Раковый корпус А.Солженицын. Книга раковый корпус читать онлайн
Всех собрал этот страшный корпус - тринадцатый, раковый. Гонимых и гонителей, молчаливых и бодрых, работяг и стяжателей - всех собрал и обезличил, все они теперь только тяжелобольные, вырванные из привычной обстановки, отвергнутые и отвергнувшие все привычное и родное. Нет у них теперь ни дома другого, ни жизни другой. Они приходят сюда с болью, с сомнением - рак или нет, жить или умирать? Впрочем, о смерти не думает никто, её нет. Ефрем, с забинтованной шеей, ходит и нудит «Сикиверное наше дело», но и он не думает о смерти, несмотря на то что бинты поднимаются все выше и выше, а врачи все больше отмалчиваются, - не хочет он поверить в смерть и не верит. Он старожил, в первый раз отпустила его болезнь и сейчас отпустит. Русанов Николай Павлович - ответственный работник, мечтающий о заслуженной персональной пенсии. Сюда попал случайно, если уж и надо в больницу, то не в эту, где такие варварские условия (ни тебе отдельной палаты, ни специалистов и ухода, подобающего его положению). Да и народец подобрался в палате, один Оглоед чего стоит - ссыльный, грубиян и симулянт.
А Костоглотов (Оглоедом его все тот же проницательный Русанов назвал) и сам уже себя больным не считает. Двенадцать дней назад приполз он в клинику не больным - умирающим, а сейчас ему даже сны снятся какие-то «расплывчато-приятные», и в гости горазд сходить - явный признак выздоровления. Так ведь иначе не могло и быть, столько уже перенёс: воевал, потом сидел, института не кончил (а теперь - тридцать четыре, поздно), в офицеры не взяли, сослан навечно, да ещё вот - рак. Более упрямого, въедливого пациента не найти: болеет профессионально (книгу патанатомии проштудировал), на всякий вопрос добивается ответа от специалистов, нашёл врача Масленникова, который чудо-лекарством - чагой лечит. И уже готов сам отправиться на поиски, лечиться, как всякая живая тварь лечится, да нельзя ему в Россию, где растут удивительные деревья - берёзы...
Замечательный способ выздоровления с помощью чая из чаги (берёзового гриба) оживил и заинтересовал всех раковых больных, уставших, разуверившихся. Но не такой человек Костоглотов Олег, чтобы все свои секреты раскрывать этим свободным., но не наученным «мудрости жизненных жертв», не умеющим скинуть все ненужное, лишнее и лечиться...
Веривший во все народные лекарства (тут и чага, и иссык-кульский корень - аконитум), Олег Костоглотов с большой настороженностью относится ко всякому «научному» вмешательству в свой организм, чем немало досаждает лечащим врачам Вере Корнильевне Гангарт и Людмиле Афанасьевне Донцовой. С последней Оглоед все порывается на откровенный разговор, но Людмила Афанасьевна, «уступая в малом» (отменяя один сеанс лучевой терапии), с врачебной хитростью тут же прописывает «небольшой» укол синэстрола, лекарства, убивающего, как выяснил позднее Олег, ту единственную радость в жизни, что осталась ему, прошедшему через четырнадцать лет лишений, которую испытывал он всякий раз при встрече с Вегой (Верой Гангарт). Имеет ли врач право излечить пациента любой ценой? Должен ли больной и хочет ли выжить любой ценой? Не может Олег Костоглотов обсудить это с Верой Гангарт при всем своём желании. Слепая вера Веги в науку наталкивается на уверенность Олега в силы природы, человека, в свои силы. И оба они идут на уступки: Вера Корнильевна просит, и Олег выливает настой корня, соглашается на переливание крови, на укол, уничтожающий, казалось бы, последнюю радость, доступную Олегу на земле. Радость любить и быть любимым.
А Вега принимает эту жертву: самоотречение настолько в природе Веры Гангарт, что она и представить себе не может иной жизни. Пройдя через четырнадцать пустынь одиночества во имя своей единственной любви, начавшейся совсем рано и трагически оборвавшейся, пройдя через четырнадцать лет безумия ради мальчика, называвшего её Вегой и погибшего на войне, она только сейчас полностью уверилась в своей правоте, именно сегодня новый, законченный смысл приобрела её многолетняя верность. Теперь, когда встречен человек, вынесший, как и она, на своих плечах годы лишений и одиночества, как и она, не согнувшийся под этой тяжестью и потому такой близкий, родной, понимающий и понятный, - стоит жить ради такой встречи!
Многое должен пережить и передумать человек, прежде чем придёт к такому пониманию жизни, не каждому это дано. Вот и Зоенька, пчёлка-Зоенька, как ни нравится ей Костоглотов, не будет даже местом своим медсестры жертвовать, а уж себя и подавно постарается уберечь от человека, с которым можно тайком от всех целоваться в коридорном тупике, но нельзя создать настоящее семейное счастье (с детьми, вышиванием мулине, подушечками и ещё многими и многими доступными другим радостями). Одинакового роста с Верой Корнильевной, Зоя гораздо плотней, потому и кажется крупнее, осанистее. Да и в отношениях их с Олегом нет той хрупкости-недосказанности, которая царит между Костоглотовым и Гангарт. Как будущий врач Зоя (студентка мединститута) прекрасно понимает «обречённость» больного Костоглотова. Именно она раскрывает ему глаза на тайну нового укола, прописанного Донцовой. И снова, как пульсация вен, - да стоит ли жить после такого? Стоит ли?..
А Людмила Афанасьевна и сама уже не убеждена в безупречности научного подхода. Когда-то, лет пятнадцать - двадцать назад, спасшая столько жизней лучевая терапия казалась методом универсальным, просто находкой для врачей-онкологов. И только теперь, последние два года, стали появляться больные, бывшие пациенты онкологических клиник, с явными изменениями на тех местах, где были применены особенно сильные дозы облучения. И вот уже Людмиле Афанасьевне приходится писать доклад на тему «Лучевая болезнь» и перебирать в памяти случаи возврата «лучевиков». Да и её собственная боль в области желудка, симптом, знакомый ей как диагносту-онкологу, вдруг пошатнула прежнюю уверенность, решительность и властность. Можно ли ставить вопрос о праве врача лечить? Нет, здесь явно Костоглотов не прав, но и это мало успокаивает Людмилу Афанасьевну. Угнетённость - вот то состояние, в котором находится врач Донцова, вот что действительно начинает сближать её, такую недосягаемую прежде, с её пациентами. «Я сделала, что могла. Но я ранена и падаю тоже».
Уже спала опухоль у Русанова, но ни радости, ни облегчения не приносит ему это известие. Слишком о многом заставила задуматься его болезнь, заставила остановиться и осмотреться. Нет, он не сомневается в правильности прожитой жизни, но ведь другие-то могут не понять, не простить (ни анонимок, ни сигналов, посылать которые он просто был обязан по долгу службы, по долгу честного гражданина, наконец). Да не столько его волновали другие (например, Костоглотов, да что он вообще в жизни-то смыслит: Оглоед, одно слово!), сколько собственные дети: как им все объяснить? Одна надежда на дочь Авиету: та правильная, гордость отца, умница. Тяжелее всего с сыном Юркой: слишком уж он доверчивый и наивный, бесхребетный. Жаль его, как жить-то такому бесхарактерному. Очень напоминает это Русанову один из разговоров в палате, ещё в начале лечения. Главным оратором был Ефрем: перестав зудеть, он долго читал какую-то книжечку, подсунутую ему Костоглотовым, долго думал, молчал, а потом и выдал: «Чем жив человек?» Довольствием, специальностью, родиной (родными местами), воздухом, хлебом, водой - много разных предположений посыпалось. И только Николай Павлович уверенно отчеканил: «Люди живут идейностью и общественным благом». Мораль же книги, написанной Львом Толстым, оказалась совсем «не наша». Лю-бо-вью... За километр несёт слюнтяйством! Ефрем задумался, затосковал, так и ушёл из палаты, не проронив больше ни слова. Не так очевидна показалась ему неправота писателя, имя которого он раньше-то и не слыхивал. Выписали Ефрема, а через день вернули его с вокзала обратно, под простыню. И совсем тоскливо стало всем, продолжающим жить.
Вот уж кто не собирается поддаваться своей болезни, своему горю, своему страху - так это Демка, впитывающий все, о чем бы ни говорилось в палате. Много пережил он за свои шестнадцать лет: отец бросил мать (и Демка его не обвиняет, потому как она «скурвилась»), матери стало совсем не до сына, а он, несмотря ни на что, пытался выжить, выучиться, встать на ноги. Единственная радость осталась сироте - футбол. За неё он и пострадал: удар по ноге - и рак. За что? Почему? Мальчик со слишком уж взрослым лицом, тяжёлым взглядом, не талант (по мнению Вадима, соседа по палате), однако очень старательный, вдумчивый. Он читает (много и бестолково), занимается (и так слишком много пропущено), мечтает поступить в институт, чтобы создавать литературу (потому что правду любит, его «общественная жизнь очень разжигает»). Все для него впервые: и рассуждения о смысле жизни, и новый необычный взгляд на религию (тёти Стефы, которой и поплакаться не стыдно), и первая горькая любовь (и та - больничная, безысходная). Но так сильно в нем желание жить, что и отнятая нога кажется выходом удачным: больше времени на учёбу (не надо на танцы бегать), пособие по инвалидности будешь получать (на хлеб хватит, а без сахара обойдётся), а главное - жив!
А любовь Демкина, Асенька, поразила его безупречным знанием всей жизни. Как будто только с катка, или с танцплощадки, или из кино заскочила эта девчонка на пять минут в клинику, просто провериться, да здесь, за стенами ракового, и осталась вся её убеждённость. Кому она теперь такая, одногрудая, нужна будет, из всего её жизненного опыта только и выходило: незачем теперь жить! Демка-то, может быть, и сказал зачем: что-то надумал он за долгое лечение-учение (жизненное учение, как Костоглотов наставлял, - единственно верное учение), да не складывается это в слова.
И остаются позади все купальники Асенькины ненадёванные и некупленные, все анкеты Русанова непроверенные и недописанные, все стройки Ефремовы незавершённые. Опрокинулся весь «порядок мировых вещей». Первое сживание с болезнью раздавило Донцову, как лягушку. Уже не узнает доктор Орещенков своей любимой ученицы, смотрит и смотрит на её растерянность, понимая, как современный человек беспомощен перед ликом смерти. Сам Дормидонт Тихонович за годы врачебной практики (и клинической, и консультативной, и частной практики), за долгие годы потерь, а в особенности после смерти его жены, как будто понял что-то своё, иное в этой жизни. И проявилось это иное прежде всего в глазах доктора, главном «инструменте» общения с больными и учениками. Во взгляде его, и по сей день внимательно-твёрдом, заметен отблеск какой-то отреченности. Ничего не хочет старик, только медной дощечки на двери и звонка, доступного любому прохожему. От Людочки же он ожидал большей стойкости и выдержки.
Всегда собранный Вадим Зацырко, всю свою жизнь боявшийся хотя бы минуту провести в бездействии, месяц лежит в палате ракового корпуса. Месяц - и он уже не убеждён в необходимости совершить подвиг, достойный его таланта, оставить людям после себя новый метод поиска руд и умереть героем (двадцать семь лет - лермонтовский возраст!).
Всеобщее уныние, царившее в палате, не нарушается даже пестротой смены пациентов: спускается в хирургическую Демка и в палате появляются двое новичков. Первый занял Демкину койку - в углу, у двери. Филин - окрестил его Павел Николаевич, гордый сам своей проницательностью. И правда, этот больной похож на старую, мудрую птицу. Очень сутулый, с лицом изношенным, с выпуклыми отёчными глазами - «палатный молчальник»; жизнь, кажется, научила его только одному: сидеть и тихо выслушивать все, что говорилось в его присутствии. Библиотекарь, закончивший когда-то сельхозакадемию, большевик с семнадцатого года, участник гражданской войны, отрёкшийся от жизни человек - вот кто такой этот одинокий старик. Без друзей, жена умерла, дети забыли, ещё более одиноким его сделала болезнь - отверженный, отстаивающий идею нравственного социализма в споре с Костоглотовым, презирающий себя и жизнь, проведённую в молчании. Все это узнает любивший слушать и слышать Костоглотов одним солнечным весенним днём... Что-то неожиданное, радостное теснит грудь Олегу Костоглотову. Началось это накануне выписки, радовали мысли о Веге, радовало предстоящее «освобождение» из клиники, радовали новые неожиданные известия из газет, радовала и сама природа, прорвавшаяся, наконец, яркими солнечными деньками, зазеленевшая первой несмелой зеленью. Радовало возвращение в вечную ссылку, в милый родной Уш-Терек. Туда, где живёт семья Кадминых, самых счастливых людей из всех, кого встречал он за свою жизнь. В его кармане две бумажки с адресами Зои и Веги, но непереносимо велико для него, много пережившего и от многого отказавшегося, было бы такое простое, такое земное счастье. Ведь есть уже необыкновенно-нежный цветущий урюк в одном из двориков покидаемого города, есть весеннее розовое утро, гордый козел, антилопа нильгау и прекрасная далёкая звезда Вега... Чем люди живы.
Пересказали Т. В. и М. Г. Павловец.
1967 (на Западе)
1990 (СССР)
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
История создания и цензура
Роман первоначально был принят к публикации в журнале «Новый мир » при главном редакторе Александре Твардовском , и с автором был заключён договор. Первая часть романа официально обсуждалась в секции прозы Московского отделения Союза писателей СССР (1966).
Тем не менее в тот период «Раковый корпус» так и не был опубликован в СССР. Вершиной советского легального существования «Ракового корпуса» был набор нескольких первых глав для публикации в «Новом мире». В докладной записке заведующих отделами пропаганды и агитации и культуры ЦК КПСС В. Степакова и В. Шауро от 24 мая 1968 г. отмечалось, что «…редакция „Нового мира“, непосредственно его главный редактор А. Твардовский делали неоднократные попытки опубликовать в журнале повесть А. Солженицына „Раковый корпус“. В конце декабря по указанию главного редактора часть рукописи была уже направлена в набор…» . По распоряжению властей печатание было остановлено , а набор был затем рассыпан.
В конце концов «Раковый корпус» стал расходиться в СССР в самиздате и вышел в переводах и на русском языке на Западе. Вместе с романом «В круге первом » стал большим мировым литературным событием и был одним из оснований для присуждения Солженицыну Нобелевской премии по литературе (1970).
В СССР впервые издан в журнале «Новый мир» в 1990 году (№ 6-8).
Сюжет
Действие романа в основном происходит в тринадцатом («раковом») корпусе грязной и переполненной больницы при клинике . Солженицын показывает споры, столкновения в вопросах идеологии, борьбу с болезнью, со смертью, внутренний мир обитателей палаты:
- Главного героя ленинградца Олега Костоглотова - фронтовика, бывшего зека, приговорённого к вечной ссылке в Казахстан .
- Руководителя отдела кадров Павла Русанова - адепта сталинской системы , доносчика.
- Школьника, сироту Дёмку, мечтающего получить высшее образование.
- Молодого учёного-геолога Вадима Зацырко, на пороге смерти работающего над методом определения наличия руд по радиоактивным водам.
- Библиотекаря сельхозтехникума Алексея Шулубина, бывшего научного деятеля разгромленной лысенковцами советской биологии.
- Строителя Ефрема Поддуева, на пороге смерти прочитавшего рассказ Льва Толстого «Чем люди живы» и задумавшегося о собственной нравственности.
Судьба разбрасывает товарищей по несчастью: одних выписывают умирать, некоторых переводят в другие отделения, других выписывают «с улучшением».
Персонажи и прототипы
Некоторые персонажи повести имеют реальные прототипы:
- Людмила Афанасьевна Донцова («мама») - заведующая лучевым отделением Лидия Александровна Дунаева.
- Вера Корнильевна Гангарт - лечащий доктор Ирина Емельяновна Мейке.
- Кременцов - старик Кременцов, борода академика Павлова (глава 17).
- Елизавета Анатольевна (глава 34) - Елизавета Денисовна Воронянская .
Оценки
На сцене
Напишите отзыв о статье "Раковый корпус"
Примечания
Ссылки
Веб-проекты, связанные с книгой- (Проверено 8 ноября 2009)
- http://www.lib.ru/PROZA/SOLZHENICYN/rk.txt
- http://www.solgenizin.net.ru/razdel-al-elbook-616/
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Раковый корпус
Голос отца становился всё тише, пока совсем истончился и исчез... Моя душа успокоилась. Это и правда был ОН!.. И он снова жил, только теперь уже в своём, ещё незнакомом мне, посмертном мире... Но он всё также думал и чувствовал, как он сам только что говорил – даже намного ярче, чем когда он жил на Земле. Я могла больше не бояться, что никогда не узнаю о нём... Что он ушёл от меня навсегда.Но моя женская душа, несмотря ни на что, всё так же скорбела о нём... О том, что я не могла просто по-человечески его обнять, когда мне становилось одиноко... Что не могла спрятать свою тоску и страх на его широкой груди, желая покоя... Что его сильная, ласковая ладонь не могла больше погладить мою уставшую голову, этим как бы говоря, что всё уладится и всё обязательно будет хорошо... Мне безумно не хватало этих маленьких и вроде бы незначительных, но таких дорогих, чисто «человеческих» радостей, и душа голодала по ним, не в состоянии найти успокоения. Да, я была воином... Но ещё я была и женщиной. Его единственной дочерью, которая раньше всегда знала, что случись даже самое страшное – отец всегда будет рядом, всегда будет со мной... И я болезненно по всему этому тосковала...
Кое-как стряхнув нахлынувшую печаль, я заставила себя думать о Караффе. Подобные мысли тут же отрезвляли и заставляли внутренне собираться, так как я прекрасно понимала, что данный «покой» являлся всего лишь временной передышкой...
Но к моему величайшему удивлению – Караффа всё также не появлялся...
Проходили дни – тревога росла. Я пыталась придумать какие-то объяснения его отсутствию, но ничего серьёзного, к сожалению, в голову не приходило... Я чувствовала, что он что-то готовит, но никак не могла угадать – что. Измученные нервы сдавали. И чтобы окончательно не сойти с ума от ожидания, я начала каждодневно гулять по дворцу. Выходить мне не запрещалось, но и не одобрялось, поэтому, не желая далее сидеть взаперти, я для себя решила, что буду гулять... несмотря на то, что возможно это кому-то и не понравится. Дворец оказался огромным и необычайно богатым. Красота комнат поражала воображение, но лично я в такой бьющей в глаза роскоши никогда не смогла бы жить... Позолота стен и потолков давила, ущемляя мастерство изумительных фресок, задыхавшихся в сверкающем окружении золотых тонов. Я с наслаждением отдавала дань таланту художников, расписывавших это чудо-жилище, часами любуясь их творениями и искренне восхищаясь тончайшим мастерством. Пока что никто меня не беспокоил, никто ни разу не остановил. Хотя постоянно встречались какие-то люди, которые, встретив, с уважением кланялись и уходили дальше, спеша каждый по своим делам. Несмотря на такую ложную «свободу», всё это настораживало, и каждый новый день приносил всё большую и большую тревогу. Это «спокойствие» не могло продолжаться вечно. И я была почти уверена, что оно обязательно «разродится» какой-то жуткой и болезненной для меня бедой...
Чтобы как можно меньше думать о плохом, я каждый день заставляла себя всё глубже и внимательнее исследовать потрясающий Папский дворец. Меня интересовал предел моих возможностей... Должно ведь было где-то находиться «запрещённое» место, куда «чужым» входить не дозволялось?.. Но, как ни странно, пока что никакой «реакции» у охраны вызвать не удавалось... Мне беспрепятственно разрешалось гулять везде, где желалось, конечно же, не покидая пределов самого дворца.
Так, совершенно свободно разгуливая по жилищу святейшего Папы, я ломала голову, не представляя, что означал этот необъяснимый, длительный «перерыв». Я точно знала, Караффа очень часто находился у себя в покоях. Что означало только одно – в длительные путешествия он пока что не отправлялся. Но и меня он почему-то всё также не беспокоил, будто искренне позабыл, что я находилась в его плену, и что всё ещё была жива...
Во время моих «прогулок» мне встречалось множество разных-преразных приезжих, являвшихся на визит к святейшему Папе. Это были и кардиналы, и какие-то мне незнакомые, очень высокопоставленные лица (о чём я судила по их одежде и по тому, как гордо и независимо они держались с остальными). Но после того, как покидали покои Папы, все эти люди уже не выглядели такими уверенными и независимыми, какими были до посещения приёмной... Ведь для Караффы, как я уже говорила, не имело значения, кем был стоящий перед ним человек, единственно важным для Папы была ЕГО ВОЛЯ. А всё остальное не имело значения. Поэтому, мне очень часто приходилось видеть весьма «потрёпанных» визитёров, суетливо старавшихся как можно быстрее покинуть «кусачие» Папские покои...
В один из таких же, совершенно одинаковых «сумрачных» дней, я вдруг решилась осуществить то, что уже давно не давало мне покоя – навестить наконец-то зловещий Папский подвал... Я знала, что это наверняка было «чревато последствиями», но ожидание опасности было во сто раз хуже, чем сама опасность.
И я решилась...
Спустившись вниз по узким каменным ступенькам и открыв тяжёлую, печально-знакомую дверь, я попала в длинный, сырой коридор, в котором пахло плесенью и смертью... Освещения не было, но продвигаться дальше большого труда не доставляло, так как я всегда неплохо ориентировалась в темноте. Множество маленьких, очень тяжёлых дверей грустно чередовались одна за другой, полностью теряясь в глубине мрачного коридора... Я помнила эти серые стены, помнила ужас и боль, сопровождавшие меня каждый раз, когда приходилось оттуда возвращаться... Но я приказала себе быть сильной и не думать о прошлом. Приказала просто идти.
Наконец-то жуткий коридор закончился... Хорошенько всмотревшись в темноту, в самом его конце я сразу же узнала узкую железную дверь, за которой так зверски погиб когда-то мой ни в чём не повинный муж... бедный мой Джироламо. И за которой обычно слышались жуткие человеческие стоны и крики... Но в тот день привычных звуков почему-то не было слышно. Более того – за всеми дверьми стояла странная мёртвая тишина... Я чуть было не подумала – наконец-то Караффа опомнился! Но тут же себя одёрнула – Папа был не из тех, кто успокаивался или вдруг становился добрее. Просто, в начале зверски измучив, чтобы узнать желаемое, позже он видимо начисто забывал о своих жертвах, оставляя их (как отработанный материал!) на «милость» мучивших их палачей...
Повесть Александра Солженицына «Раковый корпус» была написана в тяжелое время, когда строго следили за идеями и взглядами, которые отражались в творчестве. Писатель затронул идеологию, темы жизни и смерти, нравственные вопросы, но в 60-е годы 20 века нельзя было абсолютно свободно выражать свои мысли, поэтому повесть не была опубликована. Однако ее опубликовали на Западе на русском языке, а также переводили на иностранные языки. И это стало настоящим событием в литературе, за повесть писатель получил Нобелевскую премию.
События романа происходят в «раковом корпусе» - это отделение больницы в Ташкенте, где проходил лечение сам Солженицын. Перед читателями предстают разные герои, характеры которых четко выписаны до мелочей. Они все абсолютно разные, но объединяет их одно – им всем приходится бороться с болезнью. И смерти абсолютно не важно, кто ты, сколько у тебя денег и какое положение ты занимаешь в обществе. Ей не важно, каких ты придерживаешься взглядов и кому поклоняешься.
Пациенты могут уйти, чтобы умирать, кого-то выписывают с улучшениями, а кто-то проходит долгое лечение, не зная, каким будет исход. Они вступают в споры, рассуждая об идеологии. Это время, когда умер Сталин, и в обществе начали происходить изменения. Как жить тем, кто верил в вождя народов? Чему верить тем, кто начинает все с чистого листа? Герои романа проходят этап переосмысления жизни. Болезнь заставляет их задуматься о нравственности и вере. И тут тоже у каждого свой взгляд.
Помимо отношений между людьми писатель уделил внимание медицинской составляющей произведения. Здесь поднимаются морально-этические вопросы, способы лечения и поведение врачей, когда они заранее знают исход. Можно ли лечить человека обещаниями или лучше сразу сказать правду, не оставив надежды… Неоднозначные и сложные вопросы задает в этой повести писатель, заставляя читателей надолго задуматься.
На нашем сайте вы можете скачать книгу "Раковый корпус" Солженицын Александр Исаевич бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.
«Ра́ковый ко́рпус» - роман Александра Солженицына (сам автор определял его как «повесть»), написанный в 1963-1966 годах по воспоминаниям о лечении писателя в онкологическом отделении больницы в Ташкенте в 1954 году.
История создания
Роман первоначально был принят к публикации в журнале «Новый мир» при главном редакторе Александре Твардовском, и с автором был заключён договор. Первая часть романа официально обсуждалась в секции прозы Московского отделения Союза писателей СССР (1966).
Тем не менее в тот период «Раковый корпус» так и не был опубликован в СССР. Вершиной советского легального существования «Ракового корпуса» был набор нескольких первых глав для публикации в «Новом мире». В докладной записке заведующих отделами пропаганды и агитации и культуры ЦК КПСС В. Степакова и В. Шауро от 24 мая 1968 г. отмечалось, что «…редакция „Нового мира“, непосредственно его главный редактор А. Твардовский делали неоднократные попытки опубликовать в журнале повесть А. Солженицына „Раковый корпус“. В конце декабря по указанию главного редактора часть рукописи была уже направлена в набор…». По распоряжению властей печатание было остановлено, а набор был затем рассыпан.
В конце концов «Раковый корпус» стал расходиться в СССР в самиздате и вышел в переводах и на русском языке на Западе. Вместе с романом «В круге первом » стал большим мировым литературным событием и был одним из оснований для присуждения Солженицыну Нобелевской премии по литературе (1970).
В России впервые издан в журнале «Новый мир» в 1990 году (№ 6-8).
Сюжет
Действие романа в основном происходит в тринадцатом («раковом») корпусе грязной и переполненной больницы при клинике Ташкентского медицинского института (ТашМИ). Солженицын показывает споры, столкновения в вопросах идеологии, борьбу с болезнью, со смертью, внутренний мир обитателей палаты:
- Главного героя ленинградца Олега Костоглотова - фронтовика, бывшего зека, приговорённого к вечной ссылке в Казахстан.
- Руководителя отдела кадров Павла Русанова - адепта сталинской системы, доносчика.
- Школьника, сироту Дёмку, мечтающего получить высшее образование.
- Молодого учёного-геолога Вадима Зацырко, на пороге смерти работающего над методом определения наличия руд по радиоактивным водам.
- Библиотекаря сельхозтехникума Алексея Шулубина, бывшего научного деятеля разгромленной лысенковцами отечественной биологии.
- Строителя Ефрема Поддуева, на пороге смерти прочитавшего книгу Льва Толстого и задумавшегося о собственной нравственности.
Персонажи и прототипы
Некоторые персонажи повести имеют реальные прототипы:
- Людмила Афанасьевна Донцова («мама») - заведующая лучевым отделением Лидия Александровна Дунаева
- Вера Корнильевна Гангарт - лечащий доктор Ирина Емельяновна Мейке
- Кременцов - старик Кременцов, борода академика Павлова (глава 17)
- Елизавета Анатольевна (глава 34) - Елизавета Денисовна Воронянская
Оценки
Профессор Л. А. Дурнов, врач и учёный, академик РАМН, прочитавший повесть «с карандашом в руках не как обычный читатель, а как врач-онколог», отмечал, что «это не только художественное произведение, но и руководство для врача… Меня не оставляет чувство, что повесть написана дипломированным, знающим врачом. И потрясающая образность… …кажется, Александр Исаевич прожил в „Раковом корпусе“ за каждого своего героя, перенёс всё, что перенесли они, и каждому из них отдал, как врач, кусочек своей души».
На сцене
- Инсценировка. Театр Ганса Отто (Hans Otto Theater), Потсдам, ФРГ. 2012. Автор сценического варианта Джон фон Дюффель (John von Düffel). Режиссёр Тобиас Веллемайер (Tobias Wellemeyer). В роли Костоглотова Вольфганг Фоглер (Wolfgang Vogler), в роли Русанова Йон-Кааре Коппе (Jon-Kaare Koppe).
Лечение Александра Солженицына в онкологии в Ташкенте в 1954 году нашло свое отражение в романе «Раковый корпус».
Роман получил известность благодаря самиздату и зарубежным изданиям на русском языке и в переводах в западных издательствах.
Роман был одной из причин присуждения Солженицыну Нобелевской премии. «Новый мир» издал произведение только в 1990 г.
Сюжетная линия и главные герои произведения
Действие происходит в стенах 13-го онкологического корпуса городской больницы при Ташкентском медицинском институте.
Страшная судьба распоряжается судьбами главных героев, отправляя одних умирать, другие вроде бы с улучшением выписываются из больницы или переводятся в другие отделения.
Перед судьбой все равны, и школьник Демка, мальчик со взрослым взглядом, и Костоглотов герой-фронтовик бывший заключенный, и Павел Русанов - служащий, профессиональный кадровик и негласный доносчик.
Главное событие в книге — это противопоставление героев самого писателя, выведенного в произведении под именем Олега Костоглотова и бывшего доносчика Русанова, оба они на пороге смерти и оба борются за жизнь в то время, когда рушится казалось бы, несокрушимая сталинская машина.
Вадим Зацырко стоящий на пороге между жизнью и смертью и несмотря ни на что, работающий над научным трудом, итогом всей своей жизни, хотя месяц больничной койки уже не дают ему уверенности в том, что он может умереть героем, совершившим, подвиг.
Одинокий библиотекарь Алексей Шубин, презирающий собственную молчаливую жизнь, но тем не менее отстаивающий в споре с Костоглотовым социалистические идеи нравственности и другие, казалось бы, совершенно простые люди, задумывающиеся над своей жизнью и собственным нравственным поведением. Все они находятся в постоянном споре и ведут свою борьбу друг с другом и с болезнью, и с собственной нравственностью и душой.
Главное в книге
Повесть страшная, необычайно острая, герои балансируют буквально на грани будничной жизни и собственной безысходности. Неважно, когда и где происходит действие, важно то что творится в голове пациентов больницы, стоящих на пороге смерти, что происходит в душе, как мучается тело, и как со всем этим существовать. Автор делает упор на ощущениях героев, их страхов к состоянию обреченности, где еле теплиться надежда на чудо, на выздоровление. А что дальше, а затем все - точка, читатель сам додумывает конец судьбы героев.
Прочитав, эту книгу хочется ее уничтожить, чтобы только не навлечь на себя и своих близких те несчастья что довлеют в произведении, а, наверное, лучше ее совсем не касаться слишком страшная книга. Кроме, всех этих переживаний в книге существует и второе дно, произведение проводит резкое сопоставление обреченности онкологических больных с попавшими под следствие, жертв а. И вылеченная, казалось бы, болезнь и внезапно обретенная свобода могут обернуться неожиданной стороной к человеку и болезнь, и арест вместе со следствием могут вернуться обратно.
Кроме всего этого вроде бы безысходного, мучительного нравственного переживания в книге не забыта и тема любви, любви мужчины к женщине, врача к своей нелегкой работе к своим пациентам. Автора к своим героям, таким узнаваемым и таким необыкновенным. Повесть дает понять жизненный смысл, поднимает вопросы добра и зла, истины и лжи. Книга учит понятию ценности жизни, учит нести ответственность.