Л.Н. Андреев и его «Иуда Искариот

Известный русский писатель Серебряного века Л. Андреев остался в истории русской литературы как автор новаторской прозы. Его произведения отличались глубоким психологизмом. Автор пытался проникнуть в такие глубины человеческой души, куда не заглядывал никто. Андреев хотел показать действительное положение вещей, срывал покров лжи с привычных явлений социальной и духовной жизни человека и общества.

Жизнь русских людей на рубеже XIX-XX веков давала мало поводов для оптимизма. Критики упрекали Андреева в невероятном пессимизме, видимо, за объективность показа действительности. Писатель не считал нужным искусственно создавать благостные картины, придавать злу приличный вид. В своем творчестве он вскрывал истинную суть незыблемых законов общественной жизни и идеологии. Вызывая шквал критики в свой адрес, Андреев рискнул показать человека во всех его противоречиях и тайных помыслах, вскрыл лживость любых политических лозунгов и идей, писал о сомнениях в вопросах православной веры в том виде, в каком ее преподносит церковь.

В рассказе «Иуда Искариот» Андреев дает свою версию известной евангельской притчи. Он говорил, что написал «нечто по психологии, этике и практике предательства». В рассказе рассматривается проблема идеала в человеческой жизни. Иисус и есть такой идеал, а его ученики должны проповедовать его учение, нести свет истины в народ. Но центральным героем произведения Андреев делает не Иисуса, а Иуду Искариота, человека энергичного, активного и полного сил.

Для полноты восприятия образа писатель подробно описывает запоминающуюся внешность Иуды, череп которого был «точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу… Двоилось и лицо Иуды». Одиннадцать учеников Христа выглядят невыразительно на фоне этого героя. Один глаз Иуды живой, внимательный, черный, а другой — неподвижен, как слепой. Андреев обращает внимание читателей на жесты Иуды, манеру его поведения. Герой низко кланяется, выгибая спину и вытягивая вперед бугроватую, страшную голову, а «в припадке робости» закрывает живой глаз. Его голос, «то мужественный и сильный, то крикливый, как у старой женщины», то тонкий, «досадно жидкий и неприятный». Общаясь с другими людьми, он постоянно кривляется.

Писатель знакомит нас и с некоторыми фактами биографии Иуды. Прозвище свое герой получил, так как пришел из Кариота, живет один, бросил жену, детей у него нет, видимо, Бог не хочет от него потомства. Иуда много лет бродяжничает, «всюду лжет, кривляется, зорко высматривает что-то своим воровским глазом; и вдруг уходит внезапно».

В Евангелии история Иуды — это краткий рассказ о предательстве. Андреев же показывает психологию своего героя, подробно рассказывает, что было до и после предательства и чем оно вызвано. Тема предательства возникла у писателя не случайно. Во время первой русской революции 1905-1907 годов он с удивлением и презрением наблюдал, сколько вдруг появилось предателей, «как будто они произошли не от Адама, а от Иуды».

В рассказе Андреев отмечает, что одиннадцать учеников Христа постоянно спорят между собой, «кто больше любви заплатил», чтобы быть приближенным к Христу и обеспечить себе в будущем вхождение в царствие небесное. Эти ученики, которых позже назовут апостолами, относятся к Иуде с презрением и брезгливостью, как и к другим бродягам и нищим. Они углублены в вопросы веры, занимаются самосозерцанием и отгородились от людей. Иуда у Л. Андреева не витает в облаках, он живет в реальном мире, крадет деньги для голодной блудницы, спасает Христа от агрессивной толпы. Он играет роль посредника между людьми и Христом.

Иуда показан со всеми достоинствами и недостатками, как всякий живой человек. Он сообразителен, скромен, всегда готов помочь спутникам. Андреев пишет: «…прост, мягок и в то же время серьезен был Искариот». Показанный со всех сторон, образ Иуды оживает. Ему присущи и негативные черты, которые возникли у него за время бродяжничества и поиска куска хлеба. Это лживость, ловкость и коварство. Иуду мучает то, что Христос никогда не хвалит его, хотя и позволяет вести хозяйственные дела и даже брать деньги из общей кассы. Искариот заявляет ученикам, что не они, а именно он будет рядом с Христом в царствии небесном.

Иуду интригует тайна Христа, он чувствует, что под личиной обычного человека скрывается что-то великое и чудесное. Решив предать Христа в руки властей, Иуда надеется, что Бог не допустит несправедливости. До самой смерти Христа Иуда следует за ним, каждую минуту ожидая, что его мучители поймут, с кем имеют дело. Но чуда не происходит, Христос терпит побои стражников и умирает как обычный человек.

Придя к апостолам, Иуда с удивлением отмечает, что в эту ночь, когда мученической смертью умер их учитель, ученики ели и спали. Они горюют, но жизнь их не изменилась. Напротив, теперь они уже не подчиненные, а каждый самостоятельно собирается нести людям слово Христа. Иуда называет их предателями. Они не защищали своего учителя, не отбили его у стражников, не созвали народ на защиту. Они «теснились, как кучка испуганных ягнят, ничему не мешая». Иуда обвиняет учеников во лжи. Никогда они не любили учителя, иначе бросились бы на помощь и умерли бы за него. Любовь спасает, не зная сомнений. Материал с сайта

Иоанн говорит, что Иисус сам хотел этой жертвы и жертва его прекрасна. На что Иуда гневно отвечает: «Разве есть прекрасная жертва, что ты говоришь, любимый ученик? Где жертва, там и палач, и предатели там! Жертва — это страдания для одного и позор для всех. <…> Слепцы, что вы сделали с землею? Вы погубить ее захотели, вы скоро будете целовать крест, на котором вы распяли Иисуса!» Иуда, чтобы окончательно проверить учеников, говорит, что идет к Иисусу на небо, чтобы уговорить его вернуться на землю к людям, которым он нес свет. Искариот призывает апостолов последовать за ним. Никто не соглашается. Рванувшийся было Петр тоже отступает.

Рассказ заканчивается описанием самоубийства Иуды. Он решил повеситься на суку дерева, растущего над пропастью, чтобы, если веревка оборвется, упасть на острые камни и точно вознестись к Христу. Набрасывая веревку на дерево, Иуда шепчет, обращаясь к Христу: «Так встреть же меня ласково. Я очень устал». Наутро тело Иуды сняли с дерева и бросили в ров, прокляв его как предателя. И остался на веки веков в памяти людей Иуда Искариот, Предатель.

Такая версия евангельского сюжета вызвала волну критики со стороны церкви. Целью Андреева было пробудить сознание людей, заставить их задуматься над природой предательства, над своими поступками и мыслями.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • леонид андреев иуда искариот проблема предательства
  • иуда искариот ссочинение
  • иуда искариот проблема любви и предательства
  • проблема предательства в произведении иуда искариот
  • иуда искариот анализ

Основную тему повести Леонида Андреева «Иуда Искариот» можно определить как попытку самого главного в истории человечества предательства. Автор по-своему истолковывает сюжет, пытается проникнуть в самую глубину людской души, старается понять природу внутренних противоречий Иуды, изучить его психологию и, возможно, даже найти оправдание его действиям.

Евангельский сюжет, в центре которого лежит образ Иисуса Христа, описывается Андреевым с иной позиции, его внимание полностью приковано лишь к одному ученику, тому, кто за тридцать серебреников обрек своего Учителя на крестные страдания и смерть. Автор доказывает, что Иуда Искариот намного благороднее в любви к Христу, чем многие его верные ученики. Беря на себя грех предательства, он якобы спасает дело Христа. Он предстает перед нами искренне любящим Иисуса и безмерно страдающим от непонимания его чувств окружающими. Отходя от традиционного толкования личности Иуды, Андреев дополняет образ вымышленными подробностями и эпизодами. Иуда Искариот развелся с женой и бросил её без средств к существованию, вынужденную скитаться в поисках еды. Бог не дал ему детей, так как не хотел его потомства. И нет в рассказа о состязании апостолов в метании камней, победу в котором одержал лживый Иуда Искариот.

Анализ личности предателя

Автор предлагает читателю оценить Иуду не с точки зрения его поступков, а в соответствии с переживаниями и страстями, бушевавшими в душе у этого корыстолюбивого, лживого и коварного иудея. Много внимания в книге уделяется внешнему виду предателя, его двойственность начиналась именно с лица. Одна, живая, его сторона имела острый всевидящий глаз и кривые морщины, другая же была мертвецки неподвижна, а слепой глаз затянут белой пеленой. Да и весь череп по какой-то необъяснимой причине делился надвое, показывая, что и в мыслях его нет согласия. придавали ему бесноватый вид, как будто подаренные Дьяволом.

Соседство такого образа с божественной красотой Иисуса поражало и вызывало непонимание со стороны других учеников. Петр, Иоанн и Фома не в силах понять причин, по которым Сын Божий приблизил к себе этого безобразного человека, это воплощение лживого порока, и ими овладевает гордыня. А Иисус любил своего ученика, равно как и всех остальных. В то время, когда головы апостолов заняты мыслями о Царствии небесном, Иуда живет в реальном мире, лжет, как ему кажется, во благо, ворует деньги для нищей блудницы, спасает Учителя от взбесившейся толпы. Он показан со всеми человеческими достоинствами и недостатками. Иуда Искариот искренне верит в Христа, и, даже решив его предать, в душе он надеется на Божью справедливость. Он следует за Иисусом до самой смерти и верит, что произойдет чудо, но никакого волшебства не случается, и Христос умирает как обычный человек.

Бесславный конец рыжего иудея

Осознав содеянное, Иуда не видит другого выхода, кроме как покончить с жизнью. Своим самоубийством он навсегда прощается с Иисусом, ибо райские врата для него теперь закрыты навечно. Таким предстает перед нами иной, новый Иуда Искариот. Андреев попытался пробудить людское сознание, заставить задуматься над психологией предательства, переосмыслить свои поступки и жизненные ориентиры.

Цель урока: проанализировать повесть Андреева, выявить особенности творческой манеры писателя и обозначить своеобразие авторской трактовки библейского сюжета. (Слайд 2)

Ход урока

Трудно, тяжело и, может быть,
неблагодарно приближаться к тайне Иуды,
легче и спокойнее её не замечать,
прикрывая её розами красоты церковной.
С.Булгаков
(Слайд 3)

  1. Организационный момент
  2. Вступительное слово учителя

Соответствует ли сюжетная основа повести легенде из Нового Завета? Через образы и мотивы Нового Завета Л.Андреев представляет читателям собственную концепцию истории, которая состоит из взаимодействия трех сил:

  • Новой идеи;
  • народа, который лишен всяких идей;
  • некой силой, соединяющей первое и второе.
  1. Беседа с классом
  2. Как вы понимаете эпиграф нашего урока? (Слайд 3)

    Почему главным героем становится не Иисус, а Иуда? (Слайд 4)

    Иисус являет собой новую идею, однако народ не внемлет Спасителю. И в этой ситуации появляется Иуда, который через предательство и проклятие во веки веков спасает дело Христа.

    Иуда Искариот – главный антигерой евангельской истории, которая известна всем читателям, времени Л.Андреева. Что именно могли они знать о предателе Иисуса Христа, на какой “фундамент” опирался автор?

    Уточним (Слайд 5)

    В Евангелии сказано, что в минуту предательства “вошел в него Сатана” (Ин.13,27; Лк 22,3)

    Но слова эти никак не оправдывают Иуду, потому что дьявол искушает и провоцирует всех, но совершает свои поступки и отвечает за них все-таки сам человек, ибо “щель, делающая его доступным внушениям дьявола”, - его собственные пороки.

    Предательство Иуды не было результатом эмоционального порыва, это был осознанный поступок; он сам пришел к первосвященникам, а потом дожидался удобного момента, чтобы исполнить свой замысел. Поэтому даже раскаявшийся Иуда остался в памяти людей предателем, в отличие от проявившего минутную слабость Петра. Таким образом, согласно христианской традиции, ни дьявольское “наваждение”, ни предрешённость свыше крестной жертвы Иисуса Христа не являются для Иуды Искариота оправданием его поступка.

    Найдите описание внешности Иуды Искариота. В чем необычность его портрета?

    “Короткие рыжие волосы не скрывали странной……, не верилось в его полную слепоту”.

    Во-первых, отметим необычность выбранных деталей портрета. Андреев описывает череп Иуды, сама форма которого внушает “недоверие и тревогу”.

    Во-вторых, обратим внимание на двойственность в облике Иуды, несколько раз подчеркнутую писателем. Двойственность не только в словах “двойным”, “двоилось”, но и в парах однородных членов, синонимов: “странной и необыкновенной”; “недоверия, даже тревогу”; “тишины и согласия”; “кровавых и беспощадных” - и антонимов: “разрубленный… и вновь составленный”, “живая” - “мертвенно-гладкая”, “подвижная” - “застывшая”, “ни ночью, ни днем”, “ни свет, и тьму”.

    Как можем назвать такой портрет?

    Психологическим, т.к. он передает суть героя – двойственность его личности, двойственность поведения, двойственность чувств, исключительность его судьбы.

    Только ли внешность отталкивает людей от Иуды?

    Нет. Многие знали его, но “не было никого, кто мог бы сказать о нем доброе слово. И если порицали его добрые, говоря, что Иуда корыстолюбив, коварен, наклонен к притворству и лжи, то и дурные… поносили его самыми жестокими словами”, говоря, что “и у воров есть друзья, и у грабителей есть товарищи, и у лжецов есть жены, которым говорят они правду, а Иуда смеется над ворами, как и над честными, хотя сам крадет искусно, и видом своим безобразнее всех в Иудее”.

    Одним словом, Иуда был изгоем, но не из-за своей уродливой внешности. Уродливой была его душа. Она-то и определяла отношение к нему людей.

    Так, может быть, Иуда и есть сам дьявол в образе человека или, точнее, сын дьявола, как называет его Фома?

    Иуда действительно лжет, как дьявол (по-древнегречески “клеветник”), он видит пороки каждого человека и легко играет на них, склонен к провокациям и искушениям, всегда точно знает, кому и что говорить, вернее, что от него хотят услышать. Таковы его диалоги со всеми героями повести (кроме Христа – с ним он нигде прямо не разговаривает). Как Сатана (по-древнегречески “противоречащий”, “противник”). Иуда преклоняется перед Всевышним, но противостоит ему в главном вопросе – отношении к людям, к роду человеческому. Но Сатана лишь признает силу и первичность Бога. Иуда видит в мире только зло, и он страдает от “непонятливости” своего Учителя.

  3. Слово учителя. (Слайд 6,7,8)
  4. Иуда и сам не раз повторяет: “Мой отец не дьявол, а козел”. Почему? В Евангелии противопоставление “козлищ” и “агнцев” служит аллегорией (говорить неясно, намеками) добрых и злых людей, которых Сын Человеческий отделит на страшном Суде друг от друга (Мф.25,31-32). Может быть, Иуда это имел в виду?

    Может быть, Иуда демонстрируя собственное ничтожество, располагает к себе людей (слаб человек и тщеславен), но остается при этом “себе на уме”.

    А может быть, он сын “козла отпущения”? В Библии так называли одного из жертвенных козлов, на голову которого “в великий день праздника, в день очищения…первосвященник, вышедши из Святая Святых, возлагал свои руки”, исповедал над ним грехи всего народа и изгонял в пустыню: “И понес козел на себе, - говорится в Библии, - все беззакония их в землю непроходимую, и пустит он козла в пустыню” (Лев.16,22). Возможно, Иуда тем самым намекал на свое особое положение среди людей: как “козел отпущения” он решил нести на себе все грехи рода человеческого.

  5. Беседа с классом:

Самая заметная черта Иуды: он постоянно лжет, причем нередко безо всякой видимой пользы для себя. Но что из этого следует? Разве ложь всегда хуже правды?

Фома жалуется Иуде, что видит “очень дурные сны”, и спрашивает: “Как ты думаешь: за свои сны также должен отвечать человек? И Иуда объясняет: “А разве сны видит кто-нибудь другой, а не он сам? Как это понимать? Иуда разыгрывает своего правдивого друга или говорит серьезно?

Вывод: Если смотреть по закону, то осуждению подлежат поступки, а не мысли, и, значит, Иуда лжет. То есть, нравственная планка для ученика Христа выше юридической, и, следовательно, Иуда прав. Но мы-то, как и сто лет назад, знаем, что сон хоть и характеризует человека, но не подвластен ему, и, следовательно, вины за Фомой нет.

Кстати, в Библии нет заповеди “не лги”, есть заповедь “не лжесвидетельствуй” (Исх.20,14), т.е. не приноси своей ложью вреда другим (например, в суде). Существенна не ложь, как таковая, а то, ради чего она произнесена.

Почему Иисус сразу не прогнал Иуду, как только он появился?

Л.Андреев сам отвечает на этот вопрос: Иуда был из “отверженных и нелюбимых”, т.е. из тех, кого Иисус не отталкивал никогда. Вот и Иуде Иисус захотел помочь найти себя, преодолеть, как бы мы сейчас сказали, комплекс неполноценности, нелюбовь окружающих.

Так зачем Иуда пришёл к Христу?

Иуда, презираемый всеми изгой, которому, может, впервые в жизни кто-то улыбнулся, искренне посочувствовал. К такому испытываешь не просто благодарность – его любишь беззаветно, порой даже больше собственной жизни.

Любит ли Иуда Христа?

Вряд ли. Для него любить означает прежде всего быть понятным, оцененным, признанным. Ему мало расположения Христа, ему еще нужно признание правоты своих оценок, оправдание тьмы своей души. Он, наверное, и к Иисусу пришел, потому что понимал: его правота станет абсолютной только тогда, когда её признает Сам Христос. Такова и его любовь. Да, он любит Христа, но только его и никого больше. Он знал правду о грешной, темной сущности людей и хотел найти силу, способную преобразить эту сущность.

Как же развивались отношения между Иудой и Иисусом Христом? (Слайд 9)

Сначала Иуда старается сблизиться с его учениками, что поощряется Иисусом. Иуда начинает рассказывать разные небылицы, из которых, правда, всегда следует, что все вокруг обманщики, что сам он не любит никого, даже собственных родителей.

Следующий этап: Иуда пытается доказать Христу собственную правоту. Сначала он доказывает прямодушному Фоме, что жители одного селения – “злые и глупые люди”, ибо, выслушав проповедь Иисуса, легко поверили, что Иисус мог совершать кражу козленка у старой женщины. И с этого дня как-то странно изменилось к нему отношение Иисуса. И прежде почему-то было так, что Иуда никогда не говорил прямо с Иисусом, и тот никогда прямо не обращается к нему, но зато часто взглядывал на него добрыми глазами, улыбался на некоторые его шутки, и если долго не видел, то спрашивал: а где Иуда? А теперь глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему – и даже упорнее, чем прежде, - искал его глазами. И что бы он ни говорил, хотя бы сегодня одно, а завтра совсем другое, хотя бы даже то самое, что думает и Иуда, - казалось, однако, что он всегда говорит против Иуды”

В другой раз Христу и его ученикам уже угрожала прямая опасность. Их наверняка побили бы камнями, если бы не Иуда из Кариота. “охваченный безумным страхом за Иисуса, точно видя уже капли крови на его белой рубашке… опустились поднятые с каменьями руки”

Иуда снова оказался прав. Он ждал похвалы. Но Иисус был разгневан, а ученики вместо благодарности “отгоняли его от себя короткими и гневными восклицаниями. Как будто не он спас их всех, как будто не он спас Учителя, которого они так любят”. Почему? Потому что солгал, объяснил Фома.

Какой вывод делает из этого Иуда?

Иуда не может понять, почему для Христа и его учеников ложь, даже когда она спасает им жизнь, хуже правды? Почему цель не оправдывает средства? Неужели было бы лучше, справедливей, если бы Христа убили? Для умного, хитрого Иуды здесь неразрешимое противоречие. Для Христа – нет.

Иуда понимает главное: Иисус и его ученики – это другие люди, живущие по каким –то другим, непонятным ему законам, и он для них чужой.

Иуда ищет признания в рамках их “правил игры”, побеждает в честном соревновании всех, даже самого Петра: сбрасывает с обрыва камень, который не мог сдвинуть никто.

Теперь он лучший среди них?

Нет, просто сильнейший в этом виде борьбы. “Все хвалили Иуду, все признавали, что он победитель, все дружелюбно болтали с ним, но Иисус и на этот раз не захотел похвалить Иуду... Иуда сильный – один плелся сзади, глотая пыль”. Он опять им чужой.

Иисус пытается помочь ему разобраться в происходящем, объяснить свое отношение к нему с помощью притчи о бесплодной смоковнице.

Уточним (Слайд 10)

Речь здесь идет о притче, а не о случае, когда Иисус срубил бесплодную смоковницу (иначе бы создалось впечатление, что он угрожает Иуде). Притча же, рассказанная Христом в Евангелии звучит по-другому: “…некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел; и сказал виноградарю: вот я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби её: на что она и землю занимает? Но он сказал ему в ответ: Господин! Оставь её и на этот год, пока я окопаю её и обложу навозом, - не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь её” (Луки 13, 6-9). То есть притча определенно “указывает на то, как Бог поступает со всякой грешной душой”. Он не торопится рубить с плеча, а “желает покаяния грешников”, дает им возможность исправиться.

А почему Иуда так уверен, что Иисус обязательно должен погибнуть (“…теперь он погибнет, и вместе с ним погибнет и Иуда”)? Потому что обиделся и уже собрался его предать?

Нет. Просто он понимает, что жить подобно тому, как живет Иисус, в этом мире невозможно. И в этом Иуда прав. Поэтому для Иуды Искариота гибель Христа, как и гибель его самого, неизбежна.

Иуда делает новую попытку спасти Иисуса Христа, демонстрируя перед Ним, чего стоят Его ближайшие ученики: крадет (на глазах у Фомы!) несколько динариев из общей кассы и не особенно сопротивляется, когда разгневанный Петр тащит его за ворот к Иисусу. “Но Иисус молчал. И внимательно взглянув на него, Петр быстро покраснел и разжал руку, державшую ворот”. А Иоанн, выйдя от Учителя, воскликнул: “…Учитель сказал, что Иуда может брать денег, сколько он хочет… И никто не должен считать, сколько денег получил Иуда. Он наш брат, и все деньги его, как и наши… и вы тяжко обидели его, - так сказал Учитель…Стыдно нам, братья!

Что же такое мог сказать Иисус Иоанну?

Вряд ли Иисус разрешил Своим ученикам не соблюдать ветхозаветную заповедь “не кради”. Просто Он, наверное, напомнил Иоанну о своей проповеди всеобщего равенства, в том числе и имущественного.

Но главное все равно в другом. Иуда явно проверял, способны ли самые верные и преданные ученики Христа следовать его заповедям.

Но удалась ли провокация Иуде?

Нет. “Когда дует сильный ветер, - говорит он Фоме, - он поднимает сор. И глупые люди смотрят на сор и говорят: вот ветер! А это только сор… ослиный помет, растоптанный ногами. Вот встретил он стену и тихо лег у подножия её, а ветер летит дальше”. То есть это не их выбор, и потому Иуда снова не признает правоты Иисуса Христа.

И тогда Иуда решает предать Христа. Почему? (Слайд 11,12)

Предательство Иуды было для него последним аргументом в споре с Иисусом. Он точно знал, что все будет именно так, как он предполагал, но не хотел и страшился этого. Может, даже надеялся на чудо.

Иуда идет на предательство, чтобы спасти Иисуса, обреченного в этом мире на смерть. В повести есть сцена, несопоставимая со священным Писанием: Иуда, кривляясь и унижаясь, пытается добиться от Пилата помилования Христа.

Зачем? Ради “чистоты эксперимента”?

Нет. Скорее, это жест отчаяния, естественный человеческий порыв, когда уже нет сил оставаться сторонним наблюдателем, видя страдания Того, Кого любишь больше самого себя.

Мучительная любовь к Христу и желание спровоцировать учеников и народ на решительные действия.

Несомненно, желание спровоцировать было. Только ради чего? Зачем?

Предавая Христа, Иуда хочет обманом разорвать всеобщее царство лжи, чтобы все люди, и апостолы, и сильные мира сего, ужаснулись, и стыд, угрызения совести привели бы их ко Христу.

Так почему же андреевский Иуда предает Христа?

Для Иуды предательство действительно было закономерным этапом и последним аргументом в его споре с Иисусом о человеке. Он победил? Л.Андреев пишет: “Свершился ужас и мечты Искариота”. Иуда доказал всему миру и Самому Христу, что люди не достойны Сына Божия, любить их не за что. И только он, ученик и изгой, единственный, сохранивший свою любовь и преданность, должен по праву сидеть рядом с Ним в Царствии Небесном и вершить Суд, безжалостный и всеобщий, как Всемирный Потоп.

Так думает Иуда. Но вот важный вопрос: автор думает так же?

Л.Андреев говорил Горькому: “Я… не люблю Христа и христианство, оптимизм – противная, насквозь фальшивая выдумка”. Если соотнести эти слова с содержанием повести, получается, что и автор, и его герой считают явление Христа никому не нужным, потому что его “Фальшивый оптимизм” не способен изменить природу человека.

Иуда трагическая личность, потому что, в отличие от апостолов Христа, понимает все это, но, в отличие от Анны и ему подобных, ещё и способен плениться неземной чистотой и добротой Иисуса Христа. Парадокс в том, что праведники несоизмеримо дальше от Христа, чем Иуда.

6.Заключительное слово учителя

Вспомним завершающие и, пожалуй, самые сильные его страницы. “Иуда давно уже во время своих одиноких прогулок…… кошек и другую падаль”.

Не кажется ли вам, что в этом отрывке содержится очень точная оценка Иуды и его предательства? Совпадает ли она с той, которую мы привели выше? Как мы, сегодняшние читатели, воспринимаем андреевского Иуду?

Иуду нельзя назвать победителем. В Синедрионе его осмеяли, потому что знали, кого распинали, - их Иуда не обманул. А для учеников Христа он остался тем, кем по сути и был, - предателем, виновным в гибели их Учителя. Иуда упрекает апостолов: “Почему же вы живы, когда он мертв? Вы на себя взяли весь грех”. Но это правда Иуды, считавшего, что его обманывают и ветер, и веревка. И потом, мы не должны забывать, что смертью Искариота Евангелие не заканчивается. А завершающие тексты Нового Завета и Священные Предания как раз посвящены истории христианства, которую начинали именно ученики Христа, причем большинство из них поплатилось за свое миссионерство мученической смертью. Значит, они не “сор, поднятый ветром”, как считал андреевский Иуда.

Такой подход к тексту повести вполне правомерен, ведь Евангелие знали все тогдашние читатели Л.Андреева. Кстати, когда он назвал христианство “оптимистичной” и “фальшивой выдумкой” М.Горький с ним не согласился и был, на наш взгляд, прав.

Циник Иуда разрушал эту систему. Дело ведь не в том, что люди слабы и грешны, а в том, как они относятся к своим и чужим порокам. И вот здесь, согласимся, герой Л.Андреева оказался не прав: когда все построено на лжи, стыдно не бывает.

Идейный тупик предопределил и личную трагедию Иуды Искариота. Мы сочувствуем умному, сильному человеку, который был способен полюбить, пуст одного Иисуса. Но любовь циника, как поцелуй демона, в итоге оказалась смертельной для Христа. Смерть Иуды никого не тронула, а это значит, что и жизнь его была никому не нужна.

Иуда – трагическая фигура. Он считает: чтобы темная, нищая духом толпа уверовала в идеал, в Христа, ей необходимо чудо. Этим чудом станет воскресение Христа после мученической смерти.

Иуда тоже выбрал свой крест. Предавая Христа, он обрекает себя на вечное проклятие, навсегда закрепив за собой позорное прозвище предателя

Домашнее задание : учащимся предлагается письменно высказать собственное отношение к произведению Л.Андреева (Слайд13)

Список использованной литературы

  1. http://www.obsudim.net/andreev.htm Бродский М.А. “ПОСЛЕДНИЙ АРГУМЕНТ ИУДЫ”.

Своеобразие системы образов «Иуды Искариота»

Первоначально, в ее первой публикации в «Сборнике товарищества "Знание"» за 1907 год, рассказ назывался «Иуда Искариот и другие», -- очевидно, те, на ком лежит ответственность за крестную смерть Христа. Из окончательного варианта названия повести Л. Андреев убрал слова «...и другие», но они незримо присутствуют в тексте. «И другие» -- это не только апостолы. Это и все те, кто поклонялся Иисусу и радостно приветствовал его при въезде в Иерусалим:

Многие характеристики «и другим» даны Иудою, и потому они не могут быть признаны справедливыми, утверждает Л. А. Западова: «Он, который «так искусно перемешивал правду с ложью» Западова Л. А. Источники текста и «тайны» рассказа-повести «Иуда Искариот» // Русская литература. -- 1997. -- N 3. С.105., богом уполномочен быть не может. Поэтому он лжепророк -- какой бы страстной и искренней ни казалась его речь». Конечно, оптика зрения Иуды и его оценки не являются в произведении окончательными. Однако очевидно также, что нередко авторский обличительный голос звучит в унисон с голосом Иуды -- судьи и обличителя «других», физические точки зрения центрального героя и автора-повествователя совпадают.

Чтобы раскрыть сущность предательства, автор, наряду с Иудой вводит таких героев, как Петр, Иоанн, Матфей и Фома, причем каждый из них является своеобразным образом-символом. У каждого из учеников подчеркивается наиболее яркая черта: Петр-камень воплощает в себе физическую силу, он несколько груб и «неотесан», Иоанн нежен и прекрасен, Фома прямодушен и ограничен. Иуда же с каждым из них соревнуется в силе, преданности и любви к Иисусу. Но главное качество Иуды, которое неоднократно подчеркивается в произведении, - его ум, хитрый и изворотливый, способный обмануть даже самого себя. Все считают Иуду умным. Петр говорит Искариоту: «Ты самый умный из нас. Зачем только ты такой насмешливый и злой?» Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 45.

Совершенно иной тон, иная лексика присутствует в речи автора, когда он говорит о других учениках. Они засыпают во время моления Иисуса в Гефсиманском саду, когда он просит их бодрствовать, быть с ним в час испытания:

Петр и Иоанн перекидывались словами, почти лишенными смысла. Зевая от усталости, они говорили о том, как холодна ночь, и о том, как дорого мясо в Иерусалиме, рыбы же совсем нельзя достать.

И наконец, это они -- ученики -- не защитили Иисуса от римских стражников во время его ареста:

Как кучка испуганных ягнят, теснились ученики, ничему не препятствуя, но всем мешая -- и даже самим себе; и только немногие решались ходить и действовать отдельно от других. Толкаемый со всех сторон, Петр Симонов с трудом, точно потеряв все свои силы, извлек из ножен меч и слабо, косым ударом опустил его на голову одного из служителей, -- но никакого вреда не причинил. И заметивший это Иисус приказал ему бросить ненужный меч...

Солдаты распихивали учеников, а те вновь собирались и тупо лезли под ноги, и это продолжалось до тех пор, пока не овладела солдатами презрительная ярость. Вот один из них, насупив брови, двинулся к кричащему Иоанну; другой грубо столкнул с своего плеча руку Фомы, в чем-то убеждавшего его, и к самым прямым и прозрачным глазам его поднес огромный кулак, -- и побежал Иоанн, и побежали Фома и Иаков и все ученики, сколько ни было их здесь, оставив Иисуса, бежали.

Почему же, при том, что тема «и других» в повести звучит совершенно отчетливо и недвусмысленно, Л. Андреев отказался от названия «Иуда Искариот и другие» и остановился на более нейтральном «Иуда Искариот»? Дело, видимо, в том, что отвергнутый вариант названия не был лишен прямолинейности; он выдвигал на первый план именно тему ответственности «и других» (поскольку предательство самого Иуды уже не являлось новостью для читателя). Вина «и других» все же -- это периферийная тема в повести, в центре ее находятся два персонажа: Иуда Искариот и Иисус Христос, и их загадочная, таинственная роковая непостижимая связь, свой вариант разгадки которой и предлагает писатель.

Прежде, чем перейти к заглавному герою -- образу андреевского Иуды Искариота, обратимся к тому, кто является первоначалом всех событий -- образу Христа в трактовке Леонида Андреева, предполагая, что и этот образ здесь также будет являть собой отступление от канонической традиции.

Понять художника, и эта мысль глубоко справедлива, призваны те «законы», которые он -- художник -- над собою поставил. Таким «законом» для Л. Андреева, рискнувшего создать художественный образ Иисуса Христа, был следующий: «Я знаю, что Бог и Дьявол только символы, но мне кажется, что вся жизнь людей, весь ее смысл в том, чтобы бесконечно, беспредельно расширять эти символы, питая их кровью и плотью мира». Басинский П. Поэзия бунта и этика революции: реальность и символ в творчестве Л. Андреева // Вопросы литературы. 1989. № 10. С. 58. Именно таким -- «напитанным кровью и плотью мира» -- предстает перед нами андреевский Иисус и это проявляется в повести, в частности, в его смехе.

В повести Л. Андреева преобладает не религиозно- мистическая логика, но психологическая, культурно-историческая, укорененная в мировой культурной традиции и обоснованная М. Бахтиным. И смеющийся Иисус -- казалось бы, совершенно незначительная деталь -- свидетельствует о принципиальном отличии образа Иисуса Христа у Л Андреева от евангельского Иисуса, что тоже было отмечено исследователями: «Даже тот, кто мыслится как символ высшей идеальной цельности, в изображении Л. Андреева не свободен от двойственности», -- утверждает Л. А. Колобаева Басинский П. Поэзия бунта и этика революции: реальность и символ в творчестве Л. Андреева // Вопросы литературы. 1989. № 10. С. 58., характеризуя образ Иисуса Христа.

Иисус у Л. Андреева предстает, таким образом, не просто в своей человеческой (не божественной) ипостаси, но еще и обретает некоторые исконно русские национальные черты (лиризм, сентиментальность, открытость в смехе, которая может выступать как беззащитная открытость). Безусловно, образ Иисуса у Л. Андреева -- это в какой-то мере проекция его (Андреева) художнической, русской души. В связи с этим вспомним еще раз слова автора о замысле его повести «Иуда Искариот» -- это «совершенно свободная фантазия». Фантазия, заметим, определяемая особенностями мировосприятия, стиля художника.

Л. Андреев видит в Иисусе прежде всего ипостась человеческую, еще и еще раз ее подчеркивая и тем самым как бы освобождая пространство для утверждения человеческого, деятельного начала, уравнивания Бога и Человека. В андреевской концепции Иисуса смех («хохот») логичен еще и потому, что он уравнивает, сближает его участников, выстраивая отношения не по религиозной (готической) вертикали, а по земной, человеческой горизонтали.

Иисус Л. Андреева, как мы видим, также как и Иуда, представляет собой фантазию на евангельскую тему, и он близок в своем человеческом проявлении булгаковскому Иешуа из «Мастера и Маргариты». Это не «имеющий власть» (Евангелие от Матфея), знающий о своем божественном происхождении и своем предназначении Богочеловек, а отрешенный от реальной действительности, наивный, мечтательный художник, тонко чувствующий красоту и многообразие мира.

Андреевский Иисус загадочен, но в чем его загадка? Она носит не столько религиозно-мистический, сколько подсознательно-психологический характер. В повести говорится о великой тайне «прекрасных глаз» Иисуса -- почему молчит Иисус, к которому мысленно с мольбой обращается Иуда.

При чтении повести возникает логичный (в психологической системе координат) вопрос: почему Иисус приблизил к себе Иуду: потому что он -- отверженный и нелюбимый, а Иисус не отрекался ни от кого? Если отчасти эта мотивировка и имеет место в данном случае, то она должна расцениваться как периферийная в достоверно-реалистической и в то же время не лишенной проникновения в глубины подсознательного повести Л. Андреева. Иисус, как свидетельствует Евангелие, пророчествовал о предстоящем предательстве его одним из апостолов: «...не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол. А говорил Он об Иуде, сыне Симона Искариота, ибо предать Его должен был он, один из двенадцати» (Евангелие от Иоанна, гл. 6:70--71). Между Христом и Иудой в повести Л. Андреева существует таинственная подсознательная связь, не выраженная словесно и тем не менее ощущаемая Иудой и читателями. Эта связь (предощущение соединившего обоих навечно события) ощущается психологически и Иисусом -- Богочеловеком, она не могла не найти внешнего психологического выражения (в загадочном молчании, в котором ощущается скрытое напряжение, ожидание трагедии), причем особенно явственно -- в преддверии крестной смерти Христа. Было бы не логично, если бы в этой повести было иначе. Еще раз подчеркнем, что речь идет о художественном произведении, где внимание к психологической мотивировке закономерно и даже неизбежно, в отличие от Евангелия -- сакрального текста, в котором образ Иуды является символическим воплощением зла, персонажем с позиции художественной изобразительности условным, целенаправленно лишенным психологического измерения. Бытие евангельского Иисуса -- это бытие в другой системе координат.

Евангельские проповеди, притчи, гефсиманская молитва Христа не упоминаются в тексте, Иисус находится как бы на периферии описываемых событий. Эта концепция образа Иисуса была свойственна не только Л. Андрееву, но и другим художникам, в том числе А. Блоку, который также писал о наивности «Исуса Христа» (в поэме «Двенадцать»), женственности образа, в котором действует не его собственная энергия, а энергия других. Наивно (с точки зрения современников Иисуса -- жителей Иерусалима, отрекшихся от Учителя) и его учение, которое при помощи своего страшного «эксперимента» как бы проверяет и выявляет его нравственную силу Иуда: мир движим любовью, и в душе человека изначально заложена любовь, понятие о добре. Но коль учение Иисуса -- великая правда, почему она оказалась бессильной в отношении его самого? Почему эта прекрасная мысль не находит отклика у жителей древнего Иерусалима? Поверив в правду Иисуса и восторженно приветствовав его при его въезде в Иерусалим, жители города затем разочаровались в ее могуществе, разочаровались в своей вере и надежде и тем с большей силой стали упрекать учителя в несостоятельности его проповедей.

Божественное и человеческое начала предстают в повести Л. Андреева в еретическом взаимодействии: Иуда становится у парадоксалиста Андреева личностью, сыгравшей величайшую роль в истории, а Иисус представлен в своей телесности, человеческой плотскости, причем соответствующие эпизоды (прежде всего, избиение Иисуса римскими стражниками) воспринимаются как чрезмерно натуралистичные по отношению к Христу, но тем не менее возможные в той цепи аргументов, мотивировок, причин и следствий, которые были воссозданы художественной фантазией автора «Иуды Искариота». Эта сосредоточенность Л. Андреева на человеческой ипостаси Богочеловека оказалась востребованной, распространенной в литературе XX века, и, в частности, она определила концепцию образа Иешуи в романе «Мастер и Маргарита» М. Булгакова.

Обратимся же теперь непосредственно к заглавному герою произведения - Иуде Искариоту.

В рассказе Леонида Андреева Иуда предстает перед читателем совершенно в ином виде по сравнению с евангельской традицией. Предатель выделяется на фоне других учеников даже внешне. Однако, в отличие от того же Булгакова, Андреев наделяет Иуду страшной, противоречивой внешностью. Сразу же бросается в глаза его череп, лицо: «точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв. Двоилось так же и лицо Иуды: одна сторона его, с черным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На другой же не было морщин, и была она мертвенно-гладкая, плоская и застывшая, и хотя по величине она равнялась первой, но казалась огромною от широко открытого слепого глаза. Покрытый белесой мутью, не смыкающийся ни ночью, ни днем, он одинаково встречал и свет и тьму, но оттого ли, что рядом с ним был живой и хитрый товарищ, не верилось в его полную слепоту». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.29. Образ Иуды у Андреева соотносится с традиционным представлением о бесе, нечистой силе, которых принято изображать в профиль, то есть одноглазыми («…и вдруг уходит внезапно, оставляя по себе неприятности и ссору - любопытный, лукавый и злой, как одноглазый бес» Там же. С. 29), кроме того писатель подчеркивает, что один глаз у Иуды был слепой. Двойная внешность Иуды тесно переплетается с поведением, поступками Предателя. Таким образом, автор через внешний облик передает внутреннюю суть героя. Андреев подчеркивает раздвоение в облике Иуды. В герое сочетается мертвое и живое. Темная сторона Андреевского Иуды - это притворное спокойствие, которое чаще всего проявлялось при общении с учениками, а «светлая» - это искренняя любовь к Иисусу. Интересная деталь: автор в тексте упоминает, что Иуда имел рыжий цвет волос. В мифологии это часто означает избранность богом, близость к Солнцу, право на власть. Боги войны часто рыжие или на рыжем коне. Многие вожди, известные личности имели этот огненный цвет волос. «Рыжий» является эпитетом божеств. Андреев недаром присваивает герою именно этот цвет волос, ведь по рассказам Предателя всегда оказывалось так, что именно ОН будет первый возле Иисуса. Иуда искренне верил в свою правоту и избранность, а главное он стремился к своей цели любыми средствами - предательство и стало способом приближения к Мессии. Кроме того, Иуда несколько раз «спасал» Христа от расправы толпы, проявляя воинственность. Но рыжий цвет волос приписывается и Иосифу, мужу Марии, матери Иисуса (например, на картине Рембрандта «Симеон в храме» - в знак его происхождения от рыжего же, по преданию, Царя-Псалмопевца). Возможно, этим в данном случае еще раз подчеркивается противоречивую природу персонажа.

Андреев уже в начале текста сравнивает Иуду с Иисусом: «хорошего роста, почти такого же, как Иисус, который слегка сутулился от привычки думать при ходьбе и от этого казался ниже». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.29. Н. Чуйкина замечает: «показательно отношение автора к этим двум персонажам, которое он отразил в своей картине под названием «Цари Иудейские», где Иисус и Иуда изображены похожими внешне, но один из них красив, второй - чудовищно безобразен, и они связаны одним терновым венком, надетым на их головы». Чуйкина Н. Сравнение у Леонида Андреева // Мир русского слова, 2002. С.109. Быть может, по мнению Андреева, красота и безобразие - две составляющие единого целого. Это отражает особое видение мира писателя, где одно без другого невозможно.

У Андреева, так же, как и у многих других авторов, Иисус «поручил денежный ящик» Иуде. Благодаря искусному обращению со своими делами «в скором времени Иуда заслужил расположение некоторых учеников, видевших его старания». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.31. Но, с другой стороны, автор контрастно изображает Иуду лживым, что явно отталкивает других героев от него. Предатель желает дурачить людей, ему доставляет это удовольствие. По Андрееву, Иуда «каждому умел сказать то, что ему особенно нравится». Там же. С. 31. Автор добавляет в текст описание прошлой жизни героя. «Свою жену Иуда бросил давно…он много лет шатается бессмысленно в народе…и всюду лжет, кривляется…и вдруг уходит внезапно, оставляя о себе неприятности и ссору. Детей у него не было, и это еще раз говорило, что Иуда - дурной человек и не хочет бог потомства от Иуды». Там же. С. 32. Таким образом, упоминание о прошлом героя добавляет дополнительные черты к его характеристике.

Принципиально для новой концепции Иуды игнорирование автором образа Бога-Отца, как известно, играющего в Евангельской версии роль инициатора всех событий. В повести Андреева Бога-Отца нет. Распятие Христа с начала и до конца продумано и осуществлено Иудой, и им взята на себя полная ответственность за свершенное. И Иисус не препятствует его замыслу, как подчинился в Евангелии решению Отца. Автор отдал Иуде-человеку роль демиурга, Бога-Отца, закрепив это роль несколько раз повторенным обращением Иуды к Иисусу: «сыночек», «сынок».

Одним из приемов передачи идеи, настроения героя является описание обстановки, пейзажа вокруг него. Однако лишь Л. Андреев в полной мере использует этот прием в своем произведении. Приведем некоторые примеры такого использования.

На фоне пейзажа показан и момент вселения дьявола в Искариота. Когда Иуда весь свой огонь сосредоточил на Иисусе, Христос внезапно «словно поднялся в воздух, словно растаял и сделался такой, как будто весь он состоял из надозерного тумана, пронизанного светом заходящей луны, и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно». Это повлияло на Предателя. И «вот куполом почувствовал он голову свою, и в непроглядном мраке его продолжало расти огромное, и кто-то молча работал: поднимал громады, подобные горам, накладывал одну на другую и снова поднимал...». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. М.: Издательство АСТ, 2003. С. 113.

После смерти Иисуса, автор пишет, что земля в глазах Иуды стала маленькой и «всю ее он чувствует под своими ногами, смотрит на маленькие горы, тихо краснеющие в последних лучах солнца, и горы чувствует под своими ногами, смотрит на небо, широко открывшее свой синий рот, смотрит на кругленькое солнце, безуспешно старающееся обжечь и ослепить,- и небо и солнце чувствует под своими ногами. Беспредельно и радостно одинокий, он гордо ощутил бессилие всех сил, действующих в мире, и все их бросил в пропасть». Там же. С. 116. Возможно, Андреев называет пропастью овраг, в который люди бросили «прекрасного» Иуду. В итоге, с Иисусом, а соответственно и с Искариотом, ушли все силы, действующие в мире.

Широкое использование Андреевым стилизации и несобственно-прямой речи приводит к размытости и подвижности границ сознания персонажей и повествователя. Стилистический рисунок сознания повествователя в повести Л. Андреева соответствует нормам книжной речи, часто - художественной, отличается поэтической лексикой, усложненным синтаксисом, тропами, патетической интонацией и обладает самым высоким потенциалом обобщения. Куски текста, принадлежавшие повествователю, несут повышенную концептуальную нагрузку. Так, повествователь выступает субъектом сознания в приведенной выше эмблематической картине Космоса Христа и в изображении Иуды - творца нового проекта человеческой истории. Повествователем маркируется и жертвенная преданность Иуды Иисусу: «...и зажглась в его сердце смертельная скорбь, подобная той, которую испытал перед этим Христос. Вытянувшись в сотню громко звенящих, рыдающих струн, он быстро рванулся к Иисусу и нежно поцеловал его холодную щеку. Так тихо, так нежно, с такой мучительной любовью, что, будь Иисус цветком на тоненьком стебельке, он не колыхнул бы его этим поцелуем и жемчужной росы не сронил бы с чистых лепестков». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 79. В поле сознания повествователя лежит и вывод о равновеликой роли Иисуса и Иуды в повороте истории - Бога и человека, повязанных общей мукой: «...и среди всей этой толпы были только они двое, неразлучные до самой смерти, дико связанные общностью страданий... Из одного кубка страданий, как братья, пили они оба...». Там же. С.80

Стилистика сознания повествователя в повести имеет точки пересечения с сознанием Иуды. Правда, сознание Иуды воплощено средствами разговорного стиля, но их объединяет повышенная экспрессивность и образность, хотя и разная по своему характеру: сознанию Иуды более свойственны ирония и сарказм, повествователю - патетика. Стилистическая близость повествователя и Иуды как субъектов сознания возрастает по мере приближения к развязке. Ирония и насмешки в речи Иуды уступают место патетике, слово Иуды в конце повести звучит серьезно, порою пророчески, повышается его концептуальность. В голосе же повествователя порою появляется ирония. В стилистическом сближении голосов Иуды и повествователя находит выражение определенная нравственная общность их позиций. Вообще отталкивающе уродливым, лживым, бесчестным Иуда увиден в повести глазами персонажей: учеников, соседей, Анны и других членов Синедриона, солдат, Понтия Пилата, хотя формально субьектом речи может оказаться повествователь. Но как субьект сознания (наиболее приближенного сознанию автора) повествователь никогда не выступает антагонистом Иуды. Голос повествователя врезается диссонансом в хор общего неприятия Иуды, вводя иное восприятие и другой масштаб измерения Иуды и его деяния. Такой первой значительной «вырезкой» сознания повествователя звучит фраза «И вот пришел Иуда». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 54. Она выделена стилистически на фоне преобладающего разговорного стиля, передающего дурную народную молву об Иуде, и графически: две трети строки после этой фразы остается пустой. За ней следует большой отрезок текста, снова содержащий резко отрицательную характеристику Иуды, формально принадлежащую повествователю. Но он передает восприятие Иуды учениками, подготовленное слухами о нем. О смене субъекта сознания свидетельствует смена стилевой тональности (библейская афористичность и патетика уступают место лексике, синтаксису и интонации разговорной речи) и прямые указания автора.

В дальнейшем повествователь не раз выявляет общность своей точки зрения на происходящее с точкой зрения Иуды. В глазах Иуды не он, а апостолы - предатели, трусы, ничтожества, которым нет оправдания. Обвинение Иуды получает обоснование во внешне беспристрасном изображении апостолов повествователем, где отсутствует несобственно-прямая речь и, следовательно, повествователь максимально близок автору: «Солдаты распихивали учеников, а те вновь собирались и тупо лезли под ноги... Вот один из них, насупив брови, двинулся к кричавшему Иоанну; другой грубо столкнул с своего плеча руку Фомы... и к самым прямым и прозрачным глазам его поднес огромный кулак, - и побежал Иоанн, и побежали Фома и Иаков, и все ученики, сколько ни было их здесь, оставив Иисуса, бежали». Там же. С. 107. Иуда издевается над духовной косностью «верных» учеников, с яростью и слезами обрушивается на их догматизм с его гибельными для человечества последствиями. Завершенность, неподвижность, безжизненность модели «ученичества», которую являет отношение будущих апостолов к Христу, подчеркивает и повествователь в описании беседы Иисуса с учениками в Вифании.

В ряде случаев сознание Иуды и сознание повествователя, в изображении Андреева, совмещены, и это наложение приходится на принципиально значимые куски текста. Именно такое воплощение получает в повести Христос как символ освященного, высшего строя сознания и бытия, но надматериального, внетелесного и потому - «призрачного». На ночлеге в Вифании Иисус дан автором в восприятии Иуды: «Искариот остановился у порога и, презрительно миновав взглядом собравшихся, весь огонь его сосредоточил на Иисусе. И по мере того как смотрел... гасло все вокруг него, одевалось тьмою и безмолвием, и только светлел Иисус с своею поднятой рукою. Но вот и он словно поднялся в воздух, словно растаял и сделался такой, как будто весь он состоял из надозерного тумана, пронизанного светом заходящей луны; и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно. И, вглядываясь в колеблющийся призрак, вслушавшись в нежную мелодию далеких и призрачных слов, Иуда...». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.89. Но лирический пафос и поэтическая стилистика описания увиденного Иудой, хотя и объяснимы психологически любовью к Иисусу, гораздо более свойственны в повести сознанию повествователя. Цитируемый кусок текста стилистически идентичен предшествующему ему эмблематическому изображению сидящих вокруг Христа учеников, данному в восприятии повествователя. Автор подчеркивает, что Иуда увидеть так эту сцену не мог: «Искариот остановился у порога и, презрительно миновав взглядом собравшихся...». Там же. С.91. О том, что «призраком» увидел Христа не только Иуда, но и повествователь, свидетельствует также семантическая близость образов, с которыми Христос ассоцируется в восприятии Иуды и, чуть выше, в восприятии учеников, о котором могло быть известно только повествователю, но не Иуде. Сравним: «...и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно. И, вглядываясь в колеблющийся призрак, вслушиваясь в нежную мелодию далеких и призрачных слов, Иуда...». Там же. С. 91. «...ученики были молчаливы и необычайно задумчивы. Образы пройденного пути: и солнце, и камень, и трава, и Христос, возлежащий в центре, тихо плыли в голове, навевая мягкую задумчивость, рождая смутные, но сладкие грезы о каком-то вечном движении под солнцем. Сладко отдыхало утомленное тело, и все оно думало о чем-то загадочно-прекрасном и большом, - и никто не вспомнил об Иуде». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 93.

Сознания повествователя и Иуды содержат и буквальные совпадения, например, в оценке отношения к Учителю «верных» учеников, освободивших себя от работы мысли. Повествователь: «...безграничная ли вера учеников в чудесную силу их учителя, сознание ли правоты своей или просто ослепление - пугливые слова Иуды встречались улыбкою...». Иуда: «Слепцы, что сделали вы с землею? Вы погубить ее захотели...». Одними и теми же словами Иуда и повествователь иронизируют над такой преданностью делу Учителя. Иуда: «Любимый ученик! Разве не от тебя начнется род предателей, порода малодушных и лжецов?». Там же. С. 94. Повествователь: «Ученики Иисуса сидели в грустном молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи дома. Еще была опасность... Возле Иоанна, которому, как любимому ученику Иисуса, была особенно тяжела смерть его, сидели Мария Магдалина и Матфей и вполголоса утешали его... Матфей же наставительно говорил словами Соломона: «Долготерпеливый лучше храброго...». Там же. С. 95. Повествователь совпадает с Иудой и в признании за его чудовищным поступком высокой целесообразности - обеспечении учению Христа всемирной победы. «Осанна! Осанна!» - кричит сердце Искариота. И торжественной осанной победившему христианству звучит в заключении повести слово повествователя о Предателе Иуде. Но предательство в нем только факт, зафиксированный эмпирическим сознанием свидетелей. Повествователь же несет читателю весть о другом. Его ликующая интонация, результат осмысления происшедшего в ретроспективе мировой истории, содержит информацию о несравненно более значимых для человечества вещах - наступлении новой эры.

Концепция Иуды - творца новой духовной реальности утверждается в повести Андреева и средствами ее объектной организации.

В основе композиции произведения противопоставление двух типов сознания, основанных на вере большинства и творчестве свободной личности. Косность и бесплодность сознания первого типа находит воплощение в однозначной, бедной речи «верных» учеников. Речь же Иуды изобилует парадоксами, намеками, символами. Она часть вероятностного мира-хаоса Иуды, всегда допускающего возможность непредсказуемого поворота событий. И не случайно в речи Иуды повторяется синтаксическая конструкция допуска («А что если...»): знак игры, эксперимента, поиска мысли, - совершенно чуждая речи как Христа, так и апостолов.

Дискредитации апостолов служат метафоры-иносказания. Такое иносказание, например, содержится в картине состязания апостолов в силе. Этого эпизода нет в Евангелии, и он значим в тексте повести. «Напрягаясь, они (Петр и Филипп) отдирали от земли старый, обросший камень, поднимали его высоко обеими руками и пускали по склону. Тяжелый, он ударялся коротко и тупо и на мгновение задумывался; потом нерешительно делал первый скачок - и с каждым прикосновением к земле, беря от нее быстроту и крепость, становился легкий, свирепый, всесокрущающий. Уже не прыгал, а летел он с оскаленными зубами, и воздух, свистя, пропускал его тупую, круглую тушу». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.37. Повышенное, концептуальное значение этой картине придают неоднократные ассоциации с камнем самого Петра. Его второе имя - камень, и оно настойчиво повторяется в повести именно как имя. С камнем повествователь, хотя и опосредованно, сравнивает произносимые Петром слова («они звучали так твердо...»), хохот, который Петр «бросает на головы учеников», и его голос («он кругло перекатывался...»). При первом появлении Иуды Петр «взглянул на Иисуса, быстро, как камень, оторванный от горы, двинулся к Иуде...». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 38 В контексте всех этих ассоциаций нельзя не увидеть в образе тупого, лишенного своей воли, несущего в себе потенцию разрушения камне символ неприемлемой для автора модели жизни «верных» учеников, в которой отсутствуют свобода и творчество.

В тексте повести есть ряд аллюзий на Достоевского, Горького, Бунина, которые поднимают Иуду с уровня жалкого корыстолюбца и обиженного ревнивца, каким он традиционно существует в памяти рядового читателя и интерпретациях исследователей, на высоту героя идеи. После получения от Анны тридцати сребренников, подобно Раскольникову, «деньги Иуда не отнес домой, но... спрятал их под камнем». Там же. С. 51. В споре Петра, Иоанна и Иуды за первенство в царствии небесном «Иисус медленно опустил взоры», и его жест невмешательства и молчание напоминают читателю о поведении Христа в разговоре с Великим Инквизитором. Реакция лишенного воображения Иоанна на выдумки Иуды («Иоанн... тихо спросил Петра Симонова, своего друга: - Тебе не наскучила эта ложь?») звучит аллюзией на возмущение «тупых, как кирпичи», Бубнова и Барона рассказами Луки в пьесе Горького «На дне» («Вот - Лука, ...много он врет... и без всякой пользы для себя... (...) Зачем бы ему?», «Старик - шарлатан...»). Горький М. Полн. собр. соч.: В 25 т. Т. 7. М., 1970. С. 241.

Кроме того, Иуда, обдумывающий свой план борьбы за победу Христа, в изображении Андреева чрезвычайно близок бунинскому Каину, строителю Баальбека, Храма солнца.

Новая концепция Иуды раскрывается и в сюжете произведения: отборе автором событий, их развитии, расположении, художественном времени и пространстве. В ночь распятия Христа «верные» ученики Иисуса едят и спят и аргументируют свое право на спокойствие верностью слову Учителя. Они исключили себя из течения событий. Дерзкий же вызов, который Иуда бросает миру, его смятение, душевная борьба, надежда, ярость и, наконец, самоубийство направляют движение времени и логику исторического процесса. Согласно сюжету произведения, именно им, Иудой Искариотом, его усилиями, предвидением и самоотречением во имя любви («Целованием любви предаем мы тебя» Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003.. С.103..) обеспечена победа нового учения. Иуда знает свой народ не хуже Иисуса: потребность поклоняться стимулируется возможностью кого-то ненавидеть (если чуть-чуть перефразировать сформулированную Иудой суть переворотов, то «жертва там, где палач и предатель»). И он принимает на себя необходимую в проектируемом действе роль врага и дает ему - себе! - понятное массе название предателя. Он сам первый произнес для всех свое новое позорное имя («рассказал, что он, Иуда, человек благочестивый и в ученики к Иисусу Назарею вступил с единственной целью уличить обманщика и предать его в руки закона» Там же. С. 120.) и верно рассчитал его безотказное действие позволил завлечь себя в ловушку. В этой связи особое значение приобретает написание автором слова «предатель» в заключении повести с заглавной буквы - как неавторского, чужого в речи повествователя, слова-цитаты из сознания масс.

Мировой масштаб победы Иуды над косными силами жизни подчеркивается пространственно-временной организацией произведения, свойственной философскому метажанру. Благодаря мифологическим и литературным параллелям (Библия, античность, Гете, Достоевский, Пушкин, Тютчев, Бунин, Горький и др.), художественное время повести охватывает все время существования Земли. Оно беспредельно отодвинуто в прошлое и одновременно спроецировано в безграничное будущее - как историческое, так и мифологическое. Оно - вечно длящееся настоящее время Библии и принадлежит Иуде, т. к. сотворено его усилиями. Иуде в конце повести принадлежит и вся новая, уже христианская, Земля: «Теперь вся земля принадлежит ему...». Там же. С. 121. Образы измененного времени и пространства даны в восприятии Иуды, но стилистически его сознание здесь, в конце повести, как об этом уже говорилось выше, трудно отличить от сознания повествователя - они совпадают. Непосредственно в заключении повести это же видение пространства и времени формулирует повествователь («Узнала о ней каменистая Иудея, и зеленая Галилея... и до одного моря и до другого, которое еще дальше, долетела весть о смерти Предателя... и у всех народов, какие были, какие есть...» Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 121..). Предельный масштаб укрупнения художественного времени и пространства (вечность, земной шар) придает событиям характер бытийных и сообщает им значение должного.

Повествователь завершает повесть проклятием Иуде. Но проклятие Иуде неотделимо у Андреева от осанны Христу, торжество христианской идеи - от предательства Искариота, сумевшего заставить человечество увидеть живого Бога. И неслучайно после распятия Христа даже «твердый» Петр чувствует «в Иуде кого-то, кто может приказывать». Там же. С. 109.

Л. Андреев -- романтический писатель (с персоналистским, то есть глубоко личностным типом сознания, которое проецировалось на его произведения и прежде всего определяло их характер, круг тем и особенности мировидения) в том смысле, что не принимал зла в окружающем его мире, важнейшим оправданием существования его на земле было творчество. Отсюда -- высокая ценность человека творческого в его художественном мире. В повести Л. Андреева Иуда -- творец новой реальности, новой, христианской эры, как это ни кощунственно звучит для верующего человека.

Андреевский Иуда обретает грандиозные масштабы, он уравнивается с Христом, рассматривается как участник пересоздания мира, его преображения. Если в начале повести Иуда «волочился по земле, подобно наказанной собаке», «отполз Иуда, помедлил нерешительно и скрылся», то после совершенного им: «...все время принадлежит ему, и идет он неторопливо, теперь вся земля принадлежит ему, и ступает он твердо, как повелитель, как царь, как тот, кто беспредельно и радостно в этом мире одинок».Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 119.

В контексте повести смерть Иуды так же символична, как и распятие на кресте Иисуса. В сниженном плане, и вместе с тем как значимое, возвышающееся над обычной действительностью и обычными людьми событие описано самоубийство Иуды. Распятие Иисуса на кресте символично: крест -- это символ, центр, схождение Добра и Зла. На обломанной кривой ветви измученного ветром, полузасохшего дерева, но на горе, высоко над Иерусалимом, повесился Иуда. Обманутый людьми, Иуда добровольно покидает этот мир вслед за своим учителем.

Вывод по третьей главе

Иуда, пожалуй, самый загадочный (с психологической точки зрения) евангельский персонаж, был особенно притягателен для Леонида Андреева с его интересом к подсознательному, к противоречиям в душе человека. В этой сфере Л. Андреев был «жутко догадлив».

Л. Андреев не оправдывает поступка Иуды, он пытается разгадать загадку: что руководило Иудой в его поступке? Писатель наполняет евангельский сюжет предательства психологическим содержанием, и среди мотивов выделяются следующие:

  • * мятежность, бунтарство Иуды, неуемное стремление разгадать загадку человека (узнать цену «другим»), что вообще свойственно героям Л. Андреева. Эти качества андреевских героев являются в значительной степени проекцией души самого писателя -- максималиста и бунтаря, парадоксалиста и еретика;
  • * одиночество, отверженность Иуды. Иуда был презираем, и Иисус был к нему равнодушен. Лишь на короткое время получил признание Иуда -- когда победил сильного Петра в метании камней, но затем опять вышло так, что все ушли вперед, а Иуда опять плелся сзади, забытый и презираемый всеми. Кстати, чрезвычайно живописен, пластичен, экспрессивен язык Л. Андреева, в частности, в эпизоде, где апостолы бросают камни в пропасть. Безразличие Иисуса, а также споры о том, кто ближе Иисусу, кто больше его любит, стали, провоцирующим фактором для решения Иуды;
  • * обида, зависть, безмерная гордыня, стремление доказать, что именно он больше всех любит Иисуса также свойственны андреевскому Иуде. На вопрос, заданный Иуде, кто будет в Царствии Небесном первым возле Иисуса -- Петр или Иоанн, следует ответ, поразивший всех: первый будет Иуда! Все говорят, что любят Иисуса, но как они поведут себя в час испытаний -- проверить это и стремится Иуда. Может оказаться, что любят Иисуса «другие» только на словах, и тогда восторжествует Иуда. Поступок предателя -- это стремление проверить любовь других к Учителю и доказать свою любовь.

«Иуда Искариот» Андреева Л.Н.

«Психология предательства» — основная тема повести Л. Андреева «Иуда Искариот»-. Образы и мотивы Нового Завета, идеал и действительность, герой и толпа, истинная и лицемерная любовь — вот основные мотивы этой повести. Андреев использует евангельский сюжет о предательстве Иисуса Христа его учеником Иудой Искариотом, по-своему истолковывая его. Если в центре внимания Священного Писания лежит образ Христа, то Андреев переключает внимание на ученика, который предал его за тридцать сребреников в руки иудейских властей и тем самым стал виновником крестных страданий и смерти своего Учителя. Писатель пытается найти оправдание действиям Иуды, понять его психологию, внутренние противоречия, побудившие свершить нравственное преступление, доказать, что в предательстве Иуды больше благородства и любви к Христу, чем у верных учеников.

По Андрееву, предавая и принимая на себя имя предателя, «Иуда спасает дело Христа. Подлинной любовью оказывается предательство; любовь к Христу других апостолов — изменой и ложью». После казни Христа, когда «осуществился ужас и мечты», «идёт он неторопливо: теперь вся земля принадлежит ему, и ступает он твёрдо, как повелитель, как царь, как тот, кто беспредельно и радостно в этом мире одинок».

Иуда предстаёт в произведении иным, чем в евангельском повествовании, — искренне любящим Христа и страдающим от того, что не находит понимания своим чувствам. Изменение традиционного толкования образа Иуды в повести дополняется новыми подробностями: Иуда был женат, бросил жену, которая скитается в поисках пропитания. Вымышленным является эпизод состязания апостолов в метании камней. Оппонентами Иуды выступают другие ученики Спасителя, особенно апостолы Иоанн и Пётр. Предатель видит, как Христос проявляет по отношению к ним большую любовь, что, по мнению Иуды, не верившего в их искренность, является незаслуженным. Кроме того, Андреев изображает апостолов Петра, Иоанна, Фому находящимися во власти гордыни — их волнует, кто будет первым в Царстве Небесном. Совершив своё преступление, Иуда кончает жизнь самоубийством, так как не может перенести своего поступка и казни любимого Учителя.

Как учит Церковь, искреннее покаяние позволяет получить прощение греха, однако самоубийство Искариота, которое является самым страшным и не подлежащим прощению грехом, навсегда закрыло перед ним райские двери. В образе Христа и Иуды Андреев сталкивает две жизненные философии. Христос умирает, и Иуда, кажется, может торжествовать, но эта победа оборачивается для него трагедией. Почему? С точки зрения Андреева, трагедия Иуды состоит в том, что он глубже Иисуса понимает жизнь и человеческую природу. Иуда влюблён в идею добра, которую сам развенчал. Акт предательства — зловещий эксперимент, философский и психологический. Предавая Иисуса, Иуда надеется, что в страданиях Христа яснее раскроются людям идеи добра и любви. А. Блок писал, что в повести — «душа автора, — живая рана».



Понравилась статья? Поделитесь ей
Наверх