Певец жан татлян. История советского Азнавура: как невыездной певец Жан Татлян стал звездой Парижа и Лас-Вегаса

Родился в 1943г. в Греции в армянской семье, которая переехала в Советскую Армению, когда ему было 5 лет. Его музыкальные способности проявились очень рано. В 18 лет он становится солистом Государственного джаза Армении. Вскоре он переезжает в Ленинград и влюбляется в этот город. Работая в Ленконцерте, он создаёт свой оркестр. Не достигнув совершеннолетия, готовит сольную программу - авторский концерт, где исполняет только песни собственного сочинения (редкость по тем временам). Результат ошеломляющий - 350-400 концертов в год и все "живьём", с 17-тью музыкантами. Отдыхать было некогда, но и гонорар, слава Богу, был соответствующий. Квартира в центре города, катер, хоть и не новый, ну и, конечно, любовь сотен тысяч поклонников и поклонниц не только в Союзе, но и за рубежом. Песни: "Уличные фонари", "Осенний свет", "Песенка о капели" и многие другие в его исполнении звучали не только из всех окон, но ни одна танплощадка, ни один ресторан не могли обойтись без исполнения этих шлягеров. В кратчайший срок распродаётся более 50-ти миллионов его пластинок. Однако Жан чувствовал несвободу. В 1971 году он с одним чемоданом прилетел в Париж. Пел в кабаре "Распутин", "Московская звезда", правда, многие свои песни пришлось на время забыть, зато армянские, цыганские, русские народные составили большую часть репертуара. Быстро освоил французский, подружился с интересными людьми, нашёл работу, которая приносила радость и удовольствие, а главное, он чувствовал свободу, чего в СССР не было никогда. И эпитет "невыездной" не давал покоя артисту. За границей творческая судьба складывается довольно удачно. Он представляет Францию на 200-летии Америки в Вашингтоне. Заключает 5-летний контракт с "Империал Палас", одним из лучших казино Лас-Вегаса, по условиям которого должен петь 180 дней в году (кстати, Жан первым из советских артистов "прорвался" в Лас Вегас). Гастролирует по всему миру. После его отъезда в Советском Союзе было приказано о нём забыть. Все записи были уничтожены: размагничены и стёрты, хотя на политику там и намёка не было - все песни о любви. К счастью, сегодня он дарит нам возможность встречи с его старыми и новыми песнями. Дарит надежду, радость, любовь. В начале 90-х Жан неожиданно прилетает в Петербург, даёт подряд 7 аншлаговых выступлений в БКЗ, после чего опять исчезает, возвращается в Версаль. Тоска по Родине, по родным и близким, которых в Петербурге осталось очень много, повлияли на очередной приезд Татляна в Россию, в Ленинград. Упустив волну популярности "старых песен о главном", но ни капли об этом не пожалев, Жан приезжает уже в другой, но по-прежнему гостеприимный Петербург. Даёт всего один концерт всё в том же БКЗ "Октябрьский" 14 апреля 2000 года - Аншлаг! Татляна до сих пор помнят и любят (его появление вызвало достаточно сильный резонанс в прессе, несмотря на то, что большинство журналистов ещё и не родилось во время его бешеной популярности) - за время пребывания в России он успел поучаствовать во многих передачах центрального ТВ. Беседы с этим поистине талантливым человеком с непростой творческой судьбой приносят корреспондентам удовольствие. Сейчас в программе старые и всеми любимые песни, а также абсолютно новые - на русском, армянском, французском и идише. К счастью для всех ценителей красивых песен и "живого" исполнения, Жан Татлян не утратил прекрасного голоса, напротив, он обрёл особые свойства и талант композитора и поэта.

Пресса о нём:

Жан Татлян всегда один в поле воин Имя Жана Татляна в Советском Союзе знал каждый. Популярнейший эстрадный исполнитель, автор песен, которые до сих пор остались в памяти - "Фонари", "Осенний свет"... А потом Татлян уехал на целых 19 лет. Сделал карьеру во Франции - даже представлял эту страну на праздновании 200-летия Америки, заключил контракт с одним из лучших казино Лас-Вегаса. В начале 90-х Татлян вновь стал приезжать в Россию, собирать полные залы. 7 и 8 апреля у него концерт в Мюзик-холле. - Жан, так где вы теперь живете? - В самолете (улыбается). Как по анекдоту - Рабинович все летал из СССР в Израиль и обратно, наконец, ему говорят: "Что ты туда-сюда болтаешься, может, определишься?" - "Да уж очень остановка в Париже нравится". На самом деле у меня двойное гражданство - России и Франции. Ну а живу в Петербурге, купил здесь комнату в коммуналке. - Шутите? - Квартиру, конечно, которую своими руками и отделал. Она в трех тонах: белый потолок, серо-голубые обои, светлое натуральное дерево пола и дверей. Как-то заглянули мастера, работающие в другой квартире, попросили разрешения посмотреть. Заходят в первую комнату - красиво! В спальню, музыкальную комнату, на кухню - удивились: "Почему у вас обои везде одинаковые?" - "Да,- отвечаю, - денег не хватило". - "А, понятно". На самом деле мне не нравится, когда комнаты разные - жилье выглядит как попугай. А в моей квартире глаз отдыхает. Но вообще я там мало живу, предпочитаю деревню - у меня дом на Ладоге, тоже сам строю, привожу в порядок. Машину носили на руках - Соседи знают, что вы - знаменитость? - Поначалу все было спокойно, пока не увидели по телевизору. Стали как-то по-другому даже здороваться, один говорит: "Ну, теперь не буду руку мыть". Мне смешно все это. Ребята, я тот же человек, что изменилось-то? - А как в свое время, когда женщины всего Союза по вам с ума сходили, - сумели сохраниться? - Конечно, после концерта всегда ждали у служебного выхода, но я не спешил. Час-полтора сидел в гримерке, остывал, общался с близкими. Как-то в Горьком, где не было служебного выхода, большая толпа все-таки дождалась. Сел в машину, шофер давит на газ, а автомобиль стоит, потому что поклонники его приподняли, и колеса крутились в воздухе. Девушки писали помадой на стеклах объяснения в любви. Но ведь все это - часть послеконцертного спектакля, так я и расценивал. О себе же всегда говорил, что не пою, не выступаю, а - работаю. Так что работа такая. И до сих пор "каким ты был, таким остался"... Когда приехал в Россию после перерыва, одна женщина сказала: "Я вас так любила, а узнав, что уехали, осуждала. И только много лет спустя поняла, что вы правильно сделали". Теперь есть люди, которые осуждают, что вернулся. Я в шутку говорю, что им понадобится еще 19 лет, чтобы понять. Чужой - Я никогда не любил тусовки, всегда был один в поле воин, шел своей дорогой. Это не нравилось: чужак, гордый. Ярлык можно любой навесить. Никогда не пел о партии, комсомоле, не танцевал ни под чью дудку. Я был невыездным, не отпускали даже к тете во Францию, хотя она слала приглашения. Меня не оповестили, когда творчеством заинтересовался приехавший в СССР режиссер парижского мюзик-холла. Зато был гневный донос одного из провинциальных секретарей обкома: он ехал по городу и увидел яркую афишу с моим лицом рядом с блеклым запыленным стендом "лучших людей города". Секретарь вопрошал, до каких пор будет это безобразие? Над моей головой стали собираться тучи, через много лет знающие люди сказали, что вовремя успел уехать. Все мои записи были уничтожены. Я и сейчас такой же одиночка, не участвую в так называемом шоу-бизнесе, который именую бизнес-шоу. Не пою под фонограмму, просто не умею, бездарный я человек! Первая гитара - На скольких языках вы поете? - Знаю шесть: армянский, греческий, турецкий, русский, французский, английский. Кстати, когда приехал жить во Францию, ничего кроме "шерше ля фам" сказать не мог. Люблю языки, у меня аналитический подход - вникаю в корень слова, как оно произошло, сравниваю с другими языками. Так, хорошо понимаю и по-итальянски, потому что есть общее с французским. ...Я из тех, кто сам себя сделал. В начале пути не было ни богатых родителей, ни покровителей. Наоборот, жили бедно - мы ведь переселились из Греции (мне было пять лет), и семье нужно было осваиваться в совершенно новых условиях. Я со школьных лет подрабатывал - белил дома, так добыл денег на первую гитару. Пел на турбазах. В музыкальной школе не учился - самоучка, но начал работать в Сухумской филармонии. Я был гитаристом в квартете, и по совмещению исполнял несколько песен. Успех был больше, чем у официального солиста с консерваторским образованием. Так что уже тогда столкнулся с завистью, антагонизмом. Привык, что это сопутствует актерской жизни. Закончил Киевское эстрадное училище, в восемнадцать стал солистом Государственного джаза Армении, вскоре переманили в Ленинград. Сами понимаете, при моей популярности мог выбрать любой город - Москву, Киев, но предпочел Ленинград. - Как же вам, южному человеку, пришелся этот ужасный климат? - Мне нравится. В самое темное время года - в декабре ленинградский пейзаж подсказал мне одну из самых популярных песен "Фонари". Туман, пасмурно, мерцание огней: Прелесть! Я вообще оптимист, все в жизни радует. Даже из плохого беру хорошее, как в анекдоте: раненому на поле боя ногу оторвало, а он благодарит Бога. Другой стонет: "За что благодаришь?" - "За то, что сохранил вторую". Природа моя такая, характер, беру все налегке. - Жене, наверное, с вами легко? - Если вы хотите расспросить о личной жизни, то тут табу, на эту тему не распространяюсь. Семья для меня святое, боюсь дурного глаза. Каждый день радуюсь, что у меня есть это чудо - дочь моей тещи! - ...Даже не сразу сообразила, что это вы о жене. - Жена - звучит слишком официально, а дочь моей тещи - красиво. Каждый год вместе считаю за пять. Один приятель не понял - что, так плохо? - "Дурак, - говорю, - стараюсь наверстать годы, прожитые без нее". Кирпич в чемодане - Газета выходит в преддверии первого апреля... - Понял, к чему клоните. Расскажу, как мы с ребятами шутили в оркестре. Был один музыкант, который всегда опаздывал, трепал нервы. Решили его проучить: прибили к полу туфли концертные, на сцену идти, а он отдирает. Или в чемодан ему кирпич подкладывали, чтоб не только нам от него страдать. Другой был очень доверчивый. Ему в шляпу с внутренней стороны, под ленточку, приклеивали каждый день бумажную полоску. И сговорились странно на него смотреть, вздыхать, что выглядит неважно. В один прекрасный день шляпа на голову вовсе не влезла. Он в ужасе: "Ребята, у меня голова опухла!" Тут мы раскололись, а он даже не обиделся. Я тоже на людей стараюсь не обижаться. - Тогда я вам скажу, что в этом берете вы больше всего похожи на парижского таксиста, а не певца. - Берет - это мой образ, мой имидж, хоть и не люблю этого слова. Дочери моей тещи всегда говорю - не волнуйся, если что-то с голосом случится, могу быть таксистом, так же как каменщиком, маляром. Я ведь прежде всего человек, и по совмещению - артист.

Жан Арутюнович Татлян (род. 17 августа , Салоники) - советский и французский эстрадный певец.

Биография

Жан Арутюнович Татлян родился 17 августа 1943 года в Салониках (Греция) в армянской семье. Был младшим из троих детей. В 1947 году семья переехала в Советскую Армению .

Музыкой профессионально начал заниматься ещё до совершеннолетия. Окончил эстрадно-цирковое училище в Киеве . В 1956 году вместе с семьёй переехал в Сухуми , где работал в местной филармонии. В 1961 году стал солистом Государственного джаза Армении. Впоследствии переехал в Ленинград , где начал работать в Ленконцерте , создал свой оркестр, музыкальным руководителем которого пригласил Григория Клеймица . Их дружба продолжалась всю жизнь.

Хитами также стали песни «Уличные фонари», «Осенний свет», «Песенка о капели», «Старая башня» и многие другие. Тиражи пластинок достигли пятидесяти миллионов.

• Люблю танцевать самбу , обработка К. Орбеляна) - на греческом языке
• Уличные фонари (музыка Ж. Татляна, стихи Юрия Гарина)
• Гитарово (Бронке - русский текст Ю. Батицкого)
• Моя песня о Родине (К. Орбелян - О. Гукасян)

• Песенка о капели (Р. Рождественский)
• Море зовёт (Г. Регистан)
• Воскресенье (С. Льясов)
• Лучший город Земли (Л. Дербенёв)

• Звёздная ночь (А. Горохов)
• Ласточки (А. Ольгин)
• Воздушные замки (С. Льясов)
• Осенний свет (С. Льясов)

• Страна влюблённых (А. Бабаджанян - Л. Дербенёв)
• Воспоминание (А. Бабаджанян - Р. Рождественский)
• Хочу забыть (Г. Гарваренц - русский текст А. Горохова)
• Память (А. Бабаджанян - В. Орлов)

Михаил Шемякин вспоминает, что во время очередного дружеского загула в Париже они с Владимиром Высоцким оказались ночью в ресторане Жана Татляна «Две гитары». Результатом этого визита стала песня «Французские бесы » .

Напишите отзыв о статье "Татлян, Жан"

Примечания

Ссылки

• - запись 11 февраля

Отрывок, характеризующий Татлян, Жан

– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.

– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п"отивники отказались от п"ими"ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т"и начинать сходиться.
– Г…"аз! Два! Т"и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.

Песни Жана Татляна в 60-х годах пел весь Советский Союз. Артист был одним из самых высокооплачиваемых композиторов и певцов нашей страны. В каждом доме были виниловые пластинки с записями его песен. Но в 70-х годах, сразу после того, как Жан эмигрировал в Париж, его имя было вычеркнуто из списка любимых артистов Советского Союза. Татляна начали забывать. Сегодня его песни — «Звездная ночь», «Ласточки», «Воздушные замки» или «Осенний свет», помнит только старшее поколение слушателей. Старые пластинки певца — большая редкость. В советское время они были изъяты изо всех музыкальных магазинов. Тем не менее, Жан Татлян — человек с очень необычной биографией, уже вернулся в Россию, и с 1991 года живет в Санкт-Петербурге. 25 октября во Дворце культуры имени Ленсовета состоялся юбилейный вечер легендарного певца и композитора — Жана Татляна.

— Говорят, у Вас было все — квартира, машина, деньги и популярность. Почему же Вы эмигрировали из СССР?

— Действительно, в СССР я достиг многого. Но у всех, кто уезжал, и у меня в том числе, была общая мотивация — отсутствие свободы. Я был невыездной. Где-то в 65-66 годах в Советский Союз приезжал хозяин парижской «Олимпии» — господин Кокатрикс. Выбирая артистов для выступления в знаменитом концертном зале, он назвал мое имя. «У вас в Союзе есть певец, который пишет и поет песни в стиле шансонье. Познакомьте нас», попросил он. Не знаю, как ему объяснили отказ, может быть, сказали, что я болен, рассказали про мои длительные гастроли, например, на Дальнем Востоке. Одним словом, тогда мы с ним так и не встретились. А об этой истории я случайно узнал сначала в Москве — от переводчицы Кокатрикса, а затем в Париже — от самого Брюно Кокатрикса.

— Вам не доверяли, потому что Вы приехали в Советский Союз из Греции, где жили Ваши родители и родились Вы?

— Да, я родился в Греции. В армянской семье. Потом мы переехали в Армению. Так что в какой-то степени я был вроде бы свой, но в то же время, немного чужой в Советском Союзе. Кроме того, я никогда не пел песен о красном флаге, КПСС и компартии, но всегда пел о любви. Меня не сломали! Сейчас я говорю об этом с гордостью.

— Что заставило Вас вернуться в Россию?

— Многие артисты, художники и музыканты отправлялись в другие страны искать лучшей, более обеспеченной жизни. У меня не эта была причина, что я уехал. И не эта причина, что вернулся. Мне было неважно, что лежит у меня в тарелке за завтраком, обедом и ужином, но важно, с кем я сижу за столом. Я уехал из Советского Союза, но вернулся в Россию. Уехал из Ленинграда, но приехал в Санкт-Петербург. И, к счастью, в России есть публика, которая помнит, любит, и хочет слушать мои песни. Я вернулся на Родину. В одной из песен Марка Бернеса: «С чего начинается Родина», об этом хорошо сказано.

— В Вашей ситуации слово «Родина» ассоциируется у многих, в первую очередь, с ностальгией....

— Это великолепное слово и великолепное состояние -грустное и радостное одновременно. Не понимаю, почему некоторые относятся к этому чувству отрицательно.

— Как сложилась Ваша творческая жизнь за границей?

— У меня были передачи на радио и телевидении, концерты и выступления. Я представлял Францию на праздновании 200-летия Америки в Вашингтоне! В то время я даже не был гражданином Франции! В 1982 году заключил контракт с одним из самых крупных казино в Лас-Вегасе. Выступал там четыре месяца, и каждый вечер — для американцев. Эмигранты тогда просто не могли позволить себе пойти в казино.

— Как случилось, что Вы начали сочинять песни сами?

— Мне кажется, когда ты сам сочиняешь и сам исполняешь свои песни, все получается более органично. Ведь это твое «Я», твои ощущения, мысли и чувства.

— Какую из Ваших песен больше всего любят европейские слушатели?

— Я почти не пел за границей песни, любимые в Советском Союзе. Исполнял в основном народные русские, армянские и греческие песни. Они были более популярны. Кроме того, пел песни своих кумиров — Шарля Азнавура, Фрэнка Синатры, Жюльбера Беко, Лео Ферре, Наткина Колла. Обычно люди, достигшие популярности, забывают о своих кумирах, которых они когда-то, еще в молодости, копировали. Как будто считают себя чуть ли не богами. А я, наоборот, — с почтением отношусь к своим кумирам, люблю их и даже в какой-то степени, до сих пор преклоняюсь перед ними.

— Кто обучал Вас французскому языку, когда Вы приехали в Париж?

— Французский певец -Жан Дувалян. В свое время он эмигрировал из Франции в Советский Союз. Писал песни, исполнял их. Но, несмотря на популярность в нашей стране, через 11 лет снова вернулся во Францию. Так вот, он прекрасно знал французский язык. Лучше, чем многие французы. И, когда я приехал во Францию, Жан со мной занимался, учил меня языку. Так что, теперь я не только говорю, но даже плачу по-французски. С Жаном мы дружили 50 лет. К сожалению, в этом году он умер.

— А сколько языков Вы знаете?

— Я говорю на греческом, армянском, русском, французском, английском и турецком языках. Причем, греческий, армянский и русский знаю с детства. Наверное, у меня есть способность к языкам. Они легко мне даются.

— Чем, на Ваш взгляд, близки и чем отличаются, Париж и Санкт-Петербург?

— Это такие далекие и разные, но в то же время, такие близкие друг другу, города. В России есть спонтанность, непосредственность и простота общения. А в Париже, так же как в других европейских городах, люди более далеки друг от друга. Не так быстро сходятся. Правда, у нас сейчас тоже рыночная система. Деньги, деньги, деньги.... Все большую роль в нашей жизни играют деньги. В особенности — у молодежи. Деньги — это хорошо. Но это еще не все. Это ведь не здоровье, не интеллект и не ум.

— В каких уголках Парижа и Санкт-Петербурга Вы любите бывать?

— В Париже мне нравятся Латинский квартал и Монмартр. На мой взгляд, это очень колоритные места, хорошо передающие дух Парижа. В Петербурге люблю канал Грибоедова, Михайловский парк и Зимний сад.

— Недавно состоялся Ваш юбилейный вечер. Вы любите отмечать свои дни рождения?

— Не люблю. Есть люди, которые придают им большое значение: «Посмотрите, я родился!». Для меня день рождения — это обычный день, такой, как сегодня, вчера или завтра. Самое главное -здоровье и удача, спокойствие в жизни и творчестве. И пусть Господь Бог сохранит нам разум и чувство юмора.

Жан Арутюнович Татлян родился в 1943 году в Салониках (Греция) в армянской семье, которая переехала в Советскую Армению, когда ему было 5 лет.

Его музыкальные способности проявились очень рано. В 18 лет он становится солистом Государственного джаза Армении. Вскоре он переезжает в Ленинград и влюбляется в этот город. Работая в Ленконцерте, он создаёт свой оркестр. Не достигнув совершеннолетия, готовит сольную программу - авторский концерт, где исполняет только песни собственного сочинения (редкость по тем временам). Результат ошеломляющий - 350-400 концертов в год и все «живьём», с семнадцатью музыкантами. Отдыхать было некогда, но и гонорар был соответствующий. Квартира в центре города, катер, и любовь сотен тысяч поклонников и поклонниц не только в Союзе, но и за рубежом. Песни: «Уличные фонари», «Осенний свет», «Песенка о капели» и многие другие в его исполнении звучали не только из всех окон, но ни одна танплощадка, ни один ресторан не могли обойтись без исполнения этих шлягеров. В кратчайший срок распродаётся более пятидесяти миллионов его пластинок.

Однако Жан чувствовал несвободу. В 1971 году он с одним чемоданом прилетел в Париж. Пел в кабаре «Распутин», «Московская звезда», правда, многие свои песни пришлось на время забыть, зато армянские, цыганские, русские народные составили большую часть репертуара. Быстро освоил французский, подружился с интересными людьми, нашёл работу, которая приносила радость и удовольствие, а главное, он чувствовал свободу, чего в СССР не было никогда. И эпитет «невыездной» не давал покоя артисту.

За границей творческая судьба складывается довольно удачно. Он представляет Францию на 200-летии США в Вашингтоне. Заключает 5-летний контракт с «Империал Палас», одним из лучших казино Лас-Вегаса, по условиям которого должен петь 180 дней в году (кстати, Жан первым из советских артистов «прорвался» в Лас-Вегас). Гастролирует по всему миру. После его отъезда в Советском Союзе было приказано о нём забыть. Все записи были уничтожены: размагничены и стёрты, хотя на политику там и намёка не было - все песни о любви.

В начале 90-х Жан неожиданно прилетает в Санкт-Петербург, даёт подряд 7 аншлаговых выступлений в ДК им. Горького, после чего опять исчезает, возвращается в Версаль. Тоска по Родине, по родным и близким, которых в Петербурге осталось очень много, повлияли на очередной приезд Татляна в Россию. Упустив волну популярности «старых песен о главном», но ни капли об этом не пожалев, Жан приезжает уже в другой, но по-прежнему гостеприимный Петербург. Даёт всего один концерт в БКЗ «Октябрьский» 14 апреля 2000 года - аншлаг! Его появление вызвало достаточно сильный резонанс в прессе, несмотря на то, что большинство журналистов ещё и не родилось во время его бешеной популярности. За время пребывания в России он успел поучаствовать во многих передачах центрального ТВ.

Сейчас в программе старые и всеми любимые песни, а также абсолютно новые - на русском, армянском, французском и идише. К счастью для всех ценителей красивых песен и «живого» исполнения, Жан Татлян не утратил прекрасного голоса, напротив, он обрёл особые свойства и талант композитора и поэта

Жан Арутюнович Татлян (род. 17 августа 1943, Салоники, Греция) - советский и французский эстрадный певец. Родился в армянской семье. Был младшим из троих детей. В 1947 году семья переехала в Советскую Армению.
Музыкой профессионально начал заниматься ещё до совершеннолетия. Окончил эстрадно-цирковое училище в Киеве. В 1956 году вместе с семьёй переехал в Сухуми, где работал в местной филармонии. В 1961 году стал солистом Государственного джаза Армении. Впоследствии переехал в Ленинград, где начал работать в Ленконцерте, создал свой оркестр, музыкальным руководителем которого пригласил Григория Клеймица. Их дружба продолжалась всю жизнь.
Хитами также стали песни «Уличные фонари», «Осенний свет», «Песенка о капели», «Старая башня» и многие другие. Тиражи пластинок достигли пятидесяти миллионов.
В 1971 году артист эмигрировал в Париж, заключив фиктивный брак с француженкой. Пел в кабаре «Распутин», ресторане «Московская звезда». Позднее открыл в центре Парижа, возле Триумфальной арки, свой ресторан «Две гитары». Наряду с песнями собственного сочинения значительную часть репертуара составляли армянские, цыганские и русские народные песни. Быстро освоил французский язык, завёл важные знакомства. Среди друзей звёзды кино и эстрады Мишель Мерсье, Шарль Азнавур, Лайза Минелли.
Он представлял Францию на 200-летии США в Вашингтоне. Первым из советских певцов заключил 5-летний контракт с «Империал Палас», одним из лучших казино Лас-Вегаса, по условиям которого пел 180 дней в году. Гастролировал по всему миру.
После отъезда Татляна в Советском Союзе было приказано все его записи уничтожить, и лишь благодаря самоотверженности некоторых работников радио и телевидения часть записей выступлений Татляна сохранилась.
В начале 1990-х Жан прилетел в Санкт-Петербург и дал семь аншлаговых концертов в ДК имени Горького, после чего возвратился в Версаль. 14 апреля 2000 года приехал вновь и дал аншлаговый концерт в БКЗ «Октябрьский». Его появление вызвало большой резонанс в прессе, он принял участие во многих передачах центрального российского телевидения и решил вернуться в Россию. Живёт в Санкт-Петербурге.
Жан Татлян исполняет песни на русском, армянском, французском, итальянском, английском, греческом и идише. Певец продолжает выступать и записывать музыкальные альбомы. В 2004 году был почётным гостем Фестиваля «Славянский базар» в Витебске, где исполнил «Очи чёрные». 6 февраля 2009 года состоялся концерт Жана Татляна в Москве в театре эстрады. 11 февраля он участвовал в ток-шоу «Встречи на Моховой» - популярной программе Пятого канала, которая снимается в знаменитом Учебном театре Санкт-Петербургской театральной академии на Моховой улице. 21 января 2010 года он принял участие в концерте памяти композитора Арно Бабаджаняна в Новосибирском театре оперы и балета. 11 и 12 ноября 2011 года в Санкт-Петербурге прошли два концерта Жана Татляна. В концерте также принимала участие певица Арминэ Саркисян, исполнившая вместе с Жаном несколько произведений. Записан также новый альбом «Мои Романсы».