Дорогая моя павла лоентьевна вульф. "Разговоры с Раневской." Для меня всегда было загадкой - как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком

Фаину Раневскую боготворили все. При всеобщей любви актриса была всю жизнь одинока, и отсутствие спутника жизни породило бурное обсуждение ее сексуальной ориентации: якобы мужчины Фаине Григорьевне и не нравились вовсе. Сейчас о ее жизни ходит множество слухов и домыслов.

«Королева кинематографа», «гениальнейшая актриса своего времени», «самая острая на язык», — какие только лестные эпитеты ни летели в ее адрес от современников. Однако актерский талант женщины также вызывает теперь сомнения у многих недоброжелателей: так ли уж заслуженно ее расхваливают?

Предлагаю разобраться, где правда, а где — лишь домыслы завистников.

Нахальная девятнадцатилетняя девица с удивленно вскинутыми бровями ворвалась в кабинет директора одного из театров Подмосковья в 1915-м году. Едва отдышавшись, она хлопнула по столу рекомендательным письмом авторства антрепренера Соколовского, близкого друга директора.

Дорогой Ванюша, посылаю тебе эту дамочку, чтобы только отвязаться от нее. Ты уж сам как-нибудь деликатно, намеком, в скобках, объясни ей, что делать ей на сцене нечего, что никаких перспектив у нее нет. Мне самому, право же, сделать это неудобно по ряду причин, так что ты, дружок, как-нибудь отговори ее от актерской карьеры - так будет лучше и для нее, и для театра. Это совершенная бездарь, все роли она играет абсолютно одинаково, фамилия ее Раневская…

Казалось бы, на этом редакция могла бы свернуть работу над этой статьей, но директор театра что-то разглядел в этой маленькой запыхавшейся девочке. Он еще раз окинул молоденькую актрису внимательным взглядом и… разорвал письмо. В этом крохотном кабинете богом забытого театра и родилась великая Раневская.

Уже через пару недель после своего яркого появления Раневская впервые вышла на сцену. Немногочисленные посетители Малаховского дачного театра рукоплескали молодой актрисе, никто и не мог подумать, что эта нескладная, но очень талантливая девочка ни одного часа своей жизни не уделила учебе актерству!

Шарлотта в «Вишневом саде», Змеюкина в «Свадьбе», Дунька в «Любови Яровой» — казалось, роли второго плана становились главными, когда их играла Раневская. Вскоре актрису начали замечать более именитые театры: сначала московский Камерный, а потом уже Театр Красной Армии и Театр им. Моссовета. За всю свою жизнь Раневская не сыграла ни одной главной роли. Актриса с горькой иронией отмечала:

"Я как яйца: участвую, но не вхожу"

Каждый, кто хоть раз встречался с Раневской вживую, отмечал бешеную энергетику, исходящую от актрисы. Ее обаянию и харизме завидовал каждый, а острый язык вводил в ступор любого. Оцените сами:

Раневская стояла в своей гримуборной совершенно голая и курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель Театра им. Моссовета Валентин Школьников. И ошарашено замер. Фаина Георгиевна спокойно спросила:
- Вас не шокирует, что я курю?

Но несмотря на столь яркий характер и успех в карьере, личная жизнь актрисы совсем не складывалась. Казалось, она вообще никогда не заводила романы. Но многие полушепотом поговаривали о том, что Раневская предпочитает женщин.

Алексей Щеглов, внук русской актрисы Павлы Вульф, рассказывал о том, как однажды стал невольным свидетелем крайне близкого общения Фаины и его бабушки, которое можно было назвать дружеским с очень большой натяжкой. Застуканная маленьким ребенком, Раневская тут же нашлась, что ответить: «Мы с твоей бабушкой делаем зарядку» .

В огонь лесбийства актрисы подлил масла журналист Глеб Скороходов, который был близким другом Фаины. Она относилась к нему с большой любовью, зачастую шутливо называя своим сыном. Долгие часы они проводили в беседе, которые Скороходов потом записывал в блокнотик.

Так, по словам журналиста, Раневская без стеснения рассказывала о своей любви к представительницам прекрасного пола. Вскоре из этих записанных диалогов родилась книга. Раневская узнала о рукописи и тут же разорвала отношения со Скороходовым. Книга вышла в печать только после смерти актрисы.

Великая Раневская всю жизнь чувствовала себя совсем одной в этом огромном мире. Прикрывая свои душевные терзания едким сарказмом, она безумно боялась не только жить, но и умереть в одиночестве. Она завела собаку, которого назвала Мальчик — в честь любимого ею Станиславского. Домработницы, в которых актриса пыталась найти подруг, разворовывали имущество постаревшей актрисы, а знакомые все реже и реже заходили в гости.

Сбылось то, чего так боялась Раневская: она умерла в одиночестве. Но, быть может, по-настоящему великие люди и должны уходить так — тихо, почти бесшумно?

Встреча Раневской и Вульф во многом изменила жизнь каждой из них и обеих вместе. Без встречи с Вульф биография Фаины Георгиевны немыслима, вернее, она была бы совсем другой. Между тем и Павла Вульф не раз отмечала, что она без Раневской тоже прожила бы совсем другую жизнь. На закате жизни Фаина Раневская вспоминала: «Павла Леонтьевна спасла меня от улицы. Она меня очень любила, а я относилась к ней молитвенно. Павла Леонтьевна - имя это для меня свято. Только ей я обязана тем, что стала актрисой. В трудную минуту я обратилась к ней за помощью. Она нашла меня способной и стала со мной работать. Научила меня тому, что ей преподал ее великий учитель Давыдов и очень любившая ее Комиссаржевская. Она сделала из меня и человека, и актрису. Если я стала понимать, как вести себя на сцене, - я обязана этим только Павле Леонтьевне».

О своем знакомстве с Павлой Вульф Раневская рассказывала: «В Ростове-на-Дону в 1918 году, работая в цирковой массовке, увидела на сцене театра "Дворянское гнездо" с Павлой Леонтьевной Вульф в роли Лизы Калитиной. Вообще-то я уже видела этот спектакль и именно с Вульф еще в Таганроге, была потрясена ее Лизой, но тогда еще мало что понимала. Теперь впечатление было гораздо более сильным и глубоким. Это решило все. Какой цирк, когда в мире есть такие люди?! Набралась необъяснимого нахальства и отправилась к Павле Леонтьевне со "скромной" просьбой - научить меня играть. Вот так просто». В тот день у Павлы Леонтьевны был приступ мигрени, из-за которого она никого не хотела видеть. Но Фаина пришла на следующий день, она так страстно говорила Павле Леонтьевне о своем желании стать ее ученицей, что уже в тот день между ними завязалась дружба, длившаяся более сорока лет.

Павла Вульф много сделала для театральной карьеры своей подруги Фаины. Уже в день знакомства она дала Фаине пьесу с рекомендацией выбрать любую роль и показаться ей. Фаина выбрала роль итальянской актрисы и в течение недели подготовилась к ней. Она нашла в Ростове итальянца, им оказался булочник из Генуи. Под его руководством Фаина изучала итальянский язык, мимику, жестикуляцию, потратив на учебу практически все деньги, заработанные в цирковой массовке. Появившись перед Павлой Вульф сильно похудевшей, но подготовленной к роли, Фаина произвела на актрису благоприятное впечатление. Позднее Раневская рассказывала: «Со страхом сыграла ей монолог из роли, стараясь копировать Андрееву. Прослушав меня и видя мое волнение, Павла Леонтьевна сказала: "Мне думается, вы способная, я буду с вами заниматься". Она работала со мною над этой ролью и устроила меня в театр, где я дебютировала в этой роли. С тех пор я стала ее ученицей».

Вскоре Павла Леонтьевна пригласила Фаину жить к себе. Отказаться было нельзя - театр отправлялся в Крым, и надеяться на новую случайную встречу с Вульф было нереально. В дальнейшем Фаина Георгиевна и Павла Леонтьевна не представляли свою жизнь друг без друга. Вместе с Павлой Леонтьевной и ее маленькой дочерью Раневская отправилась в Крым. В Симферопольский городской театр, ранее называвшийся Дворянским, точнее - театром Таврического дворянства. Добирались до Симферополя пароходом, через Евпаторию. В своей книге воспоминаний Павла Вульф напишет: «Крымский период был началом творческих успехов Раневской...»

После войны Раневская боялась надолго разлучаться с Павлой Леонтьевной, беспокоилась о ее здоровье, скучала. Из поездок, со съемок Фаина Георгиевна спешила написать ей письмо, открытку - посоветоваться, пожаловаться, успокоить: «Мамочка, попытаюсь тебе объяснить, почему я в таком раскисшем состоянии и подавленности... Когда я вылезла с сырой, не сделанной, не проверенной и не готовой ролью, да к тому же еще ролью, которая мне чуждая и противная, я растерялась, испугалась, вся тряслась, забывала текст, путалась и в итоге испытала что-то вроде нервного шока, потрясения. На премьере ввиду всего вышесказанного был полный провал, на втором спектакле я расшиблась и на третьем еле двигалась, потом я уже на спектаклях разогревалась, но играла и продолжаю играть плохо. Пойми - я не бытовая актриса, быт мне не дано играть, не умею, - я перевела роль в план реалистической буффонады, но и это не верно, а может быть, роль незначительна...» «Мамонька-золотиночка... Все мои мысли, вся душа с тобой, а телом буду к 1-му июля. Отпускают делать зубы, 15-го июля опять съемки, пересъемки и досъемки, т. е. продолжение кошмара. Забот накопилось множество... рада, что скоро обниму тебя, мою родную, дорогую. Не унывай, не приходи в отчаяние. Твоя Фаина».

Дружба Раневской и Вульф продолжалась до конца жизни Павлы Леонтьевны, да и после кончины ее в 1961 году Раневская ежедневно, едва ли не ежечасно вспоминала о ней. Надо ли говорить, каким ударом ее смерть стала для Фаины Георгиевны? Место Вульф в сердце Раневской так и осталось незанятым, зияющим, как открытая рана. Много лет, оплакивая свою потерю, она не переставала благодарить судьбу за то, что ей была послана такая дружба, творческая и человеческая, какая мало кому выпадает на долю. Может быть, именно это дало Раневской основание признаться в конце жизни: «Мне везло на друзей».

Биография

Павла Леонтьевна Вульф - русская актриса, заслуженная артистка Республики (1927). Павла Леонтьевна Вульф была родом из Порхова, из псковских помещиков, которые происходили из рода Васильчиковых, имевших множество дочерей. Одна из них вышла замуж за графа Строганова, владельца огромного имения-майората Волышево (под Порховом), а другая - за сына обрусевшего немецкого барона Карла Вульфа - Леонтия Карловича Вульфа, от брака с которым и родилась Павла Леонтьевна.

Павла Вульф родилась 19 июля 1878 года. Вскоре ее родители переехали из Порхова в Псков, и здесь на них обрушилось несчастье - тяжелая болезнь отца, обрекшая его на бездействие: «Он страдал неизлечимой болезнью и мог передвигаться только в кресле, на колесах... Он никогда не жаловался, и в те немногие часы, когда ему делалось лучше, шутил. Отец никогда не наказывал нас, не повышал голоса, но только огорчался, и это было страшнее наказания». Отец Павлы Вульф прекрасно играл на скрипке и не расставался с ней до конца дней своих: «Вдруг звуки оборвались, скрипка замолкла, я побежала в комнату отца - он сидел в своем кресле, опустив скрипку, и тихо плакал. Это было незадолго до его смерти».

В имении тетки в Волышеве Павла впервые участвовала в спектакле «Сорванец» и «живых картинках», вероятно, подтолкнувших ее к мысли о театральной карьере. Волышево сохранилось до сих пор, правда, в плачевном состоянии. Павла Леонтьевна тщательно скрывала свое непролетарское происхождение и лишь вскользь написала об этом в своей книге «В старом и новом театре» как о каком-то праздничном сне.

Первоначальное образование получила дома, где с Павлой занимались преподаватели Московского университета, а потом поступила в институт Благородных девиц в Петербурге, где проучилась несколько лет, а потом решила, что станет актрисой. Это решение она приняла после того, как увидела на сцене В.Ф. Комиссаржевскую. По совету Комиссаржевской, к которой обратилась с письмом, поступила в драматическую школу Поллак, через год перешла на драматические курсы в императорском балетном училище при Александринском театре.

Дебютировала на сцене студенткой в роли Лауры в пьесе Г. Зудермана «Бой бабочек». По завершении учебы по совету своего педагога В. Данилина пыталась поступить в Московский Художественный театр, но не была принята. С 1901 года работала в Нижегородском театре в антрепризе Незлобина. В 1902-1904 годах играла в Рижском городском театре. На гастролях в Одессе играла вместе с М.Г. Савиной. В сезоне 1905/1906 года работала в Театре Корша, играла с В.И. Качаловым. В последующие годы выступала на провинциальной сцене.

В 1909-1911 годах играла в Москве в «Новом театре» К.Н. Незлобина. В 1911 году опять вернулась на провинциальную сцену. До 1917 года играла в театрах Ростова-на-Дону, Киева, в Харькове у Н.Н. Синельникова.

После революции 1917 года вступила в товарищество, организованное В.А. Ермоловым-Бороздиным. Сначала товарищество работало в Евпатории. В составе труппы были: И.Ф. Скуратов, С.И. Днепров, Р.А. Карелина-Радич, Н.И. Кварталова. Среди начинающих артистов в труппе работали Д.Н. Журавлев, Е.И. Страдомская, Ф.Г. Раневская (впоследствии Вульф стала близкой подругой Раневской).

В 1918-1923 годах была ведущей актрисой Симферопольского театра. Начала преподавать в театральной школе, организованной при симферопольском драмтеатре. В 1923-1929 годах работала в Смоленске, Ростове, Казани, Святогорске, Баку, Днепропетровске. В сезоне 1929/1930 годов была приглашена в Махачкалу в Дагестанский государственный академический театр как актриса и очередной режиссер. Поставила спектакль «Заговор чувств» Ю. Олеши, который получил одобрительные отклики критики и зрителей.

В 1930-1931 годах была педагогом класса движения в азербайджанской секции Бакинского театра рабочей молодежи, в русской секции - сценической речи. С 1931 года работала в Москве, сначала как педагог в школе Камерного театра, в агитколлективе машиностроителей и драматической школе при Театре Красной Армии.

В 1935 году вернулась на сцену - в Театр Красной Армии, где сыграла генеральшу Нюрину («Я вас люблю» Иосифа Прута в постановке Ю.А. Завадского).

Вместе с Юрием Завадским перешла работать (1936-1938) в Ростовский театр имени Горького. Вернувшись в Москву, в Театр им. Ленсовета, репетировала роль Аграфены в пьесе Леонида Леонова «Волк». Вследствие тяжелой болезни была вынуждена в 1938 году оставить сцену. Написала мемуары.

Ф. Г. достала из шкафа тоненькую книжечку, размером с записную, - «Софья Парнок. Вполголоса. Стихи».

Посмотрите, какой тираж, а то мои очки, как обычно, куда-то провалились, - попросила она.

Двести экземпляров! - удивился я.

Да, да, всего двести штук и все номерные. В магазины они не поступали, и это предмет особой гордости поэта. Софья не собиралась соперничать с лесбосской Сафо и предназначала свои вирши очень узкому кругу - островку среди Москвы.

Если бы ее видели, не стали бы спрашивать, торговала ли она ими. Парнок - из последних аристократок. Худая, с волосами, как смоль, гладкими и блестящими, с выбеленным лицом - я всегда завидовала ей и пыталась выяснить, как достичь такого.

Знала она все языки на свете. Мой французский от гувернантки гроша ломаного не стоит. А книжечку эту она дарила подругам, друзьям, знакомым. И мужчинам, конечно.

Блаженнее безнадежности

В сердце моем не запомню.

Мне, грешной во всем, за что мне

Отчаяние от нежности?

Прочитала Ф. Г.

А что вы удивляетесь: ее поэзия доступна далеко не каждому - она интимна. И не понимаю вашей улыбки! Интим по-французски, которому вас не учили, значит - внутренний, очень глубокий, узколичный.

И песней досмерти запой, -

Не надо, чтоб душа боролась

Сама с собой.

Можно только восхищаться такой неистовостью. Завидовать ей. Меня так не любили, - вздохнула Ф. Г.

Я тут на днях посмотрела в своем кинотеатре, в «Иллюзионе», «Девушку с характером» - никогда прежде ее не видела. Настроение было мерзопакостное, решила отвлечься, все-таки комедия, хотя кому, как не мне, не знать: комедию нужно глядеть только в хорошем настроении. Серова там очаровательна и так привлекательна - Симонова легко понять. Мне бы такой носик!

Говорить, какая она актриса, язык не повернется. Искренна и слава Богу! Ей, конечно, повезло - стала идеалом советской девушки. Когда мы снимали «Пышку», я сказала Ромму о Галине Сергеевой: «Не имей сто рублей, а имей сто грудей!». Мы думали, что ее с такими данными ждет блестящее будущее. А в итоге - мелочи да опереточная примадонна в военной «Актрисе». Тип у Сергеевой оказался «несозвучным».

С Серовой - прямо противоположное. Но вот я смотрела ее «Девушку с характером» и за весь фильм ни разу не улыбнулась, хотя там даже на экране не забыли написать «комедия». Чему там смеяться? Злободневная агитка на тему хетагуровок.

Вы этого не знаете: в конце тридцатых нашлась такая дама, Хетагурова по фамилии, жена, как тогда говорили, красного командира, служившего на краю света. Она выступила с почином: «Девушки, все - на Дальний Восток!» И началось массовое безумие - печать его назвала патриотическим движением. Даже я с нашим театром Красной армии двинулась для бесконечного, почти на год, обслуживания частей Дальнего Востока. Еще до агитации «Девушки с характером».

Всю картину Серова скачет из одного съемочного павильона в другой, призывая массовку ехать неизвестно на что и неизвестно к кому. Бред энтузиазма! Да еще попутно ловит врага народа - диверсанта: макает его в воду, держа за волосы. Безумно смешно!

После сеанса меня окружило несколько зрительниц старшего возраста, что-то проахали о моих ролях и любви ко мне, а потом спросили, как мне «Девушка с характером»? И тут я врезала картине по полной программе - нужно было разрядиться.

Одна из дам, выслушав меня, сказала гениально:

Фаина Георгиевна, мы ведь не фильм смотрим. Мы смотрим нашу молодость.

Я заткнулась. Извинилась. Хотела пригласить их к себе на чай и до сих пор жалею, что не сделала этого.


На склоне лет, 1980-е



Мариной Цветаевой Софией Парнок



Конец 1960-х




1929-й, 33 года

Она умерла у меня на руках.



Марка России, 2001 год

"...Так и не узнала, что к чему". Фаина Раневская


На склоне лет, 1980-е

"В одну из наших суббот я поправлял Фуфин сползший верхний матрасик на тахте. Войдя в спальню, Фуфа наблюдала за мной, остановившись посредине комнаты. Потом тихо сказала: "Тебе будут говорить, что мы были с бабушкой лесбиянки". И беззащитно добавила: "Лешка, не верь!" ...больше мы никогда не говорили об этом". Фуфой близкие называли Фаину Георгиевну Раневскую, а Лешка, Алексей Щеглов, - это внук ее подруги Павлы Вульф, которая стала для Раневской ее семьей на сорок с лишним лет. Разговор происходит в самом конце 1970-х. Только что отметили 80-летний юбилей народной артистки СССР Фаины Раневской. А Павла Леонтьевна Вульф (1878-1961) - "мой первый друг, мой друг бесценный" - скончалась на руках Фаины Георгиевны уже как двадцать лет назад. Раневская тяжело переживала эту смерть. "В жизни меня любила только П. Л.", запишет она на "клочках" своего знаменитого дневника в декабре 1966 года. "Мамочка", "мамочка моя дорогая", "золотиночка" - все это о Павле Вульф, которую пятнадцатилетняя Фаина Фельдман впервые увидела на сцене Таганрогского театра весной 1911 года...
Раневская любила рассуждать и в шутку, и всерьез на тему своего "лесбианизма". А своих театральных критикесс называла "амазонками в климаксе". Среди них оказалась Раиса Моисеевна Беньяш (она не скрывала свой "лесбийско-альтернативный образ жизни"), автор творческих портретов женщин-актрис, в том числе и Раневской...

"Как сольный трагикомический номер" известна и такая многократно рассказанная актрисой история одного из ее несостоявшихся свиданий. "Однажды молодой человек пришел к актрисе, - она тщательно готовилась к его визиту: убрала квартиру, из скудных средств устроила стол, - и сказал: "Я хочу вас попросить, пожалуйста, уступите мне на сегодня вашу комнату, мне негде встретиться с девушкой". Этот рассказ, пишет в книге "Русские амазонки..." искусствовед Ольга Жук, Раневская обыкновенно завершала словами "с тех пор я стала лесбиянкой...". Включая Раневскую в свою "...Историю лесбийской субкультуры в России", Жук указывает на "узы дружбы-любви" Фаины Раневской и Павлы Вульф, а также на ее вполне вероятный роман с Анной Андреевной Ахматовой.


Фаина Георгиевна родилась в Таганроге в богатой и благополучной еврейской семье Фельдманов ("...в семье была нелюбима"). "Мой отец - небогатый нефтепромышленник", - иронизировала актриса над возможным началом книги своих мемуаров. Гирши Фельдман был одним из самых богатых людей южной России. Большая семья несколько раз в год выезжала на отдых за границу - Австрия, Франция, Швейцария.

Детство Фаины прошло в большом двухэтажном семейном доме в центре Таганрога. С самого малого возраста она почувствовала страсть к игре. Это заметно и в затянувшейся у Фаины привычке "повторять все, что говорят и делают" колоритные фигуры вокруг.

В 1908 году поцелуй на экране в раскрашенном фильме "Ромео и Джульетта" стал для подростка настоящим потрясением. "В состоянии опьянения от искусства" она разбила копилку и раздала деньги соседским детям, чтобы все они испытали любовь в кино.

Весной 1911 года на сцене Таганрогского театра Фаина впервые увидит Павлу Леонтьевну Вульф...

Но пройдет еще четыре года, прежде чем, окончив гимназию, Фаина все бросит и, вопреки желанию родителей, уедет в Москву, мечтая стать актрисой. Потратив свои сбережения, потеряв деньги, присланные отцом, отчаявшимся направить дочь на истинный путь, продрогшая от мороза, Фаина будет беспомощно стоять в колоннаде Большого театра. Жалкий вид ее привлечет внимание знаменитой балерины Екатерины Васильевны Гельцер. Она приведет продрогшую девочку к себе в дом, потом - во МХАТ; будет брать на актерские встречи, в салоны. Там Фаина познакомится с Мариной Цветаевой (1892 - 1941), чуть позже, вероятно, с Софией Парнок (1885 - 1933) (сохранилась даже их совместная фотография). Марина звала ее своим парикмахером: Фаина подстригала ей челку...

В это время появится и артистический псевдоним Фаины Фельдман - Раневская. Он пришел из "Вишневого сада" Антона Чехова. Присланные отцом деньги, унесенные порывов ветра на ступенях телеграфа, напомнили приятелям Фаины отношение к деньгам Раневской, и кто-то произнес реплику из пьесы: "Ну, посыпались..."

Гельцер устроила Раневскую на выходные роли в летний Малаховский театр в 25 километрах от Москвы. Так началась ее сценическая судьба.



Конец 1960-х

Весной 1917 года Раневская узнала, что ее семья бежала в Турцию на собственном пароходе "Святой Николай". Она осталась в стране одна - до середины 1960-х годов, когда вернет из эмиграции сестру Бэлу.

От кровного семейного одиночества избавила Фаину Раневскую Павла Леонтьевна Вульф. Новая встреча с ней произошла в Ростове-на-Дону как раз в те дни, когда "Святой Николай" пристал к турецкому берегу. Началась почти сорокалетняя жизнь Фаины Раневской рядом, вместе с Павлой Вульф.

Невероятная степень близости Вульф и Раневской просматривается сквозь ревность к бабушке Алексея Щеглова, автора книги о жизни Фаины Георгиевны, написанной на основе личных воспоминаний и записок Раневской. "Родная дочь Вульф, - кажется Щеглову (речь идет о его матушке - Ирине Вульф), - вызывала у Фаины чувство ревности и раздражения...". Она, Ирина, "отходила в тень, не находила тепла в своем доме". Но все-таки в Крыму это еще была семья из четырех человек - Павла с дочерью, Фаина и Тата (Наталья Александровна Иванова - портниха и костюмерша Вульф). Там в первые годы революции они выжили благодаря заботе поэта Волошина.

Все изменилось в 1923 году, когда все вернулись в Москву из Крыма: "это были уже совершенно непохожие две семьи - мхатовской студентки Ирины Вульф и другая - Павлы Леонтьевны, Фаины и Таты".

В 1925 году Вульф и Раневская вместе поступили на службу в передвижной театр московского отдела народного образования - МОНО. Он, следуя своему названию, скитался по стране - Артемовск, Баку, Гомель, Смоленск, Архангельск, Сталинград... Семь лет совместного быта в "театральном обозе".

С 1931 года, после возвращения в Москву, Вульф занялась педагогической работой в театре рабочей молодежи - ТРАМ. Раневская сыграла свою первую роль в кино - "Пышка" Михаила Ромма. В 1936 году Павла и Фаина ненадолго расстанутся. Театр Юрия Завадского, в котором служила Павла в звании Заслуженной артистки РСФСР, переведут в Ростов-на-Дону. "Женская колония", по словам Раневской, соберется вновь в эвакуации в Ташкенте. Частым гостем дома Вульф-Раневской станет Анна Андреевна Ахматова. Интересно, что свою связь с Борисом Пастернаком Ахматова будет сравнивать с отношениями Раневской и Павлы Вульф: "она говорит, что Борис Пастернак относится к ней, как я к П.Л.".


Раневская вообще после смерти Вульф как-то тяготилась необходимостью объяснить их долгую совместную жизнь. И не находила ничего иного, как соотнести их союз с наиболее успешными творческими гетеросексуальными парами. Наблюдая за вежливыми и трепетными благодарностями между Григорием Александровым и Любовью Орловой, Раневская однажды "заплакала от радости, что так близко, так явственно видит счастье двух талантов, созданных друг для друга". "Очень, очень редко так бывает. Ну, с кем еще случилось такое? Разве что Таиров и Алиса Коонен, Елена Кузьмина и Михаил Ромм. Кому еще выпало подобное?.. О себе могу сказать, что не была бы известной вам Раневской, если бы в начале моего пути я не обрела друга - замечательную актрису и театрального педагога Павлу Леонтьевну Вульф".

После возвращения из эвакуации в 1943 году Раневская "боялась надолго разлучаться с Вульф, беспокоилась о ее здоровье, скучала". Хотя с 1947 года Фаина и Павла стали жить отдельно, они встречались и проводили друг с другом достаточно много времени. Вместе отдыхали: "...Третий час ночи... Знаю, не засну, буду думать, где достать деньги, чтобы отдохнуть во время отпуска мне, и не одной, а с П. Л." - запись "на клочках" 1948 года.

В недолгие недели расставаний они беспрестанно созванивались, писали друг другу нежные послания: "Все мои мысли, вся душа с тобой, а телом буду к 1 июля... Не унывай, не приходи в отчаяние". Это из переписки лета 1950 года... Обеим было уже за 50 лет.



1929-й, 33 года

Уход Павлы Леонтьевны стал для Фаины Георгиевны невозвратной потерей, которая на несколько лет остановила всю ее жизнь. Это был оглушительный удар, он смел все и не оставлял надежды на будущее: "...скончалась в муках Павла Леонтьевна, а я еще жива, мучаюсь как в аду..." "Как я тоскую по ней, по моей доброй умнице Павле Леонтьевне. Как мне тошно без тебя, как не нужна мне жизнь без тебя, как жаль тебя, несчастную мою сестру".

В конце жизни Фаина Раневская, задумываясь над вопросом, любил ли кто-нибудь ее, отвечала: "В этой жизни меня любила только П.Л." "Как я всегда боялась того, что случилось: боялась пережить ее". Но это произошло, и Раневская постепенно пришла в себя и восстановила дружеские отношения с Анной Андреевной Ахматовой, которую называла в Ташкенте своей madame de Lambaille.

Но Павла по-прежнему оставалась в сердце. На обороте фотографии Вульф Раневская где-то в конце 1960-х написала: "Родная моя, родная, ты же вся моя жизнь. Как же мне тяжко без тебя, что же мне делать? Дни и ночи я думаю о тебе и не понимаю, как это я не умру от горя, что же мне делать теперь одной без тебя?"

Около пятнадцати лет, судя по запискам Раневской, мысли о невосполнимой потере после смерти Павлы Вульф не покидают ее. Павла ей беспрестанно снится, "звонит с того света", просит прикрыть холодеющие в гробу ноги. И на склоне жизни, перебирая в памяти самое важное, Раневская запишет: "Теперь, в конце жизни, я поняла, каким счастьем была для меня встреча с моей незабвенной Павлой Леонтьевной. Я бы не стала актрисой без ее помощи. Она истребила во мне все, что могло помешать тому, чем я стала...

Она умерла у меня на руках.

Теперь мне кажется, что я осталась одна на всей планете".

"На склоне лет: мне не хватает трех моих: Павлы Леонтьевны, Анны Ахматовой, Качалова. Но больше всего П.Л."

Были ли в жизни Фаины Раневской мужчины? Мы не можем назвать ни одного. Да, она влюблялась в своих партнеров на сцене - на один спектакль, на время съемок - в режиссеров. Но это была влюбленность в их талант, в их пронзающий душу дар. Любила ли Раневская кого-нибудь иначе - со страстью неспокойного сердца, слепо рвущегося навстречу дорогого тебе человека? Нет, таких не было. Несостоявшиеся и неудачные ее свидания ("...не так много я получала приглашений на свидание") - постоянный предмет актерской иронии, сквозь которую просвечивает характерная только трагикомическому таланту Раневской жизненная драма. Ну разве что вспомнить можно ее непонятную короткую дружбу с Толбухиным, которая оборвалась со смертью маршала в 1949 году.



Марка России, 2001 год


Последние годы Раневская провела в Южинском переулке в Москве в кирпичной шестнадцатиэтажной башне, поближе к театру. Жила в одиночестве с собакой по кличке Мальчик.

"Экстазов давно не испытываю. Жизнь кончена, а я так и не узнала, что к чему".

В кино и на сцене, словно иронизируя на темы своего "лесбианизма", Раневская оставила довольно двусмысленных шуток. Чего стоит хотя бы ее "Лев Маргаритович" (так называет себя героиня, потерявшая "психологическое равновесие" из-за коварного любовника) в фильме Георгия Александрова "Весна". Эту реплику придумала сама Раневская. А роль в постановке пьесы Лилианы Хелман "Лисички" в Московском театре драмы в 1945 году она просто сыграла, полагает Ольга Жук, как "сложную драму лесбийских переживаний".

Больше Фаина никогда не видела ни отца, ни матери, ни брата. Ей довелось увидеться только с Беллой, да и то лишь сорок лет спустя. Но о своем решении она никогда не жалела.

В 1918 году в Ростове-на-Дону Фаина Раневская познакомилась с Павлой Леонтьевной Вульф.

Страшный это был год. Голод, террор и разруха, Гражданская война и интервенция… Но зато в Ростове-на-Дону гастролировала Павла Вульф, замечательная актриса, которую Фаина видела еще в юности в Таганроге в спектакле «Дворянское гнездо». На этот раз она твердо решила с ней познакомиться, дождалась ее утром около театра и практически без обиняков попросилась к ней в ученицы.

И Павла Вульф согласилась. Как-то так вышло, что обе женщины сразу почувствовали друг к другу огромную симпатию, подружились, и эта дружба продолжалась у них до самой смерти. Пожалуй, без этой встречи жизнь обеих сложилась бы совершенно иначе…

В первый же день Павла Вульф дала Раневской пьесу, велела выбрать роль и показать ей, на что она способна. Это была роль итальянской актрисы, и ради того, чтобы достоверно сыграть ее, Фаина нашла единственного в городе итальянца и научилась у него правильно говорить и жестикулировать. Павла Вульф была потрясена результатом – она сразу поняла, что встретила настоящий талант. С того дня она начала заниматься с Раневской сценическим мастерством, а потом устроила ее в театр.

Вскоре театр уехал в Крым, а вместе с ним поехала и Фаина Раневская, которой Павла Вульф предложила пожить у нее.

Конечно, Фаина сразу радостно согласилась – она уже прониклась к Павле Вульф огромной любовью и не хотела с ней расставаться. Да и зачем, когда все так хорошо складывалось! Вместе с Павлой Леонтьевной и ее дочерью Ириной Раневская отправилась в Симферополь в бывший дворянский театр, теперь переименованный в «Первый советский театр в Крыму».

Пожалуй, в те страшные годы то и дело переходящий из одних рук в другие Крым был одним из самых ужасных мест бывшей Российской Империи. Сама Раневская вспоминал об этом времени так: «Крым, голод, тиф, холера, власти меняются, террор: играли в Севастополе, зимой театр не отапливался, по дороге в театр на улице опухшие, умирающие, умершие… зловоние… Иду в театр, держусь за стены домов, ноги ватные, мучает голод…»

Но зато там Раневская училась у Павлы Вульф, жила в ее доме, в ее семье – можно сказать, что она стала своей обожаемой учительнице ближе, чем родная дочь.

С тех пор Фаина Раневская и Павла Вульф не представляли свою жизнь друг без друга. Они прожили вместе тридцать лет и разъехались только в 1948 году, да и то вынужденно – семья Вульф получила квартиру в Москве на Хорошевском шоссе, а Раневская осталась жить в центре Москвы, чтобы быстрее добираться от театра до дома.

В симферопольском театре Фаина Фельдман стала Фаиной Раневской.

Новая фамилия стала для нее не просто сценическим псевдонимом, как это было у большинства артистов. Она ничего не любила делать наполовину, поэтому вскоре стала Раневской и по всем документам. С прошлым было покончено.

Почему она решила взять псевдоним? Возможно, просто ради благозвучности – это могла посоветовать ей Павла Вульф, немало натерпевшаяся из-за своей немецкой фамилии. А может быть из-за того, что быть родственницей эмигрировавших Фельдманов стало слишком опасно.

По поводу происхождения ее псевдонима тоже существует несколько версий. Сама она писала: «Раневской я стала прежде всего потому, что все роняла. У меня все валилось из рук». Некоторые ее знакомые рассказывали, что дело было в любви к Чехову и в том, что она чувствовала себя его землячкой и почти родственницей. Есть еще вариант, что кто-то из друзей сравнил Фаину с героиней пьесы, увидев, как ветер вырвал у нее из рук деньги, а она, глядя им вслед, говорит: «Как красиво они летят!»

Кстати, свой первый сезон в Крыму новоиспеченная Фаина Раневская открыла ролью Шарлоты в «Вишневом саде» Чехова. И именно эта роль стала ее первым большим успехом.

В голодном разоренном Симферополе Фаина Раневская и Павла Вульф сумели выжить во многом благодаря Максимилиану Волошину.

Именно он спасал их от голодной смерти. Раневская вспоминала: «С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завернутые в газету маленькие рыбешки, называемые камсой. Был там и хлеб, если это месиво можно было назвать хлебом. Была и бутылочка с касторовым маслом, с трудом раздобытая им в аптеке. Рыбешек жарили в касторке…»

Однажды вечером 21 апреля 1921 года, когда Волошин был у них, на улице началась стрельба, и перепуганные женщины уговорили его остаться с ними на ночь. За эту ночь он написал одно из самых знаменитых и страшных своих стихотворений «Красная Пасха», прочитав которое, можно составить представление, что тогда творилось в Крыму, и в каких условиях жила Раневская.

Зимою вдоль дорог валялись трупы

Людей и лошадей. И стаи псов

Въедались им в живот и рвали мясо.

Восточный ветер выл в разбитых окнах.

А по ночам стучали пулеметы.

Свистя, как бич, по мясу обнаженных

Мужских и женских тел…

Раневская умела из любых, даже самых тяжелых и неприятных событий в своей жизни извлекать уроки, которые потом помогали ей при создании новых ролей.

В трудные годы «военного коммунизма», когда чувство голода было постоянным и привычным, одна дама пригласила Раневскую и нескольких других актеров послушать ее пьесу. Дама сообщила, что вслед за чтением пьесы будет сладкий чай с пирогом, после чего все приглашенные конечно же радостно собрались в ее доме.

Спустя много лет Раневская вспоминала эту «толстенькую, кругленькую женщину», читавшую им пьесу о Христе, гулявшем в Гефсиманском саду. Артисты делали вид, что слушают ее, но в комнате слишком сильно пахло свежим пирогом, чтобы они могли думать о пьесе или о чем-либо еще кроме еды.

«Я люто ненавидела авторшу; которая очень подробно, с длинными ремарками описывала времяпрепровождение младенца Христа, – писала в воспоминаниях Раневская. – Толстая, авторша во время чтения рыдала и пила валерьянку. А мы все, не дожидаясь конца чтения, просили сделать перерыв в надежде, что в перерыве угостят пирогом… Впоследствии это дало мне повод сыграть рыдающую сочинительницу в инсценировке рассказа Чехова „Драма”…»

В конце 20-х годов в Ленинграде Раневская познакомилась с Самуилом Яковлевичем Маршаком.

Маршак впервые услышал о Раневской, когда она играла в Бакинском театре в пьесе «Наша молодость» по роману Виктора Кина. Вдова Кина вспоминала: «Никогда не забуду, как уговаривал Виктор Самуила Яковлевича поехать с ним в Баку посмотреть этот спектакль. Маршак сказал: „Очень хочу в Баку, а еще больше посмотреть актрису Раневскую. Я так наслышан о ней…“ Он даже просил Виктора взять билет и для него. Не помню уж, почему, но поездка эта не состоялась».

Когда же они наконец познакомились, они очень быстро подружились, и как это почти всегда было у Раневской – если уж подружились, то на всю жизнь.

Последний раз они виделись в 1963 году, в подмосковном санатории, когда оба переживали тяжелую потерю: Фаина Георгиевна – смерть сестры, а Самуил Яковлевич – смерть Тамары Габбе.

А уже через год Раневская стала одной из тех, кто провожал самого Маршака в последний путь, и на вечере, посвященном его памяти, читала свои любимые стихи:

Шуршат и работают тайно, как мыши,

Колесики наших часов…



Понравилась статья? Поделитесь ей
Наверх