Сочинение на тему "человек на войне". «Война раскрывает возможности человеческого духа, истинную сущность человека»
В помощь выпускнику. Образец итогового сочинения на тему «Как на войне раскрывается характер человека?»
Как на войне раскрывается характер человека? Я думаю, что по-разному. Ведь характер представляет собой совокупность всех психических и духовных свойств человека, обнаруживающихся в его поведении. А от чего зависят психические и духовные свойства человека? Я думаю, что от воспитания. А воспитание начинается в семье с любви к матери, любви к малой родине, любви к своему народу. Как в условиях войны раскроется характер человека? Мы не знаем. Возможно, один человек проявит на войне лучшие стороны своего характера и погибнет за Родину, а другой струсит, потому что боится физической боли и хочет остаться в живых. Ведь война явление страшное! Это теперь, спустя 70 лет после Великой Отечественной войны, мы можем привести примеры истинного героизма русских людей в борьбе с фашизмом и сказать, что у нас, русских, особенный характер.
В литературе немало примеров произведений, в которых поднимается эта тема. Например, рассказ Алексея Николаевича Толстого «Русский характер». Писатель утверждает, что «на войне, вертясь постоянно около смерти, люди делаются лучше, всякая чепуха с них слезает, как нездоровая кожа после солнечного ожога, и остаётся в человеке – ядро». Вот это ядро – русский характер! Русский характер Егора Дрёмова, главного героя данного рассказа, во всей своей красоте проявился во время войны: «Бывало, заглядишься, когда он вылезает из башни танка, - Бог войны!» «Бог войны» - это лучшее определение характера русского солдата, которое я читал. Ещё я запомнил наказ отца Егора Дрёмова, Егора Егоровича: «Ты, сынок,…русским званием – гордись…» Всегда помнил слова отца Егор Дрёмов, особенно, когда бил немцев! Удивительным образом проявился его русский характер и тогда, когда его танк загорелся во время боя, когда он выжил «и даже не потерял зрения, хотя лицо его было так обуглено, что местами виднелись кости». И после госпиталя он решил вернуться в полк. Вот это русский характер! Получив небольшой отпуск, он приехал домой, но не смог раскрыться матери, чтобы она не переживала. И опять русский характер! Но мать не обманешь! Она почувствовала, что это её сын и написала ему письмо. Я так переживал, когда читал строчки из её письма! И был несказанно рад, когда они встретились. И ещё больше радовался встрече Егора Дрёмова с любимой девушкой Катей! И навсегда запомнил последние слова Алексея Толстого: «Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придёт суровая беда, в большом или малом, и поднимется в нём великая сила – человеческая красота». Вот вам незабываемый пример человеческой красоты! Настоящие русские характеры у всех героев рассказа. Вот так раскрывается русский характер на войне. Благодаря силе духа таких людей Россия победила во время Великой Отечественной войны.
Ещё пример. Это рассказ Михаила Александровича Шолохова «Наука ненависти». Ещё один сильный русский характер! Много пришлось пережить главному герою рассказа лейтенанту Герасимову, когда он попал в плен к фашистам: голод, унижения, смерть товарищей. Но немцам не удалось сломить силу духа этого человека! Наука ненависти помогла ему выжить! Дождавшись удобного момента, он убил лопатой часового и бежал из фашистского плена, а потом в партизанском отряде продолжал бить врага и даже открыл счёт убитых им немцев. Герой правдиво признавался в том, что ненавидел фашистов за всё, что они причинили его родине и ему самому. Он жестоко дрался с врагом, чтобы его народу не пришлось страдать под фашистским игом. Несгибаемый характер, силу духа проявил лейтенант Герасимов на войне! Благодаря таким людям Россия победила во Второй мировой войне.
Присылайте туда свои работы, пробуйте себя в роли экспертов: оценивайте, правьте тексты, давайте сверстникам советы. Вам это пойдёт на пользу: находя недочёты, редактируя чужое сочинение, вы сами будете учиться писать.
Только хочу предупредить: будьте тактичны, не допускайте оскорбительной и неконструктивной критики.
Свои сочинения Вы можете присылать на адрес: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. с темой СОЧИНЕНИЯ ОТ ЧИТАТЕЛЕЙ
«Война раскрывает возможности человеческого духа, истинную сущность человека».
Война! За этими буквами скрывается море крови, слез, страданий, боли, а главное – смерть дорогих нашему сердцу людей. Годы войны не забудутся никогда. 1941 – 1945 года – это то страшное время, когда смерть стучала в каждый дом, когда воевали все: от мала до велика. На мой взгляд, война – событие, измеряющее человеческие ценности. Человек на войне и человек в обычной жизни – часто совершенно разные люди. Именно на войне раскрывается сущность человека, личные качества, способности. Об этом сохранилось много рассказов наших бабушек и дедушек, чье детство или юность пришлись на годы войны. Их воспоминания легли в основу книг, фильмов.
Большое впечатление на меня произвел рассказ М.А. Шолохова «Судьба человека». Автор описывает страшную судьбу Андрея Соколова, героя рассказа. Сколько пришлось пережить этому человеку! Во время войны он попадает в фашистский плен, теряет семью. Страшно читать страницы, где говорится о том, как в его дом попала авиационная бомба, погибают жена и обе дочки. А на месте дома образовалась огромная воронка. В последний день войны был убит сын Анатолий. Кажется, что все разрушено и человек находится на грани отчаяния. Все, что ему дорого, любимо, уничтожил враг.
Кажется, в душе Андрея Соколова не осталось места для любви и счастья. Но это не так! Его душа отогревается. Бывший солдат снова возвращается к мирной жизни, получает надежду любить, о ком-то заботиться и быть любимым. Андрею Соколову помогает мальчик Ваня. Он тоже потерял близких. Ваня был весь грязный, оборванный, испуганный. Таким его и встретил Андрей Соколов. Перед нами два осиротевших человека. На их долю выпали страшные испытания. Но при первой же встрече Андрей Соколов понял, что не может бросить этого мальчишку. Он должен заботиться о нем, помогать. Это дало силы солдату продолжать жить дальше и оставаться настоящими человеком. Мне кажется, что Соколов совершил подвиг! Совсем не обязательно быть для этого на поле сражения. Он сумел справиться со своей бедой и решил помочь другому человеку.
Мне на память приходит еще одно произведение о войне – повесть В. Быкова «Сотников». Автор на страницах своей книги рассказывает о том, как самые разные люди, оказавшись в одинаково сложных обстоятельствах, ведут себя по – разному. Например, главный герой Сотников – человек волевой, можно сказать, упрямый. В книге есть фрагмент, где описывается, командир подбирал напарника, чтобы идти на задание. Только Сотников не смог отказать, хотя был болен. Он так и ответил на вопрос солдата Рыбака: «Потому и не отказался, что другие отказались». Попав в плен, измученный болезнью и пытками, Сотников не падает духом, не сдается. Его силы укрепляет вера в победу и любовь к Родине. Но совсем иначе ведет себя солдат Рыбак. Он боится, что его будут пытать так же, как Сотникова. Страх делает из него предателя, врага. Он убивает своего товарища, ради того, чтобы выжить самому. Сравнивая этих двух героев, можно сделать вывод: Рыбак умирает раньше Сотникова. Он потерял свою душу, свой моральный облик, а Сотникова не сломили страх и пытки.
Человек на войне
(По одному из произведений современной литературы.)
Великая Отечественная война была самой тяжёлой из войн, какие только пришлось пережить нашему народу за свою многовековую историю. Война была величайшим испытанием и проверкой сил народа, и эту проверку наш народ выдержал с честью. Война была также и серьёзнейшим испытанием для всей советской литературы, которая в дни войны показала всем миру, что у неё нет и не может быть интересов выше интересов народа.
Замечательные произведения были написаны М.Шолоховым, А.Фадеевым, А.Толстым, К.Симоновым, А.Твардовским и многими другими писателями.
Особое место среди произведений периода Великой Отечественной Войны занимает рассказ М.Шолохова «Наука ненависти», опубликованный в июне 1942 года.
В этом рассказе автор показывает, как мужает и крепнет в советских людях чувство любви к Родине и народу, как зреет презрение и ненависть к врагу. Писатель создаёт типичный образ участника войны – лейтенанта Герасимова, в котором воплощает лучшие черты воюющего советского народа.
Шолохов в предыдущих своих произведениях рисовал изумительные картины русской природы, которая у него никогда не была фоном для действия, а всегда помогала раскрыть глубже и полнее человеческий характер, психологические переживания героев.
Рассказ начинается с описания природы. Уже первой фразой Шолохов сближает человека с природой и этим как бы подчёркивает, что она не осталась безучастной к начавшийся тяжёлой борьбе: «На войне деревья, как и люди, имеют каждое свою судьбу». Символическое значение имеет в этом рассказе образ искалеченного снарядом дуба, который, несмотря на зияющую рану продолжает жить: «Рваная, зияющая пробоина иссушила полдерева, но вторая половина, пригнутая разрывом к воде, весною дивно ожила и покрылась свежей листвой. И до сегодняшнего дня, наверное, нижние ветви искалеченного дуба купаются в текущей воде, а верхние — всё ещё жадно притягивают к солнцу сочные тугие листья…» Разбитый снарядом дуб, но сохранивший жизненные соки, даёт возможность лучше раскрыть и понять характер основного героя рассказа лейтенанта Герасимова.
Уже первое знакомство читателей с героем, позволяет сделать вывод о том, что это мужественный человек с огромной силой воли, очень много перенёсший и передумавший.
Виктор Герасимов – потомственный рабочий. До войны он работал на одном из заводов Западной Сибири. В армию был призван в первые месяцы войны. Вся семья поручает ему сражаться с врагами до победы.
Трудового человека Герасимова с самого начала войны охватило чувство ненависти к врагу, разрушившему мирную жизнь народа и ввергнувшего страну в пучину кровавой войны.
Вначале к пленным немцам красноармейцы относились добродушно, называли «камрадами», угощали папиросами, кормили из своих котелков. Затем Шолохов показывает, как наши бойцы и командиры в ходе войны с фашистами прошли своеобразную школу ненависти.
Страшные следы фашистского хозяйничанья находили наши войска, изгонявшие гитлеровцев с временно оккупированной территории. Нельзя без содрогания читать описания чудовищных злодеяний врагов: «… Сожжённые дотла деревни, сотни расстрелянных женщин, детей, стариков, изуродованные трупы попавших в плен красноармейцев, изнасилованные и зверски убитые женщины, девушки и девочки-подростки…» Эти зверства потрясли бойцов, которые поняли, что фашисты – не люди, а осатаневшие от крови изуверы.
Тяжёлые, нечеловеческие испытания выпали на долю лейтенанта Герасимова, попавшего в плен. Описывая поведение героя в плену, писатель раскрывает новые черты характера, присущие русскому человеку. Раненый, потерявший много крови, Герасимов сохраняет чувство собственного достоинства и полон презрения и ненависти к врагу.
Одно желание владеет лейтенантом – не умереть. В колонне пленных, еле передвигая ноги, он думает о побеге. Огромная радость охватывает Герасимова и заставляет его забыть о жажде и физических страданиях, когда фашисты не находят у него партбилета, это придаёт ему мужество и стойкость в самые тяжелые дни неволи.
В рассказе изображается лагерь, в котором немцы держали пленных, где «их подвергали жесточайшим мучениям, где не было уборной и люди испражнялись здесь же и стояли и лежали в грязи и в зловещей жиже. Наиболее ослабевшие вообще уже не вставали. Воду и пищу давали раз в сутки. Иной день совсем забывали что-либо дать…» Но никакие зверства, пишет Шолохов, не смогли сломить могучий дух в русском человеке, погасить упорную жажду мести.
Многое вынес лейтенант, много раз смотрел он смерти в глаза, и сама смерть, побеждённая мужеством этого человека, отступала. «Фашисты могли убить нас, безоружных и обессилевших от голода, могли замучить, но сломить наш дух не смогли, и никогда не сломят!» Это упорство русского человека и несокрушимое мужество помогли Герасимову совершить побег из плена. Лейтенанта подобрали партизаны. Недели две он восстанавливал силы, участвовал вместе с ними в боевых операциях.
Затем его переправили в тыл, в госпиталь. После лечения он вскоре вновь попадает на фронт.
«Наука ненависти» заканчивается словами Герасимова о ненависти и любви: «… И воевать научились по-настоящему, и ненавидеть, и любить. На таком оселке, как война, все чувства отлично оттачиваются… Тяжко я ненавижу немцев за всё, что они причинили моей Родине и мне лично, и в то же время всем сердцем люблю свой народ и не хочу, чтобы ему пришлось страдать под немецким игом. Вот это-то и заставляет меня, да и всех нас, драться с таким ожесточением, именно эти два чувства, воплощённые в действие, приведут к нам победу».
Образ лейтенанта Герасимова – один из первых обобщающих образов в литературе периода Великой Отечественной Войны.
Особенность его характера заключается в том, что он всегда чувствует себя сыном народа, сыном Родины. Именно это чувство принадлежности к великой армии русского народа, чувство беззаветной любви к своей Родине и ответственности за её судьбу придают Герасимову силы не только перенести все ужасы плена, но и бежать, чтобы снова вступить в ряды мстителей за все злодеяния, которые фашисты принесли нашей стране.
И вполне убедительно дано в рассказе сравнение судьбы лейтенанта с судьбой могучего дуба, искалеченного снарядом, но сохранившего силы и волю к жизни. И как величественно прекрасен образ русского человека, прошедшего сквозь тяжёлые испытания, выпавшие на его долю, и сохранившего неиссякаемую веру в победу и стремление продолжить войну до победного разгрома фашизма!
За свою долгую историю русский народ претерпел не одну крупную войну. Это время, бесспорно, самое ужасное, что могло случиться с людьми. Страшные события 1941-45 годов до сих пор вызывают дрожь в сердцах современников. Литература тоже не обходит стороной этот период истории, раскрывая нам различные аспекты времени. Одной из наиболее животрепещущих тем в литературе двадцатого века является вопрос нравственности и человечности в условиях войны. Очень многие писатели поднимают его. Возможно ли сохранить чистое, искреннее сердце, когда вокруг тебя каждый день умирают близкие и дорогие люди, а знакомый может оказаться предателем? Что движет человеком, ради чего он готов идти и сражаться из последних сил и что значит для него слово Родина? Такие темы раскрываются во многих произведениях русских писателей двадцатого века.
Один из ярчайших примеров — повесть «Сотников». Здесь наиболее отчетливо наблюдается противопоставление двух героев — Сотникова и Рыбака. Они служат в одном взводе и поначалу не отличаются поведением друг от друга. Произведение раскрывает характер героев в критический момент. Когда бойцы идут добывать продовольствие для однополчан, они оказываются в плену у немцев. Сотников идет на задание, будучи тяжело простуженным, и его напарнику бывает тяжело ждать его и помогать — периодически в словах Рыбака прослеживается недовольство. Однако он не бросает боевого товарища.
Оказавшись в плену, Рыбак пытается схитрить, согласившись на предложение врагов перейти на их сторону. Но его товарищ понимает, чем обернется эта хитрость, и оказывается прав: Рыбак не бежит в конце концов к своим, а на самом деле предает Родину. По приказу немцев он казнит Сотникова, который принимает смерть достойно, не предав Отчизны. Настоящий воин, не испугавшийся ни мороза, ни болезни, он стойко держится до конца и перед самой смертью мысли его — лишь о спасении Родины, о своей жизни он и не думает.
Вообще, отечественные писатели стремились показать в своих произведениях человека смелого и храброго, ведь на войне истинно проявился патриотизм русских людей. И все рассказы, повести и романы, появившиеся во время и после войны, призваны открыть не только боль и ужас, но и поднявшуюся в сердцах людей любовь к Отчизне и готовность защищать её до последней капли крови.
Ещё одно сильное и трогательное произведение, демонстрирующее настоящую человечность и твердость убеждений бойцов, - «А зори здесь тихие» Б. Васильева. Повесть рассказывает историю небольшого отряда из молодых девушек под командованием старшины Васкова — настоящего героя, смело бросающегося под пули, чтобы защитить своих подопечных. Да и каждая из девушек — удивительно храбрая и сильная, все они отчаянно защищали свой фронт. Пять девушек и старшина против шестнадцати фашистов, у которых полно оружия... Они сумели остановить врага, но ни одна девушка не осталась в живых — именно из таких историй складывалась Великая Победа над фашистскими силами Германии.
Каждая такая повесть, обнажающая душу русского человека в тяжелых условиях войны, вселяла надежду и давала понять — лишь оставаясь человеком, сильным и волевым, честным и любящим, можно общими силами выстоять в этой битве. И ведь выстояли, не сломались, не сдали Родину врагу. Вот о чем рассказывают величайшие произведения двадцатого века.
Остаться человеком даже на войне — сложнейшая задача, которую русские солдаты выполнили с достоинством. Поэтому и считается эта бесшабашная искренность и чистота важнейшим качеством настоящей русской души.
КАЧЕСТВА ВОЕННОГО ЧЕЛОВЕКА
Воинские добродетели можно разделить на две категории: качества, вообще необходимые воину, чтоб с честью носить свое звание при всяких обстоятельствах, и качества, необходимые ему при выполнении определенных его обязанностей как в мирное время, так и на войне. Иными словами - качества основные, общие и качества вытекающие, специальные.
Основных воинских добродетелей три: Дисциплина, Призвание и Прямодушие
Храбрость, которую иные ошибочно полагают главной воинской добродетелью, - только производная этих основных, главных качеств. Она заключена в каждом из них. Часть и люди, сохраняющие дисциплину под огнем, тем самым уже храбрая часть, храбрые люди. Солдат, по призванию, твердо и пламенно верящий в это свое призвание, - уже не может быть трусом. Наконец, прямодушие - открытое исповедание своей веры, своих взглядов, своих убеждений, откровенность и прямота - гораздо выше храбрости - уже по той причине, что это - храбрость, возведенная в квадрат. Храбрость “сама по себе”, так сказать, “голая храбрость” - малоценна, коль скоро она не соединяется с одной из трех основных воинских добродетелей, которые и рассмотрим по порядку.
“Субординация, экзерциция, дисциплина - победа. Слава! Слава! Слава!”... Бессмертные слова бессмертной “Науки Побеждать”.
Суворов дает пять понятий в их гениальной простоте и гениальной последовательности. Сперва субординация - альфа и омега всего воинского единства. Потом - экзерциция - упражнение, развитие, закалка. Это дает нам дисциплину , слагающуюся из элементов субординации и экзерции - чинопочитания и совместного учения. Дисциплина дает победу . Победа рождает славу .
Мы различаем по форме - дисциплину наружную и дисциплину внутреннюю, по естеству - дисциплину автоматическую и дисциплину осмысленную. По форме - дисциплина всех организованных армий сходственна, по естеству же - глубоко различна.
По форме - наружная дисциплина заключает в себе внешние признаки чинопочитания, внутренняя - степень прочности этой дисциплины.
Естество дисциплины различно, смотря по армиям, народам и степени духовности этих народов. Мало того, различным историческим эпохам соответствует различная дисциплина.
Русской Армии соответствует дисциплина осмысленная по существу, но жесткая по форме . Для сохранения драгоценного содержания стенки сосуда не мешает иметь сколь можно твердыми. Для сохранения качества дисциплины необходима известная доза автоматизма. Отношение автоматизма к осмысленности - то же, что науки к искусству, лигатуры к благородному металлу.
Что касается второй воинской добродетели - пламенной веры в свое Призвание, - то в отличие от дисциплины - добродетели благоприобретаемой, - она является врожденной.
Пусть молодой человек, колеблющийся в выборе карьеры, посмотрит на растерзанные полотнища знамени. Он сможет разобрать, или угадать славянскую вязь: “За отбитие знамени у французских войск на горах Альпийских”... “За подвиг при Шенграбене, в сражении отряда из пяти тысяч с корпусом, из тридцати тысяч состоявшим”... “За отличие при поражении и изгнании врага из пределов России в 1812 году”... “За Шипку и двукратный переход через Балканы”... Если слова эти не покажутся ему райской музыкой, если он своим “внутренним оком” не увидит тут же рядом с собой сен-готардских мушкетер, шенграбенских гусар, бородинских егерей, не почувствует себя в их строю, - тогда значит военного призвания у него нет и в Армию ему идти нечего . Если же он увидел кровавый снег Муттенской долины и раскаленные утесы Шипки, если он услышал “ура” последних защитников Орлиного Гнезда, если он почувствовал, что это ему Котляревский крикнул: “на пушки, братец, на пушки!” - тогда это значит, что священный огонек ярко вспыхнул в его груди. Тогда он - наш.
Любить военное дело мало. Надо быть еще в него влюбленным. Эта любовь - самая бескорыстная. Военная профессия - единственная, не приносящая дохода. Она требует все, и дает очень мало. Конечно, в материальном отношении; в моральном это “малое” - огромно.
Но и быть влюбленным в военное дело недостаточно. Надо еще верить в свое призвание, каждую минуту ощущать в тяжелом ранце фельдмаршальский жезл - быть убежденным, что именно тебе, вверенным тебе роте, полку, корпусу надлежит сыграть главную роль, произвести перелом в критическую минуту - уподобиться Дезэ при Маренго, пусть даже и заплатить за это тою же ценой.
Третья воинская добродетель - Прямодушие. Подобно второй - Призванию - она природная, и ее можно испортить превратным толкованием первой воинской добродетели - Дисциплины. Начальник - деспот, грубо - не по-офицерски - обращающийся с подчиненными, терроризирующий их безмерно строгими взысканиями, может погубить эту добродетель в своих подчиненных.
Угодничанье (в сильной степени - подхалимство) - худший из всех пороков военного человека, единственно непоправимый - тот отрицательный сомножитель, что обращает в отрицательные величины все остальные достоинства и качества .
Казнокрад и трус терпимее подхалима. Те бесчестят лишь самих себя - этот же бесчестит всех окружающих, особенно же того, пред кем пресмыкаются. Воровство и трусость не могут быть возведены в систему в сколько-нибудь организованной армии . Подхалимство и его неизбежное следствие - очковтирательство - могут. И тогда - горе армии, горе стране! Не бывало - и не может быть случая, чтобы они смогли опереться на гнущиеся спины.
Мы можем видеть, что если Дисциплина имеет корни в воспитании, а призвание вытекает из психики, то Прямодушие - вопрос этики.
Из качеств специальных на первое место поставим личный почин - Инициативу .
Качество это - природное, но оно может быть развито - или, наоборот, подавлено - условиями воспитания, быта, духом уставов, характером дисциплины (осмысленной, либо по естеству) данной армии.
“Местный лучше судит, - учил Суворов, - я вправо, нужно влево - меня не слушать”. Эти слова касаются наиболее болезненной и наиболее “иррациональной” стороны военного дела, а именно - сознательного нарушения приказания - конфликта инициативы с дисциплиной.
Когда следует идти на этот конфликт и когда не следует? Ведь если “местный лучше судит”, то часто “дальний дальше видит”.
Всякого рода схематичность и кодификация в данном случае неуместны. Все зависит от обстановки, от средств, имеющихся в распоряжении частного начальника, а главное - от силы духа этого последнего. Это - как раз “божественная часть” военного дела .
На рассвете 22 мая 1854 года Дунайская армия князя Горчакова готовилась к штурму Силистрии. Минные горны были уже взорваны, турецкая артиллерия приведена к молчанию, войска ожидали условной ракеты - как вдруг фельдъегерь из Ясс привез приказ Паскевича снять осаду и отступить. Князь Варшавский был преувеличенного мнения о силе турецкой крепости. Горчаков, как “местный”, мог бы лучше судить, но не дерзнул ослушаться грозного фельдмаршала. И отступление из-под Силистрии, пагубно повлияв на дух войск, свело на нет всю кампанию, ухудшив положение России и стратегически, и политически.
Иначе потупил за полтораста лет до того под Нотебургом князь Михайло Голицын. Три наших штурма были отражены, и войска, прижатые к реке, несли громадный урон. Царь Петр прислал Меншикова с приказанием отступить. “Скажи государю, - ответил Голицын, - что мы здесь уже не в царской, а в Божьей воле!” И четвертым приступом Нотебург был взят.
В последних числах января 1916 года генерал Юденич решился на штурм считавшегося неприступным Эрзерума, несмотря на отрицательное отношение Великого Князя Николая Николаевича (не верившего в возможность овладения турецкой твердыней, да еще в зимнюю пору).
Когда же в октябре 1919 года командовавший 3-й дивизией Северо-западной армии генерал Ветренко отказался выполнить приказание идти на Тосну и перерезать сообщения красного Петрограда, - то этим он не проявил инициативу, а совершил преступление. Свернув вместо указанной Тосны на Петроград, генерал Ветренко руководствовался исключительно мотивами личного честолюбия - и этим своим своевольством сорвал всю петроградскую операцию Юденича.
То же можем сказать про своеволие генерала Рузского, пошедшего в чаянии дешевых лавров на не имевший значения Львов вопреки приказаниям генерала Иванова и упустившего разгром австро-венгерских армий. Совершенно то же мы наблюдаем и у фон Клука, систематически игнорировавшего директивы Мольтке: прусские генералы 1870 г. - Каменке, фон дер Гольц, Альвенслебен - своей инициативой сослужили фон Клуку плохую службу.
В октябре 1919 года Московский поход был сорван прорывом Буденного от Воронежа. В это же время 1-й армейский корпус генерала Кутепова разбил под Орлом последние силы красных, прикрывавшие московское направление. У генерала Кутепова было 11000 отличных бойцов. Он мог устремиться с ними, очертя голову, на Москву, бросив всю остальную армию, бросив тылы, не обращая внимания на прорвавшегося Буденного. Но он подчинился директиве Главного Командования и отступил, “сократив и выровняв фронт”. И Кутепов, и его подчиненные были уверены, что это ненадолго, что это - до Курска...
Впоследствии генерал Кутепов сожалел, что не отважился на первое решение - и не пошел от Орла на Москву. Психологический момент в гражданскую войну всесилен, взятие Москвы свело бы на нет все успехи Буденного. Но кто посмеет упрекнуть Кутепова в нерешительности? В его положении один лишь Карл XII не задумываясь бросился бы на Москву. Но это - как раз полководец, опрометчивостью погубивший свою армию. Отступить временно на Курск сулило, конечно, большие выгоды, чем прыжок с зажмуренными глазами в пространство. Ведь в случае весьма возможной неудачи гибель была совершенно неизбежной - и погибло бы как раз ядро Добровольческой Армии - ее цвет.
Из всех этих примеров видна вся невозможность провести точную грань между дозволенной инициативой и гибельным своевластием.
Мы можем указать эту грань лишь приблизительно.
Инициатива - явление импровизационного характера. Она уместна и желательна в Тактике, с трудом допустима в Оператике и совершенно нетерпима в Стратегии. Всякая импровизация - враг организации. Она допустима в мелочах, изменяя их к лучшему (в приложении к военному делу - в Тактике). Но в сути дела (в военном деле - в Оператике и в Стратегии) - она вредна. 29-я пехотная дивизия генерала Розеншильд-Паулина и 25-я генерала Булдакова решали под Сталлупененом тактические задания. Частный почин Розеншильда, выручавшего соседа - целиком оправдан, это - блестящее решение. Дивизия же генерала Ветренко под Петроградом решала (в условиях гражданской войны) стратегическую задачу - никакая инициатива там не была терпима. Воспитанный на примерах тактической инициативы лихих бригадных командиров 1866 и 1870 годов, фон Клук перенес инициативу в область Стратегии, что оказалось печальным для Германской Армии.
Достоинство для тактика, Инициатива превращается в порок для стратега .
Отметим честолюбие и славолюбие. Желание вечно жить в памяти потомства вообще доказывает бессмертие духа . Со всем этим, и честолюбие, и славолюбие сами по себе - пороки. Подобно тому как яд в небольшом количестве входит в состав лекарства, так и эти два порока в небольшой дозе могут принести пользу в качестве весьма действенного стимула.
Упомянем еще про храбрость. Мы знаем, что сама по себе (не входя составным элементом в какую-либо из трех основных добродетелей) она особенно высокой ценности не представляет.
Суворов это осознал. Он учил: “солдату - храбрость, офицеру - неустрашимость, генералу - мужество” - предъявляя к каждой высшей категории военных людей высшее требование. Это - три концентрических круга. Неустрашимость - есть Храбрость, отдающая себе в полной мере отчет о происходящем, храбрость в сочетании с решимостью и сознанием высокой чести командовать, вести за собой храбрых. Мужество есть неустрашимость в сочетании с чувством ответственности. В общей своей массе люди не трусы. Те, кто способны под огнем идти вперед, уже не могут называться трусами, хоть настоящих храбрецов, которым улыбнулся с неба святой Георгий, быть может пять человек на роту. Остальные - не храбрецы, но и не трусы. Пример неустрашимого командира и храбрых товарищей может сделать из них храбрецов; отсутствие этого примера обращает их в стадо, и тогда гибельный пример открытой трусости может все погубить. При этом следует, однако, отметить, что среди трусов преобладает вполне исправимый тип “шкурника”. Настоящие же, неисправимые трусы - явление, к счастью для человечества, редкое.
Военная этика и воинская этика
Под военной этикой мы разумеем совокупность правил и обычаев - как кодифицированных, так и не кодифицированных, - которыми противники должны руководствоваться на войне. Под воинской этикой - правила и обычаи, которые члены военной семьи соблюдают при сношениях друг с другом - и вся военная среда в сношениях с невоенными.
Конец XVII века и почти весь XVIII век - с их “кабинетными войнами”, веденными за государственные интересы профессиональными армиями - были золотым веком человечества. Война велась без ненависти ко врагу - да и “врагов” не было - были только противники, упорные и свирепые в бою, учтивые и обходительные после боя, не терявшие чувства чести в самом жарком деле.
После битвы на Требии Суворов приказал вернуть шпаги взятой в плен 17-й полубригаде из уважения к двухсотлетней славе и доблести Королевского Овернского полка, из коего она была составлена. За полстолетие до того, при Фоншенуа, шотландцы сблизились на пятьдесят шагов с Французской Гвардией, продолжавшей безмолвно стоять. Лорд Гоу крикнул французскому полковнику: “Прикажите же стрелять”. “После вас, господа англичане!” - ответил французский командир граф д"Отрош, учтиво отсалютовав шпагой. Залп всем фронтом шотландской бригады положил сотни французов. Это: “Apres vous, messieurs les Anglais!” стало нарицательным. Свою роль в истории двух народов эпизод этот сыграл - о нем сто семьдесят лет спустя напомнил Фошу маршал Френч, когда та самая шотландская бригада пожертвовала собой, прикрывая отход французов в критическую минуту под Ипром.
Современная военная этика - лишь бледная тень той, что была выработана поколениями воинов за полтораста лет кабинетной политики и профессиональных армий. Всего того запаса чести, отваги и учтивости хватило и на полчища Первой Республики - полчища, предводимые офицерами и унтер-офицерами старой королевской армии, смогшим привить своим подчиненным традиции и дух, в которых сами были воспитаны.
Революция 1789 года с ее вооруженными “массами” нанесла жестокий ущерб военной этике. Уже столкновения вооруженного французского народа с вооружившимися народами испанским и русским воскресили картины варварских нашествий и религиозных войн.
Профессиональные (и полупрофессиональные) армии сообщали войнам оттенок гуманности, впоследствии совершенно утраченной. Крымская и Итальянская войны были последними из больших войн, веденных джентльменами. Уже война 1870 года и поведение в ней германского вооруженного народа показали всю несовместимость правил морали и воинской этики с интеллектом вооруженных народных масс. О безобразных бойнях 1914 года - позоре Динана и Лувена, зверствах в Сербии, развале Русской, Германской и Австро-Венгерской армий и отвратительных явлениях, этот развал сопровождавших, - нечего и говорить. Заменив профессиональные, “воспитанные” армии свирепыми народными ополчениями, человечество заменило бичи скорпионами, усугубило бедствия войны.
Вместе с тем, война неизбежна, как неизбежна болезнь, - от нее не избавишься никакими бумажными договорами. Следовательно, человечеству надо устроиться так, чтобы сделать войны легче переносимыми, избавиться от гангрены морального разложения, болезненный процесс которой длится долгие годы после самой войны. Народное просвещение не может здесь помочь. Тысячи умственно развитых индивидуумов дадут при соединении невежественную и свирепую толпу. Лувенские поджигатели и динанские палачи принадлежали к самой грамотной нации в мире. Решающий фактор здесь - воспитание. И в этой области (как и во всех других областях военного дела) воспитание господствует над учением. Изжив психоз “вооруженного народа”, придав вооруженной силе характер сколь можно более профессиональный и сообщив нашей жизни сколько можно более церковный дух, мы освободимся от петли, наброшенной на нашу шею доктринерами 1789 года и их последователями. Войне можно будет тогда придать характер “доброкачественной язвы” вместо злокачественного фурункула, и можно будет опять говорить о военной этике.
Воинская этика - это совокупность правил - писаных, но, главным образом, неписаных, - которыми члены военной семьи руководствуются при сношении друг с другом .
Полноправными членами военной семьи - так сказать, “достигшими совершеннолетия”, - можно считать лишь солдат по призванию - офицерский корпус , сверхсрочных и охотников. Только к ним поэтому надо предъявлять требования воинской этики во всей их строгости.
Отношения младших к старшим, подчиненных к начальникам в достаточной степени очеркнуты уставами - “писаными” правилами воинской этики. Гораздо менее ясна область отношений старших к младшему.
Каждый начальник, какую бы должность он ни занимал (до Верховного Главнокомандующего включительно), должен всегда помнить, что он не просто “командует”, а имеет честь командовать . Он это обязан помнить как в мирное время, уважая в Подчиненном его воинское достоинство, так - и особенно - на войне, когда с честью вверенной ему роты, корпуса либо армии неразрывно связана и их личная честь, их доброе имя в глазах грядущих поколений.
Общее оскудение народного духа в продолжение второй половины XIX и начала XX века повело к постепенному, но чрезвычайно ощутимому снижению воинской этики, - и мы имели в Мировую войну сдачу командира XIII корпуса генерала Клюева, сдачу командира XX корпуса генерала Булгакова, сдачу в Новогеоргиевске генерала Бобыря, бегство командира VI корпуса генерала Благовещенского, бегство командовавшего Кавказской армией генерала Мышлаевского, бегство коменданта Ковны генерала Григорьева.
Исследуем с точки зрения воинской этики наименее тяжелый из этих случаев - сдачу генерала Клюева.
Генерал Клюев по справедливости считался блестящим офицером Генерального Штаба и выдающимся знатоком германского противника. Его настоящим местом был бы пост начальника штаба Северо-западного фронта. В июле 1914 года он командовал Кавказским корпусом в Карсе и был вызван по телеграфу в Смоленск для принятия XIII корпуса, командир коего, генерал Алексеев, был назначен начальником штаба Юго-западного фронта. Свой корпус он нашел уже в пути. Ни начальников, ни войск он не знал, управление корпусом обратилось для него в решение уравнения со многими неизвестными.
Сильно распущенный предшественниками генерала Клюева, корпус вообще не пользовался хорошей репутацией. Мобилизация окончательно расстроила его, лишив половины и без того слабых кадров и разбив на три четверти запасными. По своим качествам это были второочередные войска - не втянутые и неподтянутые. В недельный срок ни Клюев, ни Скобелев не смогли бы их устроить. Вся тяжесть боев 2-й армии легла на превосходный XV корпус генерала Мартоса. XIII корпус, до самой гибели не имевший серьезных столкновений, пришел с начала похода в полное расстройство. Генерал Клюев - только жертва своего предшественника. Он оказался в положении дуэлянта, получающего у самого барьера из рук секундантов уже заряженный ими и совершенно ему незнакомый пистолет. Проверить правильность зарядки он не может, бой пистолета ему совершенно неизвестен... И вот, заряжен он был небрежно, и вместо резкого выстрела получился плевок пулей. Стрелок совершенно невиновен. Но если он затем смалодушничает под наведенным на него пистолетом противника, - то пусть пеняет на себя.
А это как раз то, что случилось с генералом Клюевым. Он сдался, совершенно не отдавая себе отчета в том, что он этим самым совершает, в том, как повысится дух противника и понизится наш собственный при вести о сдаче такого важного лица, как командир корпуса. Он знал, что командует корпусом, но никогда не подозревал, что он еще имеет честь командовать . Чем выше служебное положение, тем эта честь больше. А командир корпуса - человек, при появлении которого замирают, отказываются от собственного “я” десятки тысяч людей, который может приказать пойти на смерть сорока тысячам, - должен эту честь осознать особенно и платить за нее, когда это придется, - платить, не дрогнув.
Когда за шестьдесят лет до сдачи генерала Клюева, в сражении на Черной Речке, командир нашего III корпуса генерал Реад увидел, что дело потеряно, что корпус, который он вводил в бой по частям, потерпел поражение, - он обнажил саблю, пошел перед Вологодским полком и был поднят зуавами на штыки.
Честь повелевала генералу Клюеву явиться в Невский полк храброго Первушина и пойти с ним - и перед ним - на германские батареи у Кальтенборна. Он мог погибнуть со славой - либо мог быть взят в плен с оружием в руках, - как были взяты Осман-паша и Корнилов. Беда заключалась в том, что он слишком отчетливо представлял себе конец своей карьеры без сабли в крепостном каземате и никак не представлял его тут же - на кальтенборнском поле. Подобно Небогатову, он сдался “во избежание напрасного кровопролития”, не сознавая, что яд, который он таким образом ввел в организм Армии, гораздо опаснее кровотечения, что это “избежание кровопролития” чревато в будущем кровопролитиями еще большими, что Армии, Флоту и Родине легче перенести гибель в честном бою корпуса либо эскадры, чем их сдачи врагу.
Мы подошли теперь к вопросу о капитуляциях. Лучше всего этот вопрос был разработан французскими уставами после печального опыта 1870 года. За сдачу воинской части в открытом поле - все равно, при каких бы обстоятельствах и на каких бы условиях она ни состоялась - командир подлежит смертной казни.
Что касается капитуляции крепостей, то у нас есть два примера: безобразная сдача Новогеоргиевска генералом Бобырем и почетная капитуляция генерала Стесселя в Порт-Артуре. Не будем бесчестить этих страниц описанием преступления Бобыря. Рассмотрим лучше сдачу Порт-Артура.
Общественное мнение было чрезвычайно сурово к генералу Стесселю, обвиняя его в преждевременной сдаче крепости со всеми запасами боевого снаряжения. Если бы гарнизон состоял из металлических автоматов, крепость, конечно, могла бы продержаться еще, до истощения всех запасов, но это были люди - и притом люди, бессменно выдерживавшие восемь месяцев осады, неслыханной в Истории.
В том, что японцам был сдан материал, виноват не Стессель, - Устав, допускающий такую очевидную несообразность, как “почетная капитуляция”. Дело в том, что, при заключении таковой, победитель первым и непременным условием ставит сдачу в полной исправности всей артиллерии и снаряжения и, в обмен на воинские почести - на салют саблей - получает сотни орудий и миллионы патронов.
Мы считаем, что единственным выходом из положения может быть не “капитуляция” - т.е. договор, заключаемый парламентерами, а просто сдача без всяких условий, но, предварительно, со взрывом всех верхов и приведением в полную негодность всего вооружения. Так поступил в Перемышле генерал Кусманек, благодаря чему наш Юго-западный фронт не смог воспользоваться богатым перемышльским арсеналом в критическую весну 1915 года, тогда как немцы долгие недели гвоздили французские позиции на Изере артиллерией Мобежа, а новогеоргиевскими пушками экипировали свой эльзасский фронт... Благородный противник отдаст воинские почести и в этом случае. А от неблагородного почестей вообще принимать - не след. Они лишь оскорбили бы нашу честь. Защитники форта Во и крепости Лонгви отказались принять свои шпаги из рук динанских убийц.
Наравне с капитуляцией следует вынести из воинского обихода такое издевательство над присягой, как согласие на привилегированное положение в плену за честное слово не бежать. Это придумал сибарит для сибарита, а не офицер для офицера.
В общем, воинская этика “снизу вверх” - подчиненных в отношении начальников - заключается в соблюдении “писаных” правил. Сверху вниз - от начальников к подчиненным - в соблюдении правил “неписаных”. Соблюсти требования воинской этики начальнику труднее, чем подчиненному: с него больше спрашивается, ибо ему и больше дается.
Два качества лучше всего выражают сущность воинской этики: благожелательность к подчиненным - таким же офицерам, как начальник - и сознание величия “чести командовать”.
Ум и воля
Все рассмотренные нами качества военного человека - как основные, так и вспомогательные - в своей основе имеют два начала - “умовое” и “волевое”. Равновесие этих двух начал, изумительно полно выраженное в Петре I, Румянцеве и Суворове, дает нам идеальный тип военного человека, идеальный тип вождя.
Обычно перевешивает один из двух этих элементов, дающий начало “по преимуществу умовое” (Беннигсен), либо “по преимуществу волевое” (Блюхер). В первом случае - составители планов, во втором - исполнители.
Бывает гипертрофия одного элемента за счет другого. Чисто умовое начало, при атрофии воли (Куропаткин, Алексеев). Чисто волевое, при атрофии рассудка (Карл XII). Это явление уже патологического характера, неизбежно влекущее за собой катастрофу.
Ум без воли - абсолютный нуль. Воля без ума - отрицательная величина.
В сфере полководчества преобладание волевого элемента над умовым дает лучшие результаты, чем преобладание умового элемента над волевым. Посредственное решение, будучи энергично проведено, даст результаты всегда лучшие, чем решение идеальное, но не претворенное в дело, или выполняемое с колебаниями. Медная монета, беспрерывно циркулирующая, полезнее червонца, зарытого в землю. Научная подготовка и интеллект Шварценберга гораздо выше таковых же Блюхера, но огненная душа и неукротимая воля “генерала Вперед” ставят его полководчество (несмотря на Бриенн и Монмираль) гораздо выше дел Шварценберга. Не имеющий высшего военного образования Макензен оказывается куда выше эрудита - академика генерала Клюева.
Волевое начало, исходящее от сердца и потому иррациональное, свойственно деятелям военного искусства. Поэтому оно выше умового начала - начала рационалистического и свойственного деятелям военной науки. Воля встречается реже ума - и ее развить труднее, нежели ум. Воля развивается воспитанием, ум - обучением.
Волевое начало свойственно русскому народу, создавшему мировую державу в условиях, при которых всякий другой народ погиб бы. История дает нам таких исполинов воли, как Александр Невский, патриархи Гермоген и Никон, Петр Великий. Оно свойственно и русскому полководчеству.
Салтыков отстоял свою армию от посягательств Дауна и петербургской “конференции”. Румянцев довел до конца, казалось, безнадежную осаду Кольберга, хоть созывавшийся им военный совет трижды высказывался за снятие осады. Суворов явил нечеловеческую силу воли под Измаилом, сверхчеловеческую в Муттенской долине. Кто сможет по достоинству оценить волю Барклая, шедшего против течения и спасшего страну помимо ее стремлений? Кутузов, пожертвовавший Москвой, выявил большую силу духа, чем Наполеон, принявший Лейпцигскую битву. А Котляревский под Асландузом? Гурко двинул в лютую зиму российские полки за Балканы.
Уклад, сообщенный нашей Армии Александром I по окончании наполеоновских войн (эпоха, неправильно именуемая “аракчеевщиной”), не способствовал образованию, а главное - выдвижению сильных характеров. Паскевич заморозил Армию, Милютин привил ей растлевающий “нестроевой дух”, Ванновский обезличил, Куропаткин деморализовал... Это оскудение воинского духа было лишь одной из граней общенародного нашего духовного оскудения, общего ущерба российской государственности.
Волевые натуры встречались и в Восточную войну (Корнилов, Нахимов, Муравьев, Бебутов), и в Турецкую (Радецкий, Гурко, Скобелев, Таргукасов). Но безволие уже начинало брать верх на Дунае и в Крыму - (совершенно обезличенный Горчаков, в 1877 году едва не проигравшие войны Великий Князь Николай Николаевич Старший и Лорис Меликов). В Японскую войну суетливый и слабовольный Куропаткин подсекает крылья волевому Гриппенбергу и, наконец, в Мировую войну абсолютно безвольный Алексеев свел на нет блестящие успехи кампании 1916 года своими колебаниями, уговорами, переговорами и разговорами.
Волевые натуры были и в Мировую войну: Лечицкий, Плеве, Юденич, Брусилов, граф Келлер. Но русскому полководчеству определили и сообщили ему характер катастрофический военачальники упадочного типа - Алексеев, Рузский и Эверт. Результат ущерба российской государственности: Алексееву в Ставке соответствуют Беляев на посту Военного Министра, Хабалов на посту командующего войсками Петроградского Округа и Протопопов на посту министра Внутренних Дел.
Превосходство полководчества “преимущественно волевого” типа над полководчеством “преимущественно умовым” особенно рельефно скажется при сравнении русских военачальников с германскими в 1914 году.
У наших начальников отсутствовала вера в свое призвание, вера в великое будущее Родины и Армии, воля схватиться с врагом и победить - победить во что бы то ни стало . Ни горячие, ни холодные - легко и без усилий получившие чины, отличия и высокие должности - они не чувствовали чести и славы воинского звания, не чувствовали, что они не только “командуют”, но и имеют честь командовать - и что за эту честь надо платить.
2 июня 1807 года - в день Фридланда, - занимавший Кенигсберг отряд Каменского 2-го был окружен корпусом Бельяра. 5000 русских были окружены 30000 французов. Бельяр лично отправился к русскому начальнику, изложил ему обстановку и предложил капитуляцию на самых почетных условиях.
Удивляюсь вам, генерал, - холодно ответил Каменский. Вы видите на мне русский мундир и смеете предлагать сдачу!
И пробился... Вот о чем не подозревал бедный Клюев!
Германские командиры 1914 года напоминают в этом отношении наших командиров великого века. Под Сталлупеном генерал Франсуа на приказание отступить ответил: “Скажите, что генерал Франсуа отступит, лишь когда разобьет русских!” - совсем как Каменский 2-й под Оровайсом (“ребята, не отступим, пока не разобьем шведов в пух!”). Правда, Франсуа отступил, не разбив русских, тогда как под Оровайском Каменский победил. Тот же Франсуа при Сольдау бросился в бой, не дожидаясь сосредоточения всех своих сил - какой-то незримый немецкий Суворов шепнул ему на ухо: “А у Артамонова нет и половины - атакуй с Богом!” Генерал фон Морген, наступая на Сувалки, доносит Гинденбургу: “Если я и буду разбит, то завтра снова схвачусь с врагом!” Слова, которые мог бы сказать Багратион при Шенграбене. А Лицман под Брезинами проявил себя подобно Дохтурову под Аустерлицом.
Силу духа немцы черпали из своей национальной доктрины - из “Deutschland uber alles” (Шарнгорст, Мольтке, Шлиффен - лишь выразители; Фихте, Клаузевиц, Трейчке - вдохновители). Совершенно как Дохтуров, Каменский и Милорадович черпали свою силу из суворовского “мы русские, с нами Бог!”
Развитию же воли у немцев способствовали чрезвычайно высоко поставленное на верхах их воинской иерархии чувство офицерской этики, система взаимоотношений между старшими и младшими, отлично проведенная организация офицерского корпуса и порядок прохождения службы, позволявшей выдвижение сильных характеров.
Проблема воли - в первую очередь проблема воинской этики, воспитания и организации офицерства.
Керсновский А. Философия войны. Белград: Царский Вестник,1939. С. 53-66.