоса, выражение лица и закончил: "И все это зверство, как подумать, из одного желания получить отличие" (Панаев). Если мы даже и примем во внимание некоторое пристрастие Тургенева в оценке личности и поведения, Толстого, все же бросается в глаза: современники, которые сталкиваются с Толстым - все в один голос отмечают необычайное возбуждение и ненормальность его характера за этот период.

По-видимому, этот период возбуждения эпилептического характера сменился периодом депрессии, упадка этого возбуждения "хандрой, тоской", на что он также жаловался,или какими либо другими эквивалентами; он уезжает за границу, главный мотив - лечение. Ездил он несколько раз (2 или 3 раза) и, наконец, в 62 году, он, по совету врачей, едет лечиться на кумыс в Самарскую губернию.

Принимая во внимание заявление самого Толстого, что в 35 лет у него появилось "настоящее сумасшествие" (о котором он говорит в "Записках сумасшедшего") и принимая во внимание, что в этом же Году (т. е. 1862 г.) он уехал лечиться на кумыс и сопоставляя вое это, мы имеем основание утверждать, что, видимо, в этом то году у него появились те судорожные припадки, которые у него были в детстве, а потом стали сильнее развиваться: тем более мы имеем основание это утверждать, что, помимо усердного лечения, этот период отличается упадочностью его творчества. Критика также отметила этот период, как период упадка, о чем будет речь ниже. Возможно, что это обстоятельство заставило ускорить намеченную женитьбу, которая совершается в том же году, т. е. в 1862 г.

Однако, семейная жизнь, несмотря на "счастливое", как будто, начало супружеской жизни, не сглаживает аффективно-агрессивный характер Толстого, наоборот: он все более и более развивается. Уже с самого начала супружеской жизни Толстой ссорится с Софьей Андреевной, о чем он сам свидетельствует в "Анне Карениной". Упоминая тут же после женитьбы о разочаровании Левина в супружеской жизни, он как одну из причин этого разочарования указывает на ссоры супругов.

"... Другое разочарование и очарование были ссоры. Левин никогда не мог себе представить, чтобы между ним и женою могли быть другие отношения, кроме нежных, уважительных, любовных и вдруг с первых же дней они поссорились . Ссоры эти, как и первая ссора, вызывались, по словам самого Толстого, всякими ничтожными причинами и, конечно, объяснялись не только ненормальным характером Толстого, а также отчасти и самой Софьи Андреевны. Об этом говорит сам Толстой, и таким образом (стр. 376 Анны Карениной): "они помирились. Она, сознав свою вину, но не высказав ее, стала нежнее к нему, и они испытали новое, удвоенное счастие любви. Но это не помешало тому, чтобы столкновения эти не повторялись и даже особенно часто, по самым неожиданным и ничтожным поводам . Столкновения эти происходили часто от того, что они не знали еще, что друг для друга важно и оттого, что все это первое время они оба часто бывали в дурном расположении духа . Когда один был в хорошем, а другой в дурном, то мир не нарушался, но когда оба случались в дурном расположении, то столкновения происходили из таких непонятных, по ничтожности, причин, что они потом никак не могли вспомнить, о чем они ссорились . Правда, когда они оба были в хорошем расположении духа, радость жизни их удвоилась. Но все таки это первое время было тяжелое для них время . "Во все это первое время особенно живо чувствовалась натянутость, как бы подергивание в ту и другую сторону той цепи, которою они были связаны. Вообще, тот медовый месяц, т. е. месяц после свадьбы, от которого, по преданию, ждал Левин столь многого, был не только не медовым, но остался воспоминании их обоих самым тяжелым и унизительным временем их жизни . Они оба одинаково старались в последующей жизни вычеркнуть из своей памяти все уродливые, постыдные обстоятельства этого нездорового времени , когда оба они редко бывали в нормальном настроении духа "... (Разрядка везде наша Г. С.). Этот отрывок нам многое говорит и многое объясняет, почему супружеская жизнь Толстого не могла дать ему то, что он ожидал. "Ненормальное настроение духа", "постыдные обстоятельства этого нездорового времени" в первый "медовый" месяц женившихся по любви супругов, есть несомненно факт бросающийся в глаза. Это не бытовая мелочь обыденной жизни, если Толстой говорит о своем "медовом месяце", как о самом тяжелом и унизительном времени их супружеской жизни, что в последующей жизни приходилось вычеркнуть из памяти, как что то уродливо-болезненное. Тут невольно напрашивается мысль о том, что не только мелкие обстоятельства вызывали болезненные аффективные разряды его психики, а также ненормальные сексуальные отношения в половой жизни обоих супругов. Иначе нельзя понять резкую оценку этого времени, и что подразумевал Толстой в словах "постыдные обстоятельства этого нездорового времени". Если бы он только подразумевал одни ссоры и свои аффективные выпады, то, ведь эти ссоры продолжались и дальше и ничего специфического не, представляли для "медового месяца". Но раз он говорит о каких то "постыдных обстоятельствах этого нездорового времени", как о чем то специфическом этого времени, которое потом как то сгладилось, то нет сомнения, что здесь играли роль какие то специфические сексуальные ненормальности, превратившие "медовый месяц" во что то тяжелое, что и заставляло, по его словам, вычеркивать все из памяти супругов об этом времени.

Однако, причиной этих ссор и аффективных выпадов являлись не только ненормальный характер Толстого и ненормальная его сексуальность, но также и истерический характер Софьи Андреевны. Как известно, истеричный характер был констатирован в свое время врачами, которые были вызваны во время попытки Софьи Андреевны броситься в пруд с целью самоубийства. (См. дневник Гольденвейзера).

Впрочем, об этом красноречиво говорит нам сам Толстой. После первой ссоры с женой он говорит:

"Тут только в первый раз он ясно понял то, что он не понимал, когда после венца повел ее в церковь. Он понял, что она не только близка ему, но что он теперь не знает, где кончается она и начинается он. Он понял это по тому мучительному чувству раздвоения, которое он испытывал в эту минуту. Он оскорбился в первую минуту, но в ту же секунду он почувствовал, что он не может быть оскорблен ею, что она была он сам . Он испытывал в первую минуту чувство подобное тому, какое испытывает человек, когда, получив вдруг сильный удар сзади, с досадой и желанием мести оборачивается, чтобы найти виновного и убеждается, что это он сам нечаянно ударил себя"...

"... Как человек в полусне, томящийся болью, он хотел оторвать, отбросить от себя больное место и, опомнившись, чувствовал, что больное место он сам ..." (Разрядка наша).

Иначе говоря, Софья Андреевна, как особа с истерическим характером, проявляла ту же самую аффективность, запальчивость, а иногда и сварливость, которые были свойственны и ему, следовательно, ее патологический характер был как бы отражением его патологического характера, отсюда и его вывод: "больное место - он сам". Он сам, с одной стороны, и в буквальном смысле "больное место", с другой стороны, патологический характер Софьи Андреевны - отражение его характера - есть также (в переносном смысле) "больное место" его же характера, но только в лице другого человека.

Теперь мы перейдем к вопросу о патологии сексуальной жизни Толстого, которая, в сущности тоже была причиной того, что его "медовый месяц" был для супругов тяжелым воспоминанием.

Что сексуальная жизнь Толстого в период его молодости была ненормальной, мы знаем по его же собственной оценке холостой жизни. Он сам называл этот период как период "грубой распущенности" и период половых излишеств. Но все-таки мы не знаем, какой характер носили эти излишества, что в них бытовое и что патологическое.

Вышеприведенный отрывок из "Анны Карениной" нам уже кое что говорит (о чем речь будет ниже), но более подробно о ненормальностях сексуальной жизни говорит он нам в "Крейцеровой сонате". "Крейцерова соната" сама по себе есть замечательнейший патологический документ сексуальной жизни эпилептоида. Такое копанье в "грязном белье" своих сексуальных переживаний, такое упоение и, можно сказать, экстатическое увлечение в обнажении себя и своей половой физиологии до крайности, есть черта эпилептоида, находящего наслаждение в циническом обнажении себя в самом непривлекательном свете. Вспомним ту же самую страсть Достоевского.

К сожалению, мы не можем подробно остановиться на этом интереснейшем для психопатолога документе, поскольку этого вопроса, мы касаемся здесь частично.

Итак, приведем несколько отрывков из "Крейцеровой сонаты", после чего осветим подчеркнутые нами места в этих отрывках.

"Сколько я ни старался устроить себе медовый месяц, ничего не выходило. Все время было гадко, стыдно и скучно. Но очень скоро стало еще мучительно тяжело. Началось это очень скоро. Кажется, на 3-й или на 4-й день я застал жену скучною, стал спрашивать о чем, стал обнимать ее, что, по-моему, было все, чего она могла желать, а она отвела мою руку и заплакала. О чем? Она не умела сказать. Но ей было грустно, тяжело. Вероятно ее измученные нервы подсказали ей истину о гадости наших сношений ; но она не умела сказать. Я стал допрашивать: она что-то сказала, что ей грустно без матери. Мне показалось, что это неправда. Я стал уговаривать ее, промолчав о матери. Я не понял, что ей просто было тяжело, а мать была только отговорка. Но она тотчас же обиделась за то, что я умолчал о матери, как будто не поверив ей. Она сказала мне, что я не люблю ее. Я упрекнул ее в капризе, и вдруг лицо ее совсем изменилось, вместо грусти выразилось раздражение, и она самыми ядовитыми словами начала упрекать меня в эгоизме и жестокости . Я взглянул на нее. Все лицо ее выражало полнейшую холодность и враждебность, почти ненависть ко мне. Помню, как я ужаснулся, увидав это. Как? что? думал я. Любовь - союз душ, и вместо этого вот что! Да не может быть, да это не она!

Я пробовал было смягчить ее, но наткнулся на такую непреодолимую стену холодной, ядовитой враждебности, что не успел я оглянуться, как раздражение захватило и меня и мы наговорили друг другу кучу неприятностей. Впечатление этой первой ссоры было ужасно. Я называл это ссорой, но это была не ссора, а это было только обнаружение той пропасти, которая в действительности была между нами. Влюбленность истощилась удовлетворением чувственности, и остались мы друг против друга в нашем действительном отношении друг к другу, т. е. два совершенно чуждые друг другу эгоиста, желающие получить себе как можно больше удовольствия один через другого. Я называл ссорой то, что произошло между нами; но это была не ссора, а это было только следствие прекращения чувственности, обнаружившее наше действительное отношение друг к другу. Я не понимал, что это холодное и враждебное отношение было нашим нормальным отношением , не понимал этого потому, что это враждебное отношение в первое время очень скоро опять закралось от нас вновь поднявшеюся перегонной чувственностью , т. е. влюблением.

"И я думал, что мы поссорились и помирились, и что больше этого уже не будет. Но в этот же первый медовый месяц очень скоро наступил опять период пресыщения, опять мы перестали быть нежными друг к другу, и произошла опять ссора. Вторая ссора эта поразила меня еще больнее, чем первая. - "Стало быть, первая не была случайностью, а это так и должно быть и так и будет", думал я. Вторая ссора тем более поразила меня, что она возникла по самому невозможному поводу. Что-то такое из-за денег, которых я никогда не жалел и уж никак не мог жалеть для жены. Помню только, что она так как-то повернула дело, что какое-то мое замечание оказалось выражением моего желания властвовать над ней через деньги, на которых я утверждал, будто бы, свое, и исключительное право, что-то невозможное, глупое, подлое, неестественное ни мне, ни ей. Я раздражился, стал упрекать ее в неделикатности, она меня, - и пошло опять. И в словах, и в выражении лица и глаз я увидал опять ту же, прежде так поразившую меня, жестокую, холодную враждебность. С братом, с приятелями, с отцом, я помню, я ссорился , но никогда между нами не было той особенной, ядовитой злобы, которая была тут . Но прошло несколько времени, и опять эта взаимная ненависть скрылась под влюбленностью , т. е. чувственностью , и я утешался мыслью, что эти две ссоры были ошибки, которые можно исправить. Но вот наступила третья, четвертая ссора, и я понял, что это не случайность, а что это так должно быть, так будет , и я ужаснулся тому, что предстоит мне. При этом мучила меня еще та ужасная мысль, что это один я только так дурно, непохоже на то, что я ожидал, живу с женой, тогда как в других супружествах этого, не бывает. Я не знал еще тогда, что это общая участь, но что все так же, как я, думают, что это их исключительное несчастье, скрывают это исключительное, постыдное свое несчастье не только от других, но от самих себя, сами себе не признаются в этом.

"... Началось с первых дней и продолжалось все время, все усиливаясь и ожесточаясь. В глубине души я с первых же недель почувствовал, что я пропал, что вышло не то, чего я ожидал; что женитьба не только не счастье, но нечто очень тяжелое, но я, как и все, не хотел признаться себе (я бы не признался себе и теперь, если бы не конец) и скрывал не только от других, но и от себя. Теперь я удивляюсь, как я не видал своего настоящего положения. Его можно бы уже видеть потому, что ссоры начинались из таких поводов, что невозможно бывало после, когда они кончались, вспомнить из-за чего. Рассудок не поспевал подделать под постоянно существующую враждебность друг к другу достаточных поводов. Но еще поразительнее была недостаточность предлогов примирения. Иногда бывали слова, объяснения, даже слезы, но иногда... ох! гадко и теперь вспомнить - после самых жестоких слов друг другу, вдруг молча взгляды, улыбки, поцелуи, объятья... Фу, мерзость! Как я мог не видеть всей гадости этого тогда. .."

"... Ведь что главное погано, - начал он, - предполагается в теории, что любовь есть нечто идеальное, возвышенное, а на практике любовь ведь есть нечто мерзкое, свиное, про которое и говорить и вспоминать мерзко и стыдно. Ведь не даром же природа сделала то, что это мерзко и стыдно. А если мерзко и стыдно, то так и надо понимать. А тут, напротив, люди делают вид, что мерзкое и стыдное прекрасно и возвышенно. Какие были первые признаки моей любви? А те, что я предавался животным излишествам не только не стыдясь их, но почему-то гордясь возможности этих физических излишеств , не думая при этом нисколько не только о ее духовной жизни, но даже и об ее физической жизни. Я удивлялся, откуда бралось наше озлобление друг к другу ..."

"... Я удивлялся нашей ненависти друг к другу. А ведь это и не могло быть иначе. Эта ненависть была не что иное, как взаимная ненависть сообщников преступления - и за подстрекательство, и за участие в преступлении."

Все произошло от того, что между нами была страшная пучина , о которой я вам говорил, то страшное напряжение взаимной ненависти друг к другу , при которой первого повода было достаточно для произведения кризиса. Ссоры между нами становились последнее время чем-то страшным и были особенно поразительны, сменяясь той же напряженной да животной страстностью ."

"...Я настаиваю на том, что все мужья, живущие так, как я жил, должны или распутничать ,или разойтись; или убить самих себя или своих жен, как я сделал . Если с кем этого не случилось, то это особенно редкое исключение. Я ведь прежде чем кончить, как я кончил, был несколько раз на краю самоубийства, а она тоже отравлялась ."

Итак, прочитавши эти места в "Крейцеровой сонате", невольно напрашивается мысль, какая кошмарная сексуальная жизнь должна была быть у супругов, если Толстой устами героя приходит к заключению: "все мужья, живущие так, как я жил, должны или распутничать... иди убить самих себя,или своих жен", И действительно, он был несколько раз на краю самоубийства, а она тоже отравлялась". Можно ли тут говорить о бытовых ссорах после этого? Ясно, что тут мы имеем дело с резко выраженными проявлениями патологической сексуальности.

В чем эта патология здесь заключается, мы имеем определенный ответ Толстого: прежде всего он кается в своих подовых излишествах, в чрезвычайно повышенной Libido, но опять таки дело тут не в этом. Этим ведь он отличался и в холостой жизни. В супружеской жизни не это составляло суть его душевной трагедии. Дело тут в том, что этому Libido всегда предшествовали специфические эксцессы, об этом он нам сам красноречиво поясняет. Сначала его поражает - "откуда бралось наше озлобление друг к Другу, откуда "то страшное напряжение взаимной ненависти друг к другу", что становилось "чем-то страшным" и было особенно поразительно, сменяясь той же напряженной животной страстностью... после самых жестоких слов друг другу, вдруг молча, взгляды, улыбки, поцелуи, объятья... Фу, мерзость!, как я мог не видеть всей гадости этого тогда..." В первое время он не понимал, что это было бессознательным проявлением его садистической сексуальности. Он думал, что это просто обычная ссора. Но потом, когда это стало проявляться все чаще и чаще, он "понял, что враждебное отношение было нашим нормальным отношением", которое "очень скоро" сменялось "перегонной чувственностью". Вот почему жена его, не понявши в чем дело, на 3-й или 4-й день "медового месяца" "самыми ядовитыми словами начала упрекать его в жестокости и эгоизме."

После этого нам делается понятным и объяснение Толстого в "Анне Карениной" (см. выше приведенные цитаты оттуда же). "Столкновения эти происходили часто от того, что они не знали еще, что друг для друга важно" в половой жизни, т. е. просто не знали, как приспособиться друг к другу в половом отношении. Напомним, кстати, тут же, что Толстой, говоря о причинах разочарования супружеской жизнью Левина, говорит: "Другое разочарование и очарование были ссоры", т. е. ссоры служили и причиной разочарования и причиной "очарования"--возбуждения Libido. Все это дает нам основание говорить о садистических наклонностях в сексуальной жизни Толстого.

Помимо патологической сексуальности, тяжесть семейной обстановки усугублялась патологической ревностью. Эта ревность доводила Толстого до такого бредового состояния, что делала его жизнь прямо невозможной. Как развивался этот комплекс переживаний. мы имеем прекрасную исповедь в той же "Крейцеровой Сонате". Приведем несколько выдержек для иллюстрации.

"... С моей женой, которая сама хотела кормить и кормила следующих пятерых детей, случилось с первым ребенком нездоровье. Доктора эти, которые цинически раздевали и ощупывали ее везде, за что я должен был их благодарить и платить им деньги, - доктора эти милые нашли, что она не должна кормить, и она на первое время лишена была того единственного средства, которое могло избавить ее от кокетства. Кормила кормилица, т. е. мы воспользовались бедностью, нуждой и невежеством женщины, сманили ее от ребенка к своему и за это одели ее в кокошник с галунами. Но не в этом дело. Дело в том, что в это самое время ее свободы от беременности и кормления, в ней с особенной силой проявилось прежде заснувшее, женское кокетство. И во мне, соответственно этому, с особенной же силой проявились мучения ревности , которые, не переставая, терзали меня во все время моей женатой жизни , как они и Не могут не терзать всех тех супругов, которые живут с женами, как я жил, т. е. безнравственно ".

"... Я во все время моей женатой жизни никогда не переставал испытывать терзания ревности . Но были периоды, когда я особенно резко страдал этим. И один из таких периодов был тот, когда после первого ребенка доктора запретили ей кормить. Я особенно ревновал в это время, во-первых, потому, что жена испытывала то свойственное матери беспокойство, которое должно вызывать беспричинное нарушение правильного хода жизни; во-вторых, потому, что, увидав, как она легко отбросила нравственную обязанность матери, я справедливо, хотя и бессознательно, заключил, что ей так же легко будет отбросить и супружескую, тем более, что она была совершенно здорова и, несмотря на запрещение милых докторов, кормила следующих детей и выкормила прекрасно".

"... Но и не в этом дело. Я только говорю про то, что она прекрасно сама кормила детей, и что это ношение и кормление детей одно спасало меня от мук ревности . Если бы не это, все случилось бы раньше. Дети спасали меня и ее. В восемь лет у ней родилось пять человек детей. И всех, кроме первого, она кормила сама".

Из этих уже отрывков видно, как кошмарна была эта ревность, если супруг из боязни "женского кокетства", подавлял его сознательно беспрерывным материнством (беременность, кормление), ибо; по его признанию, - "ношение и кормление детей одно спасало меня от мук ревности". Каково же было его возмущение, когда "доктора эти милые" запретили ей кормить ребенка, и тем лишили его спокойствия. Недаром он так презирал докторов! Ревность его чудовищна и, как увидим ниже, доходила у него до бредового экстаза. Этот бредовой экстаз развивался у него постепенно и особенно сильно, по-видимому, проявлялся в периоды сумеречных состояний. В "Крейцеровой сонате" он использовал этот комплекс переживаний, чтобы показать, как этот комплекс сумеречного состояния может довести человека, страдающего бредом ревности, до убийства и самоубийства (об этом см. ниже).

Освещение аффективного характера Толстого было бы неполно, если б мы не дали здесь отзывов о его характере со стороны его детей.

Из нижеприводимых отрывков воспоминаний Льва Львовича. сына Толстого, мы можем довольно определенно представить себе картину этой аффективно-раздражительной психики Льва Толстого.

... "Если он хорошо работал, все весь день шло хорошо, все в семье были веселы и счастливы, - если нет, то темное облако покрывало нашу жизнь ".

... "Я вспоминаю, что каждый вечер управляющий приходил к нему, разговаривал с ним о делах, и часто мой отец так сердился, что бедный управляющий не знал, что сказать и уходил, покачивая головой".

(Воспоминания Л. Л. Толстого "Правда о моем отце" - Ленинград, 1924 г.).

... "Почти каждый год Фет приезжал в Ясную. Отец был рад его видеть. Фет говорил мало и даже как-то трудно. Иногда, прежде чем произнести слово, он долго мычал, что было забавно для нас, детей, но мой отец слушал его с живым интересом, хотя редко, даже почти никогда не обходилось без ссоры между ними ". (Там же, стр. 30).

... "Однажды отец в порыве ярости кричал на него (воспитателя швейцарца).

"Я вас выброшу из окна, если вы будете вести себя подобным образом".

... "Отец любил сам давать уроки математики...

Он задавал нам задачи и горе нам, если мы их не понимали . Тогда он сердился, кричал на нас. Его крик сбивал нас с толку, и мы уже больше ничего не понимали ". (Там же, стр. 48).

"... Иногда таким исключением была болезнь детей, недоразумения с прислугой, или ссоры между родителями, всегда бывшие мне неприятными ".

... "Я вспоминаю довольно серьезную ссору между отцом и матерью. Я тогда примирил их. Что же было причиной ссоры? Я не знаю, быть может отец был недоволен чем-нибудь, что сказала мать, быть может просто рассердился он на нее, чтоб дать выход своему плохому настроению. Он был очень сердит и кричал своим громким, неприятным голосом. Еще ребенком питал я отвращение к этому голосу. Мать, плача, защищалась. " (Там же, стр. 49).

... "Я не любил его, когда он ссорился с мамой ". (Там же, стр. 86).

... "Серьезный, всегда задумчивый, сердитый всегда , и ищущий новых мыслей и определений - так он жил между нами, уединенный со своей громадной работой".

(Описание времени кризиса. Там же, стр. 97).

... "С детства привык к уважению и страху перед ним ". (Стр. 105).

Из этих отзывов сына о своем отце мы определенно видим аффективный характер отца, так что "с детства привык к страху перед ним", ибо "серьезный, всегда задумчивый, сердитый всегда" отец часто ссорился. Ссорился со своей женой, ссорился с друзьями, с прислугой и даже на детей своих он "сердился, кричал" настолько, что вызывает у сына такую оценку: "горе нам, если мы их (т. е. заданных им задач) не понимали".

Между прочим, сам Лев Толстой довольно хорошо охарактеризовал свою аффективно раздражительную натуру с ее переходами, в сенситивную слезливость в одном полушуточном произведении под названием: "Скорбный лист душевно больных яснополянского госпиталя" 3 , где он дает историю болезни всех обитателей Ясной Поляны, в шутливой форме. Надо сказать, что под этой шуткой дается меткая характеристика.

Характеристикой своей личности начинается этот "скорбный лист" и таким образом:

No 1. (Лев Николаевич). Сангвинического свойства принадлежит к отделению мирных. Больной одержим манией, называемой немецкими психиатрами "Weltverbesserungs wahn". Пункт помешательства в том, что больной считает возможным изменить жизнь других людей словами. Признаки общие: недовольство всем существующим порядком, осуждение всех, кроме себя, и раздражительная многоречивость , без обращения внимания на слушателей, частые переходы от злости и раздражительности к ненатуральной слезливой чувствительности .

Наконец, в "Записках сумасшедшего" Толстой прямо указывает на аффективность как на основу его болезненного характера:

" Сегодня возили меня свидетельствовать... и мнения разделились... Они признали меня подверженным аффектам и еще что то такое, но в здравом уме". 4

И так, все эти данные нам определенно говорят об аффективно-раздражительном характере Льва Толстого, и несомненно его поведение соответствующим образом окрашивалось этой аффективноcтью.

Примечания

1. "Детство".

2. Разрядка наша (Г. С.).

3. Илья Львович Толстой, "Мои воспоминания" стр. 67, изд. Ладыжникова. Берлин.

4. Разрядка везде наша (Г. С.)